Франк Хеллер - Входят трое убийц Страница 11

Они дошли до окраины города. Показались первые кафе и лавки. Глаза Артура Ванлоо сверкали в ночном свете почти демоническим блеском.

— Если хочешь покорить будущее, надо вести за собой молодежь! — ответил он. — Как сказано: «Пустите детей приходить ко Мне»![21]

— Эти слова произнесли двое. Второго звали Молох.[22]

Молодой человек с орлиным носом на мгновение взглянул на Люченса с трудно определимым выражением. После чего, не простившись, повернулся на каблуках, открыл дверь маленького кафе и вошел. В освещенное окно скандинавы увидели, как он подошел к стойке и сам положил себе что-то на тарелку. Что? Пирожное. Нет, два, даже три пирожных, все одного сорта. И с этими пирожными Артур пропал из их поля зрения, устроившись где-то в углу.

Члены первого скандинавского детективного клуба уставились друг на друга в изумлении, которое не могли, да и не пытались, скрыть.

— Пирожные! — произнес Трепка. — Ему что, мало того, чем его накормили дома?

— Пирожные! — сказал Кристиан Эбб. — Уж не для того ли, чтобы помешать трем другим лакомиться пирожными, бабушка удержала их дома?

— А не пора ли и нам идти по домам? — спросил доцент.

В конце концов это предложение было принято, несмотря на протесты Эбба. В следующий раз имя Артура Ванлоо всплыло в их памяти в совершенно иных обстоятельствах.

Едва пробило девять утра, Женевьева постучала в спальню поэта и сообщила, что на вилле, где он накануне побывал в гостях, произошло большое несчастье. Ночью неожиданно скончался мистер Артур Ванлоо.

Глава четвертая

Второе заседание детективного клуба

1

— Что вы сказали, Женевьева? — воскликнул взлохмаченный Эбб, садясь на постели. — Артур Ванлоо умер? Откуда вы это знаете? И как это случилось?

Женевьева ответила на вопросы Эбба на таком ошеломляющем норвежском диалекте, что поэт вначале почти ничего не понял. Но наконец содержание ее рассказа до него дошло, и уже через несколько секунд он стоял в ванной комнате под душем.

Осеняемый шелестом пальм, рынок Ментоны находится у берега Средиземного моря на границе новой и старой части города. Здесь спозаранку собирается та часть населения, которая торгует мясом, рыбой, фруктами и другими съестными товарами, и сюда же постепенно стекаются отцы и матери семейств, которые делают закупки, долго и энергично торгуясь. Именно там у одного из торговых прилавков встретила Женевьева ту, от которой и узнала потрясающую новость, что называется, из первых рук, — это была помощница повара с виллы Лонгвуд. Женщина была слишком потрясена случившимся, чтобы связно о нем рассказать, но в итоге подробности выглядели так: господин Артур Ванлоо имел обыкновение рано вставать, был matinal. Если он не просыпался сам, слуге приказано было будить его в семь часов. Когда в это утро Кристоф постучал в дверь спальни, ему не ответили. Он открыл дверь, но вначале ничего не заподозрил. Только когда он раздвинул занавеси и открыл ставни, а его хозяин по-прежнему не подавал никаких признаков жизни, Кристоф удивился. Он подошел поближе к кровати и, разглядев лежащего на ней хозяина, мигом помчался на кухню. Дворецкий вначале посчитал рассказ Кристофа плодом больного воображения, но все-таки согласился подняться наверх в комнату Артура. Тут-то все и обнаружилось…

Стоя под ледяной струей душа, Эбб глядел в окно на пальму, ветви которой покачивал утренний ветерок.

Двадцать четыре часа тому назад Артур Ванлоо расклеивал на променаде Ментоны кроваво-красные плакаты, считая, что прокладывает дорогу к светлому будущему. Двенадцать часов спустя он обменивался резкими словами со своими двумя братьями и насмехался над мыслью о том, что в мировом порядке существует законотворящая сила. Земля совершила полоборота вокруг математической абстракции, которую зовут земной осью, молчаливые звезды проделали определенный им судьбой путь по небесному своду, и рассвет окрасил опалово-голубым цветом зубцы гор со стороны Италии, а когда солнце поднялось над этими зубцами, от Артура Ванлоо осталось только имя, тень, легенда… Не стало его планов улучшить этот вращающийся мир, не стало его ссор с братьями, бремя и жар жизни навсегда сменились прохладой смертного покоя, «der Tod, das ist die kühle Nacht…».

Кристиан Эбб завернул кран душа, наспех оделся, набросал два коротких письма Трепке и Люченсу и приказал Женевьеве вручить их адресатам в собственные руки. Потом взял с вешалки в передней пальто и шляпу и торопливо зашагал по улице. Полчаса спустя он стоял у ворот виллы Лонгвуд.

