Энтони Гилберт - Профессиональное убийство. Не входи в эту дверь! (сборник) Страница 12

Паркинсон отвернулся и сгорбился, прижавшись к каминной полке, плечи его касались гравированного оленя и молодых женщин в ночных сорочках, резвящихся среди завитков. Братья Адамс создали все это для лучших людей, чем те, которые сейчас не обращали внимания на их труды.

Глава седьмая

Добрые пожелания этому трупу.

Куолити-стрит

Помимо прочих трудов Паркинсон всеми силами старался положить конец настойчивым слухам, будто Рубинштейн устроил собственное исчезновение, желая избежать ответственности за мошенничество в связи с горной компанией, где был директором и крупным держателем акций. Подтверждений этому не существовало, и Паркинсон ломал голову, как опровергнуть надуманные обвинения, пока не произошел случай, заткнувший рты всем охваченным паникой болтунам. На скалы неподалеку от Черного Джека волной выбросило ботинок, и его доставили в полицию, поскольку он, возможно, был как-то связан с загадкой Рубинштейна. Ботинок пропитался водой, потерял форму, но все-таки было хорошо видно, что он маленький, искусно стачанный вручную и явно был по ноге тому, кто его некогда носил. Внутри была отпечатана фамилия изготовителя – Расселл. И тот признал в ботинке один из пары, изготовленной несколько месяцев назад для Рубинштейна.

– Думаю, теперь стало все ясно, – произнес, облегченно вздохнув, Паркинсон. Я тоже испытывал облегчение, такое сильное, что говорить о нем было неловко. – Эти болтуны никак не смогут утверждать, будто ботинок сошел с обрыва сам по себе. Надеюсь, теперь смолкнет брань в адрес бедняги, продолжавшаяся в течение двух недель. И Лал вскоре уедет. Она покончила с ролью безутешной вдовы, и пребывание убийцей по небрежности оказалось не таким уж развлекательным; поэтому теперь она femme fatal [2] , женщина, перед которой не могут устоять мужчины. Что ж, пусть играет эту роль в Испании. Там она подойдет ей больше.

Говорил он с неоправданной грубостью, и я внезапно увидел еще один аспект данного дела. Лал была как раз из тех женщин, изображающих жену Потифара. Я согласился с Паркинсоном, что чем скорее он избавится от нее, тем лучше.

Однако Филпоттс продолжал колебаться до шестнадцатого дня со времени находки машины. Тогда мы получили то, что представлялось последним звеном в цепи доказательств. Полицейские явились к Паркинсону примерно в сто сороковой раз и сообщили, что в миле от Черного Джека на берег выброшен труп. Он сильно изуродован, но его сложение соответствует комплекции исчезнувшего человека. Действие приливов и отливов в то штормовое время и бесконечное биение тела о камни придали ему такой ужасный вид, какой я только видел на поле боя. Все решили, что показывать его Лал нельзя. Обычные методы опознания применять было невозможно. Исследовать зубы, хотя эксперт сказал, что у покойного, очевидно, были вставные, мы не могли, они исчезли изо рта. Собственно, и большая часть рта отсутствовала. Лицо представляло собой жуткое зрелище, расплывшиеся черты были распухшими, гнилыми. В настоящее время, увы, нельзя идентифицировать лицо по черепу, хотя со временем, надеюсь, такой метод появится. А обычные родинки, по которым можно безошибочно опознать человека, были так повреждены долгим пребыванием в бурном море, что просто не существовали. Одной ступни не было, ее оторвало воздействием воды, череп был проломлен, как определил полицейский врач, после смерти. Причиной этого вполне могли стать камни. Или труп прибило к бакену.

– Насколько нам известно, это может быть кто угодно, – произнес Паркинсон. – Правда, уцелевшая ступня примерно того же размера, что у Рубинштейна, но таким образом человека не опознать.

Вода сорвала с утопленника одежду, вероятность, что ее выбросит на берег, была ничтожной, и, основываясь на этой совершенно неудовлетворительной физической улике, местный коронер, Уолпол, совещался с семерыми присяжными, стараясь установить личность покойного и причину его смерти. О том, что век чудес миновал, говорят много, но чего, кроме чуда, ждал этот коронер от своих семи местных присяжных, не представляю.

Ту ночь я проводил в Кингс-Бенион, не столько потому, что был лично озабочен смертью Рубинштейна – полицейские даже не допрашивали меня, – сколько по просьбе Лал.

