Эдмунд Криспин - Шагающий магазин игрушек Страница 11

Кадогэн буквально подпрыгнул, а у Фэна расширились глаза. Видно в это утро наследники так и сыпались с неба.

— Очень большую сумму, — невнятно продолжал Шерман. — И что я сделал? А? Я пошел к директору и сказал: «Спавин, — сказал я, — ты властолюбивый дурак и горький пьяница, и я не хочу больше работать на тебя. Теперь я джентльмен с независимым положением и хочу очистить свои вены от засорившего их мела!» — Шерман довольно ухмыльнулся.

— Поздравляю, — сказал Фэн с опасным добродушием. — Поздравляю!

— Это еще не все! — произношение мистера Шермана ухудшалось с угрожающей быстротой. Он сказал «вше». — Я не один такой щщасливщик! О, нет! Есть и другие! — Он широко развел руками. — Много-много других. И вше-вше богатые, как Крезы. А одна из них, красивая девушка с лазурными глазами. Моя любовь, похожа на голубую розу, — запел он вдруг надтреснутым голосом. — Ззнаете, я попрошу ее выйти жа меня жамуж, хотя она всего-навсего продавщица. И дочка продавщицы. — Он с серьезным видом повернулся к Кадогэну. — Вы должны познакомиться с ней!

— С большим удовольствием.

— И правильно, — одобрительно сказал Шерман и опять затрубил в платок.

— Выпейте со мной, старина, — сказал Фэн, принимая эстафету дружбы на почве возлияния, и хлопнул Шермана по плечу.

— Я пплачу, — сказал тот и икнул.

Они опять выпили.

— Ах. — сказал Фэн, глубоко вздохнув. — Вы счастливчик, мистер Шерман. Как бы я хотел, чтобы у меня умер родственник и оставил мне кучу денег!

Но Шерман погрозил ему пальцем.

— Не ппробуйте выпытать у меня, я ничего не скажу. Поняли? Я держу рот закрытым. — Для иллюстрации он плотно закрыл рот, но тут же открыл снова, чтобы влить в него еще порцию виски. — Я поражен, — добавил он плаксиво, — после всего, что я жделал для вас. Пытаться выспрашивать меня! — лицо Шермана вдруг изменилось, голос ослабел и он схватился за живот. — Иззвините меня, господа, — сказал он, — я щщас вернусь! — Он встал, постоял немного, качаясь, как рожь на ветру, и засеменил неверной походкой по направлению к уборной.

— Мы из него много не вытянем, — мрачно сказал Фэн. — Когда человек не хочет рассказывать что-то, опьянение делает его более упрямым и подозрительным. Однако вся эта история — странное совпадение.

— «Сове и в перьях холодно», — процитировал Кадогэн, глядя вслед тощей закутанной фигурке.

— Да, — сказал Фэн, — как старик… О, моя шерстка! О, мои усики!

— Господи, что еще случилось? — с тревогой спросил Кадогэн.

Фэн вскочил со стула.

— Удержи Шермана здесь, — сказал он выразительно, — пока я не вернусь. Обрабатывай его при помощи виски. Говори с ним о Джейн Остин. Только не дай ему уйти.

— Но, послушай, я же собирался пойти в полицию…

— Не будь трусом. Ричард! Это же ключ! Нить! Я не имею ни малейшего представления, куда это приведет, но, клянусь, это ключ. Не уходи. Я недолго!

И Фэн вышел из бара.

Мистер Шерман вернулся на свое место более трезвым и осторожным, чем раньше.

— Ваш друг ушел? — спросил он.

— Ненадолго.

— А-а, — Шерман со смаком потянулся. — Восхитительная свобода! Вы не можете представить, что такое быть школьным учителем. Я видел сильных людей, которые не выдерживали. Это вечная война. Вы можете, если вам повезет, обуздывать мальчишек лет тридцать, но в конце концов они вас доконают!

— Это звучит страшно.

— Так оно и есть, страшно. Вы стареете, а они всегда в том же возрасте. Как император и толпа на Форуме.

Они заговорили о Джейн Остин. Тема для Кадогэна была трудноватой из-за слабого знакомства с автором. Однако Шерман восполнил этот пробел — у него хватало и знания предмета, и энтузиазма. Кадогэн чувствовал все увеличивающуюся неприязнь к этому человеку, к его мутным маленьким глазкам, торчащим вперед верхним зубам, к его взглядам на педагогику. Неоспоримо, мистер Шерман являл собой отталкивающий пример огромной жадности, внезапно получившей удовлетворение.

Он больше не упоминал ни о своем наследстве, ни о «других», которые разделили его с ним. Шерман разглагольствовал о литературе. Кадогэн вставлял односложные реплики, а сам раздумывал с некоторым нетерпением о нелепом поведении Фэна. Время приближалось к ланчу, и бар начал наполняться студентами, актерами и приезжими, остановившимися в гостинице. Гул голосов делался все громче, и лучи солнца, вливающиеся в готические окна, разрезали легкий туман табачного дыма на бледно-голубые треугольники.