У ворот не было привратницкой, и охраняли их только две решетчатые металлические створки в стиле ампир, но как и накануне вечером, когда Кристиан вместе с Артуром Ванлоо и своими коллегами покинул виллу, они были распахнуты. Эбб медленно пошел к дому по подъездной дороге. Бесчисленные цветы парка блистали своим роскошным весенним убранством. Пройдя еще несколько шагов, Эбб заметил человека, который беспокойно бродил взад и вперед по боковой аллее, время от времени украдкой поглядывая в сторону виллы. Это был Мартин Ванлоо. Он явно обрадовался Эббу.

— Хелло, Эбб! Чертовски мило с вашей стороны, что вы заглянули к нам… Вы уже, конечно, слышали о печальной новости? Ну да, конечно, в общем-то, печальной, хотя…

— Хотя что?

— Я хочу сказать, что всем нам суждена эта участь. Мы с Артуром были несхожи, как огонь и вода, но это еще не значит, что мы желали друг другу смерти. Но такова жизнь.

И мы увидим, глубока ль могилаИ что нас ждет: кромешный мрак иль свет?

— Простите, Ванлоо, если я касаюсь болезненной темы, но как это произошло? Когда мы расстались вчера вечером в половине одиннадцатого, ваш брат был так же здоров, как и все мы, а семь-восемь часов спустя…

— Он умер! Именно! Странно, очень странно и почему-то внезапно, хотя…

— Хотя всем нам суждена подобная участь. Я это знаю и все же должен признаться: мне кажется, вы слишком легко относитесь к случившемуся, а ведь он все-таки был вашим братом…

Мартин снова бросил взгляд на стоящую на пригорке виллу и сделал глубокий вдох, как человек, собравшийся нырнуть в очень холодную и глубокую воду.

— Послушайте, Эбб, вы — поэт! Вам известна человеческая натура! Чего ради я стану лицемерить перед вами? Разговоры о том, что, мол, de mortuis aut bene aut nihil,[23] и прочее в этом духе — вздор! Вы знаете не хуже меня, что это рудименты времен анимизма. Люди боялись, как бы мертвые не услышали, что о них говорят дурно, и не вздумали являться в виде призраков! Вы заметили, что есть еще одна категория людей, о которых люди боятся отзываться дурно, — это зубные врачи! Приходилось ли вам встречать человека, который утверждал бы, что его стоматолог — не самый лучший в мире? Люди боятся того, что может случиться, когда они в следующий раз окажутся в кресле дантиста. Но я хотел сказать о другом. Конечно, жаль, что Артур — гм — так рано умер. Но когда я подумаю, что, если бы не это, он сейчас продолжал бы разгуливать с банкой клея и рулоном плакатов под мышкой, я не в состоянии воспринять его — гм — кончину как такую уж тяжелую утрату, что мне, конечно, следовало бы! De mortuis, зубные врачи! Когда я в следующий раз увижу нашего друга Люченса, обращу его внимание на эту параллель. Чем не тема для его научной работы? Хелло, это Granny и доктор…

При последних словах он понизил голос. Может, обычных докторов он тоже причислял к тем существам, о которых не стоит злословить? На лестнице дома показались двое. Узкие плечи старой дамы были покрыты кружевной шалью, над головой она держала солнечный зонтик. Ее сопровождал плотный черноволосый мужчина с окладистой бородой ассирийца. Это был самый известный в городе врач, так сказать, врач официальный, доктор Максанс Дюрок. Доктор говорил, она слушала. Казалось, он убеждал ее в чем-то, с чем она не могла согласиться. Вот они приблизились к боковой аллее, где стояли Эбб и Мартин. Старуха подняла голову и увидела их.

— Доброе утро, месье Эбб, — поздоровалась она с поэтом. — Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли к нам. Я понимаю, вы уже слышали о нашей большой утрате… Кто мог предположить что-либо подобное, когда мы расстались вчера вечером?

— В самом деле, кто? — пробормотал Эбб. Ему по-прежнему не было известно, как умер Артур Ванлоо. Мартин был слишком занят собственными рассуждениями, чтобы выказать интерес к этой стороне дела.

— Вы знакомы с доктором Дюроком? — спросила старая дама. — Он как раз только что осмотрел моего бедного внука. Знаете, что говорит доктор? Он считает, что придется делать вскрытие.

— Вскрытие? — воскликнул Эбб, чувствуя холодок, пробежавший по спине. — Возможно ли? Я хочу сказать, разве это необходимо? Разве причина смерти не ясна?