– Я не могла пойти, – прошептала она, – да и Руперт говорит, что это было бы дурно. Но ты знаешь, чего ждать от людей. Для них все найденные утопленники одинаковы. И бедный Руперт очень устал. Ему хотелось бы, чтобы там кто-нибудь находился.

Паркинсон должен был приехать утром, а вечером часов в шесть накануне коронерского расследования я получил телеграмму от Брайди. Он сообщил, что тоже хочет присутствовать и приедет к ужину в восемь часов.

– Ты, видимо, недоумеваешь, почему мой интерес к данному делу неожиданно возобновился, – угрюмо заметил Брайди. Тени вокруг его глаз были черны, как сажа, лицо обросло щетиной. – Только на сей раз Фэнни не скрыться. Ее непременно будут спрашивать вновь и вновь, почему она исчезла.

– Кому-нибудь это известно? – спросил я.

– Мне. Я получил от нее письмо на следующий день. До наступления вечера.

Я в изумлении воззрился на него:

– Ты все время знал это и молчал?

– Она не сообщила мне, что намерена делать.

– Но написала.

Брайди загасил сигарету.

– Знаешь, я сделал Фэнни предложение, а она отказалась. Не объяснила почему. Относится ко мне хорошо – но отказалась. На сожительство она бы согласилась, но подобные отношения никогда не привлекали меня. Я не считаю, что проще прогнать надоевшую тебе женщину, если ты не венчался с ней. Кроме того, Фэнни не надоела бы мне. Обратное могло бы произойти.

– Осталась бы она с надоевшим мужчиной, будь он ей мужем или нет?

– Фэнни – странное существо. Помню, мы обсуждали убийство в Кенте, которое совершил Эпплтон. Жена выдала его полиции. Обращался с ней он ужасно, и ей представилась возможность вырваться из его когтей. Это был совершенно убедительный довод, но Фэнни держалась иного мнения. Она сказала – что бы мужчина ни сделал, женщина должна быть на его стороне. Женщина могла уйти, но не имела права вставать на сторону общества против него. О, логика у Фэнни хромает, но в ней есть что-то неотразимое. Если сможешь склонить ее выйти за тебя замуж, она никогда тебя не предаст. Трудность в том, – он закурил еще одну сигарету, – чтобы склонить ее сделать первый шаг.

– И потому она скрылась?

– Из Плендерс? Думаю, да.

– Я имел в виду – из Лондона.

– Определенно она не говорит, просто пишет, что ненадолго уезжает.

– Не приводя никакой причины?

– В свете ее письма понимаешь поступок Фэнни.

– Тебя спросят, что содержалось в письме.

– Вспоминать подробности мне будет неловко. Я вот что скажу тебе, Кертис: письмо касалось только сугубо личных дел. Рубинштейн там не упоминается, оно никак не связано с ним. Я помалкивал о нем до последней минуты. И не стану упоминать о нем завтра в суде, если этого удастся избежать. Там будет около сорока репортеров и целая вереница любознательных, вытянувшаяся до пристани в три ряда. Американский гриф – спокойное, воспитанное существо по сравнению с людской толпой в таких ужасных случаях, как эти.

Подали котлеты, мы ели и болтали, но долго избежать разговора о Фэнни не смогли.

– Хотел бы я знать, где она, – признался Брайди. – Эта переделка может оказаться жестче, чем ей представляется.

– А я хотел бы, чтобы она сию минуту появилась здесь, – произнес я. – Я устроил бы ей допрос с пристрастием.

Отворилась дверь, и неожиданно вошла Фэнни. Это походило на сцену в пантомиме. Мы с Брайди поднялись и молча уставились на нее, словно увидев призрак. Вечер был бурным, дождливым, и золотистые волосы Фэнни блестели от дождя. Она сняла меховую шубу и бросила ее на стул.

– Саймон, купишь мне выпить? – обратилась Фэнни ко мне. – У меня совершенно нет денег.

Брайди нажал кнопку звонка и сделал заказ. Я все еще не мог прийти в себя от внезапного появления Фэнни. В первую минуту даже не задавал вопросов. Я принял Фэнни, радуясь одному ее присутствию. Не сознавал, каким блестящим существом она была даже в такой вечер и в такой ситуации.

Брайди, видимо, был потрясен не меньше меня, но не выказывал своих эмоций. Взяв для нее виски с горячей водой, он велел официанту, несмотря на возражения Фэнни, принести еще котлету и заметил с каким-то злобным восхищением:

– Ты любишь театральные эффекты, Фэнни! Скрывалась, пока не увидела свою фамилию во всех газетных заголовках, а потом вдруг появилась в последнюю минуту.

Она небрежно ответила, снимая мокрый берет: