Агата Кристи - Том седьмой. Выпуск II Страница 11

Когда он входил в буфетную, то услышал, что дверь из столовой открылась. Появился Дэвид Ли, который проследовал через холл в гостиную.

Тресилиан вошел в буфетную и дал нагоняй Уолтеру. Уолтер вел себя непозволительно!

Тресилиан, устав от всех забот, сидел один в буфетной.

Он чувствовал себя угнетенным. Казалось бы, сочельник, а в доме такая напряженность… Нет, ему это определенно не по душе.

С трудом поднявшись, он прошел в гостиную, чтобы собрать пустые кофейные чашки. В комнате никого не было, кроме Лидии, которая стояла у дальнего окна наполовину прикрытая занавеской и смотрела в темноту.

Из соседней комнаты доносились звуки рояля.

Играл мистер Дэвид. Но с какой стати, удивился Тресилиан, мистер Дэвид играет похоронный марш? А именно это он играл. Нет, атмосфера в доме явно была накаленной.

Тресилиан медленно зашагал через холл к себе в буфетную.

Именно в эту минуту он услышал какой-то грохот наверху… — что-то разбилось, упало — какой-то треск и глухие удары.

«Господи Боже, что там хозяин затеял? — подумал Тресилиан. — Что происходит?»

И вдруг раздался вопль, жуткий, жалобный вопль, который перешел в хрип, потом бульканье — и все затихло.

Секунду Тресилиан стоял неподвижно, затем выбежал в холл и кинулся наверх. К нему присоединились и остальные. Крик был услышан во всех уголках дома.

Они взбежали по лестнице, завернули в коридор мимо ниши со скульптурами, которые своей белизной внушали суеверный страх, и остановились перед дверью, ведущей в покои мистера Ли. Там уже были мистер Фарр и миссис Дэвид. Хильда стояла, прислонившись спиной к стене, а он тщетно рвал ручку двери.

— Дверь заперта! — выкрикнул он. — Заперта изнутри!

Гарри Ли протиснулся вперед и, оттолкнув мистера Фарра, тоже попытался было открыть дверь.

— Отец! — крикнул он. — Отец, впустите нас!

Оп поднял руку, и все замолчали, прислушиваясь. Никакого ответа. Из комнаты не доносилось ни звука.

Прозвенел звонок, но никто не обратил на него внимания.

— Придется взломать дверь, — сказал Стивен Фарр. — Другого выхода нет.

— Это не так просто, — отозвался Гарри. — Двери-то в доме дубовые. Помоги, Альфред.

Они предприняли несколько неудачных попыток, прежде чем сообразили использовать скамейку в качестве тарана. Наконец дверь поддалась, сорвалась с петель и упала.

Сгрудившись, они смотрели на то, что было внутри.

Картина, представшая их взору, запечатлелась в памяти каждого из них навсегда.

Налицо были следы борьбы. Опрокинута мебель, пол усеян осколками китайских фарфоровых ваз. В середине ковра перед пылающим камином в луже крови лежал Симеон Ли… Повсюду кровь… Комната напоминала бойню.

Кто-то судорожно вздохнул, а потом двое один за другим произнесли, как ни странно, цитаты из Библии и «Макбета».

— «Жернова Господни мелют хоть и медленно…» — сказал Дэвид Ли.

А Лидия с дрожью в голосе прошептала:

— «Кто бы мог подумать, что в старике столько крови…»

4

Инспектор Сагден трижды придавил пуговку звонка, а потом, отчаявшись, застучал дверным молотком.

Дверь открыл перепуганный Уолтер.

— А, это вы! — сказал он. И на его лице проступило облегчение. — А я только что звонил в полицию.

— В чем дело? — резко спросил Сагден. — Что у вас тут происходит!

— Старый мистер Ли убит… — прошептал Уолтер.

Полицейский ворвался в дом и бросился вверх по лестнице. Когда он вбежал в комнату, никто, казалось, не заметил его появления. Он увидел Пилар, которая, нагнувшись, подбирала что-то с пола. А Дэвид Ли стоял, закрыв глаза рукой.

Остальные сбились в кучу. Альфред Ли один склонился над телом отца. Лицо его ничего не выражало.

— Запомните, ничего нельзя трогать, — поучал Джордж Ли, — ничего, пока не явится полиция. Это самое главное.

— Извините, — вмешался Сагден.

Он протолкался вперед, мягко отстраняя женщин.

Альфред Ли узнал его.

— А, это вы, инспектор. Быстро же вы сюда прибыли!

— Да, мистер Ли. — Старший инспектор полиции Сагден не собирался тратить время на объяснения. — Что случилось?

— Моего отца убили… — ответил Альфред. Голос у него сорвался.