— А теперь взглянем на персонажи Уилки Коллинза, — продолжал Шерман.

С неохотой Кадогэн сосредоточился на них.

Без пяти двенадцать на улице раздался громкий рев, сопровождаемый шумом, напоминающим грохот упавшей на каменный пол полки с кастрюлями. Через минуту в бар, под звуки прогремевшего взрыва влетел Фэн. Он буквально источал вокруг себя энергию. В руках он держал книгу в яркой обложке и с нежностью на нее глядел. Минуя бар, он направился вглубь отеля, к конторке портье. Ридди, портье, разодетый в голубое с золотом, приветствовал его с некоторой опаской. Фэн вошел в одну из телефонных будок. Оттуда он позвонил в Соммерсет-Хаус.

— Хэлло, Ивэнс, — сказал он, — говорит Фэн! Да, очень хорошо, спасибо, приятель. А как ты? Не можешь ли ты посмотреть кое-что для меня? — невнятное кряканье. — Я не слышу ни слова… Я хочу знать подробно о завещании мисс Снейс с Уор-Хштл, Оксфорд, которая умерла шесть месяцев тому назад. Оно не было утверждено до недавних пор… Что? Ладно, позвони мне сюда. Хорошо… Да… в «Жезл и Скипетр». Да. Порядок. Пока! «Моя душа рассыпается в прах», — запел он, дергая за рычаг телефона. Сунув в щель еще два пенни, он набрал местный номер.

В кабинете начальника оксфордской полиции зазвенел телефон.

— Да! О, господи, это опять ты! Опять насчет этого Кадогэна?

— Нет, — спокойно сказал Фэн. — Как раз нет. Хотя, должен тебе заметить, от тебя не много пользы.

— Ничего не выйдет. Продавец раздул скандал вокруг этого дела. Ты лучше не лезь. Ты ведь знаешь, что получается, когда ты во что-нибудь вмешиваешься!

— Сейчас не об этом речь. Имеешь ли ты представление о мисс Снейс, которая жила рядом с тобой?

— Снейс? Снейс?.. О да, знаю. Занятная старуха.

— Занятная? Чем?

— Она безумно боялась, что ее убьют из-за денег. Жила, как в осажденном замке, с огромной сворой свирепых английских догов, которые везде бродили. Недавно умерла. А что?

— Ты когда-нибудь встречался с ней?

— О, раз или два. Знал ее очень мало. А что?..

— Чем она интересовалась?

— Интересовалась? Образованием, кажется. Ах, да, она вечно писала глупые книжки о спиритизме. Не знаю, печатала ли она их. Надеюсь, нет. Но она страшно боялась смерти — особенно боялась, что ее убьют. Я думаю, ее утешала мысль о загробной жизни. О себе могу сказать, если мне придется вернуться на землю после смерти для того, чтобы передавать по буквам идиотские послания посредством вертящихся столов, я предпочитаю не знать об этом заранее… На самом деле она была очень милая и добрая старушка. Но, как я уже говорил, боялась быть убитой. Единственный, кому она доверяла полностью, был какой-то стряпчий…

— Россетер?

— Пожалуй, да. Так его зовут. Но, послушай, зачем…

— Полагаю, не было никаких сомнений, что она погибла от несчастного случая?

— Боже мой, нет, конечно. Попала под автобус. Прямо пошла под него. Около нее никого не было. Можешь поверить, что, зная все обстоятельства и то, что она богата, мы расследовали дело очень тщательно.

— Она много путешествовала?

— Нет. И это тоже одна из ее странностей. Всю жизнь проторчала в Оксфорде. Да, кстати, Джервас, насчет «Меры за меру»…

Фэн повесил трубку. В данный момент у него не было намерения обсуждать эту пьесу. Пока он обдумывал то, что узнал, в будке зазвонил телефон, и он снял трубку.

— Да, говорит Фэн. Ах, это ты, Ивэнс! Быстро.

— Очень легко нашел, — сказал невидимый сотрудник Соммерсет-Хаус. — Элизабет Энн Снейс. Уор-Хилл, Оксфорд. Завещание датировано 13 августа 1937 года. Засвидетельствовано Р. А. Старки и Джейн Ли. Состояние 927643 фунта стерлингов! Ничего себе кусочек! Несколько мелких сумм завещано в дар прислуге, вероятно. Но весь капитал переходит племяннице Эмили Тарди с целой массой дурацких предписаний насчет публикаций для нее, но только в английских газетах, и запрещения сообщаться с ней непосредственно, и еще бог знает какой галиматьей. Да, еще ограничение срока для предъявления требования о наследстве до шести месяцев после смерти этой Снейс. Похоже, что она сделала все, что могла, чтобы не дать несчастной Тарди ухватить денежки.

— А что случится, если она не предъявит вовремя свои права на наследство?

— Подожди секундочку, это на другой стороне. Ах, вот. В таком случае все переходит мистеру Аарону Россетеру, проживающему в Оксфорде, улица Корнмаркет, 193-А. Счастливый, черт!