Джон Карр - Тот, кто шепчет Страница 11

Она остановила поток его слов, проговорив с глубочайшей серьезностью:

– Прошу вас! Не издевайтесь надо мной!

Стряхнув его руку со своей, она бросилась к двери. Фредерик, ледяной взгляд которого был прикован к углу потолка, медленно посторонился, давая ей дорогу; весь вид метрдотеля говорил о том, что он мог бы и вызвать полицию. Майлс поспешил за Барбарой:

– Послушайте! Постойте! Я не обвинял вас! Я…

Но она уже бежала по устланному мягким ковром холлу к потайной лестнице, по которой можно было попасть на Грин-стрит.

Майлс растерянно огляделся. Напротив светилась надпись: «Гардероб для джентльменов». Он схватил свой плащ, нахлобучил на голову шляпу и вернулся к красноречиво взиравшему на него Фредерику.

– За обед «Клуба убийств» платит кто-то один? Или каждый расплачивается за себя?

– По правилам клуба, сэр, каждый его член платит за себя сам. Но сегодня…

– Понимаю, понимаю! – Майлс вложил в руку Фредерика несколько банкнотов, испытывая приятное возбуждение от мысли, что теперь может позволить себе подобный широкий жест. – Это должно покрыть все расходы. Передайте от меня глубокий поклон профессору Риго и скажите, что я позвоню ему завтра утром и принесу свои извинения. Не знаю, где он остановился в Лондоне, – Майлс решительно отмел это вставшее на его пути препятствие, – но я выясню. Э-э-э… я дал вам достаточно денег?

– Более чем достаточно денег, сэр. Однако…

– Извините. Признаю свою вину. Доброй ночи!

Он не решался бежать, зная, что недавняя болезнь может в любую минуту навалиться на него и вызвать головокружение. Но двигался он быстро. Спустившись по лестнице и выйдя на улицу, он едва различил в темноте платье Барбары, белеющее под меховой накидкой. Барбара шла к Фрис-стрит. Он побежал следом.

От Фрис-стрит к Шафтсбери-авеню направлялось такси, и шум мотора был отчетливо слышен в той особенной, глухой тишине, которая теперь была присуща ночному Лондону. Майлс без большой надежды на успех громко воззвал к шоферу, и, к его удивлению, такси нерешительно подкатило к краю тротуара. Левой рукой сжав запястье Барбары, Майлс правой рукой открыл дверцу машины, стремясь определить возможного конкурента, если тот, как призрак, внезапно появится из шелестящего дождем мрака и заявит свои права на такси.

– По правде говоря, – сказал он Барбаре с такой теплотой и искренностью в голосе, что ее рука расслабилась, – у вас нет причин убегать подобным образом. Позвольте мне, по крайней мере, подвезти вас домой. Где вы живете?

– Сент-Джон-Вуд. Но…

– Это мне не с руки, хозяин, – твердо заявил шофер, в голосе которого слышались и вызов, и усталость. – Я еду к вокзалу Виктория, и у меня едва хватит бензина, чтобы добраться домой.

– Ладно. Подбросьте нас до станции метро «Пикадилли-Серкус».

Дверца машины со стуком захлопнулась. На мокром асфальте остались следы шин. Забившись в дальний угол машины, Барбара тихо спросила:

– Вы готовы убить меня, не правда ли?

– Моя милая девочка, в последний раз говорю вам: «Нет!» Напротив. Жизнь стала такой тоскливой, что радует любая мелочь.

– Господи, о чем вы?

– Член Верховного суда, парламентский деятель и ряд других высокопоставленных лиц организовали некое мероприятие, а кто-то, действуя с умом и сноровкой, сорвал его. Разве ваше сердце не возрадовалось бы, если бы вы услышали – чему, к сожалению, не бывать, – что такой-то Важной Персоне не удалось зарезервировать себе где-нибудь место или что ее заставили встать в самый конец какой-нибудь очереди?

Девушка посмотрела на него.

– Вы в самом деле славный, – серьезно сказала она. Ее слова вывели Майлса из равновесия.

– Человек испытывает подобные чувства не потому, что он, как вы говорите, «славный», – с горячностью возразил Майлс. – Они присущи человеку изначально.

– Но бедный профессор Риго…

– Да, это немного жестоко по отношению к Риго. Мы должны каким-то образом поправить дело. Но все равно… Не знаю, почему вы так поступили, мисс Морелл, но я очень рад, что вы это сделали. За исключением двух моментов.

– Каких моментов?