Магдалина истерически зарыдала.

Инспектор Сагден поднял руку.

— Попрошу всех, кроме мистера Альфреда Ли и… мистера Джорджа Ли, выйти из комнаты, — решительно заявил он.

Они медленно и нехотя, словно стадо овец, двинулись к двери. Сагден вдруг остановил Пилар.

— Извините, мисс, — вежливо обратился он к ней, — но ничего нельзя ни трогать, ни выносить из помещения.

Пилар молча смотрела на него.

— Разумеется, нет, — вмешался Стивен Фарр. — Она это знает.

— Вы только что подняли с пола какой-то предмет, — тем же любезным тоном продолжал инспектор.

Глаза у Пилар расширились.

— Разве? — удивилась она.

Сагден был по-прежнему приветлив. Только голос его сделался тверже:

— Да. Я видел, как вы…

— О!

— Пожалуйста, отдайте мне то, что у вас в руке.

Пилар неохотно разжала пальцы. На ладони у нее лежали кусочек резинки и крохотный деревянный колышек. Сагден взял их и, положив в конверт, убрал в нагрудный карман.

— Спасибо, — сказал он и отвернулся.

На секунду в глазах Стивена Фарра мелькнуло удивление, а затем и уважение. Он только сейчас оценил старшего инспектора полиции.

Они медленно вышли из комнаты. И услышали, как за спиной уже официальным тоном Сагден произнес:

— А теперь, если вы не возражаете…

5

Нет ничего лучше, чем горящие в камине дрова, — сказал полковник Джонсон, подбрасывая в огонь еще одно полено и придвигая кресло поближе к огню. — Наливайте себе, — предложил он, указывая на стоявший около его гостя графин с вином.

Гость отрицательно помахал рукой и осторожно подвинул собственное кресло к пылающим поленьям, хотя и считал, что поджаривание пяток (кажется, так пытали в средние века) ничуть не спасет его от сквозняка, который холодил плечи и спину.

Полковник Джонсон, начальник полиции Миддлшира, мог полагать, что нет ничего приятнее горящего камина, но Эркюль Пуаро предпочитал центральное отопление.

— Замечательно у вас получилось с этим делом Картрайта, — восхищенно заметил хозяин. — Удивительный он человек! Какое обаяние! Когда он впервые явился сюда с вами, мы все тотчас принялись плясать под его дудку.

И покачал головой.

— Знаете, у нас никогда не было ничего подобного! — сказал он. — К счастью, отравление никотином — вещь весьма редкая.

— Было время, когда вы считали, что в Англии вообще не бывает отравлений, — заметил Эркюль Пуаро. — Что это дело рук иностранцев! Англичанин, мол, не может поступить так непорядочно!

— Теперь мы вряд ли в состоянии это утверждать, — согласился начальник полиции. — У нас много случаев отравления мышьяком, быть может, даже больше, чем мы подозреваем.

— Вполне вероятно.

— Трудные эти дела с отравлением, — вздохнул Джонсон. Показания экспертов противоречивы, врачи обычно боятся сказать лишнее. Нелегко собрать и достаточное количество улик, чтобы убедить присяжных. Нет, если уж случается убийство (избави, Господи!), пусть лучше будет исключена двусмысленность в отношении орудия преступления.

— Пулевое ранение, перерезанная глотка или пробитый череп? — понимающе кивнул Пуаро. — Вы это предпочитаете?

— Я ничего не предпочитаю, друг мой! Не надо думать, что мне по душе убийство! Надеюсь, их больше не будет. Во всяком случае, пока вы здесь, нам нечего бояться.

— Моя репутация… — скромно начал Пуаро.

Но Джонсон не дал ему договорить.

— Сейчас Рождество, — сказал он. — В стране царит атмосфера мира и доброжелательства. Все настроены по-праздничному.

Эркюль Пуаро откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел на полковника.

— Значит, вы считаете, что преступлений на Рождество не совершается? — промурлыкал он.

— Именно.

— Почему?

— Почему? — Джонсон даже несколько опешил. — Да потому, что, как я только что сказал, люди настроены миролюбиво.

— До чего же вы, англичане, сентиментальны! — пробормотал Пуаро.

— Ну и что? — загорячился Джонсон. — Что, если нам по душе старые традиции и праздники? Что в этом дурного?

— Ничего. Все это прекрасно. Но давайте на минуту обратимся к фактам. Вы сказали, что на Рождество царят мир и доброжелательность. А это значит, что будут много есть и пить, не так ли? Будут переедать! А когда переедают, случается несварение желудка! Отсюда возникает и раздражительность!

— Раздражительность не лежит в основе преступлений, — возразил полковник Джонсон.