– Во-первых, я полагаю, что вы должны были во всем признаться доктору Феллу. Он благородный человек и с пониманием отнесся бы к любым вашим доводам. А сколько удовольствия доставил бы ему рассказ о том, как человека убили на крыше башни, где он находился в полном одиночестве! В том случае, разумеется, – добавил Майлс, который совершенно запутался в странных и непонятных событиях этого вечера, – если все это в самом деле произошло, а не является фантазией или розыгрышем. Если бы вы все рассказали доктору Феллу…

– Но я даже не знакома с доктором Феллом! Я и здесь солгала!

– Это не имеет значения.

– Это имеет значение, – сказала Барбара и прижала ладони к глазам. – Я никогда не встречалась ни с одним членом клуба. Но, видите ли, у меня была возможность узнать имена и адреса каждого из них, и мне также стало известно, что профессор Риго будет рассказывать о деле Брука. Я позвонила всем, кроме доктора Фелла, назвавшись его личной секретаршей, и сообщила, что обед отменяется. Затем я позвонила доктору Феллу и сделала то же самое якобы по просьбе президента клуба. И молила Бога, чтобы их обоих сегодня вечером не оказалось дома, если кому-то вздумается проверить эту информацию. – Она помолчала, пристально глядя на стеклянную перегородку, отделявшую сиденье водителя, и медленно проговорила: – Я сделала это не ради шутки.

– Да. Я догадался.

– Правда?! – вскрикнула Барбара. – Правда?!

Машину тряхнуло. Пару раз через заляпанные дождем окна на заднее сиденье скользнул резкий, непривычно яркий свет фар идущей сзади машины. Барбара повернулась к Майлсу. Она уперлась рукой в стеклянную перегородку. Помимо страха, чувства вины, замешательства и – да! – несомненной симпатии к нему, на ее лице так же ясно отражалось и желание сообщить Майлсу что-то еще. Но она этого не сделала. Она просто спросила:

– А второй момент?

– Второй момент?

– Вы сказали, что сожалеете об этой… этой глупости, которую я совершила сегодня вечером, из-за двух моментов. Назовите второй.

– Хорошо! – Он пытался говорить легким, небрежным тоном. – Черт возьми, меня действительно весьма заинтересовало это убийство на крыше башни. И поскольку профессор Риго, вероятно, не захочет больше разговаривать ни с вами, ни со мною…

– Вы можете никогда не услышать конца этой истории. Не так ли?

– Да. Именно так.

– Понимаю. – Она ненадолго замолчала, барабаня пальцами по сумочке, причем ее губы как-то странно кривились, а глаза блестели, словно в них стояли слезы. – Где вы остановились?

– В «Беркли». Но я собираюсь завтра вернуться в Нью-Форест. Моя сестра приехала сюда на один день вместе со своим женихом, и мы вернемся домой вместе. – Майлс замолчал. – Почему вы спросили меня об этом?

– Может быть, мне удастся вам помочь. – Открыв сумочку, она достала свернутую рукопись и протянула Майлсу. – Это рассказ профессора Риго о деле Брука, написанный им специально для архива «Клуба убийств». Я… я украла его со стола в ресторане Белтринга, когда вы отправились на поиски профессора. Я собиралась, прочтя эту рукопись, послать вам ее по почте; но мне уже известна та единственная деталь, которая меня по-настоящему интересовала.

Она настойчиво совала рукопись в руки Майлсу.

– Не понимаю, какая от меня теперь польза! – закричала она. – Не понимаю, какая от меня теперь польза!

Заскрежетали тормоза, и такси, скрипнув шинами о край тротуара, остановилось. Впереди, в начале Шафтсбери-авеню, с которой доносился глухой гул голосов и шаги запоздалых прохожих, виднелись неясные очертания станции метро «Пикадилли-Серкус». В одно мгновение Барбара выскочила из машины и очутилась на тротуаре.

– Не вылезайте! – настаивала она, пятясь от такси. – Я сяду здесь на метро и доберусь прямо до дома. А вас довезет такси. Отель «Беркли»! – крикнула она шоферу.

Дверца захлопнулась как раз в тот момент, когда три разные группы американских солдат – всего восемь человек – одновременно устремились к машине. Когда такси отъезжало, перед Майлсом мелькнуло лицо Барбары, весело, напряженно и робко улыбавшейся ему в толпе.

Майлс откинулся назад, сжимая рукопись профессора Риго и чуть ли не ощущая, как она жжет ему руку.

Старик Риго наверняка был в бешенстве. Он, должно быть, следуя своей безумной галльской логике, задавался вопросом, почему именно с ним сыграли подобную шутку. И в этом не было ничего смешного, это было справедливо и разумно, ведь и сам Майлс до сих пор не имел представления, чем вызван поступок Барбары Морелл. Он мог быть уверен только в том, что у нее имелась веская причина поступить именно так и что она действовала искренне, со страстной убежденностью.

Что же касается ее слов о Фей Ситон… «Вы представляете себе, каково это – быть влюбленным в нее?»