Джеймс Чейз - Еще один простак Страница 12

У меня мелькнула мысль, что надо воспользоваться шансом, плюнуть на эту аферу с похищением и устроиться на солидную работу. Но тогда мне не видать пятидесяти тысяч, а при таких деньгах я буду сам себе хозяин.

— Я подумаю об этом. Может, старая шайка и разбежалась, но я пока еще не горю желанием работать на городскую администрацию. Во всяком случае, я подумаю.

— Разве ты не считаешь, что надо соглашаться? — спросила Нина с тревогой в голосе. — Это работа, которая тебе нравится, и ты…

— Я сказал, что подумаю, и хватит об этом.

— Ну что ж, хорошо, — сказал Реник с разочарованным видом. — Конечно, ставку пока еще не дали, но если мы этого добьемся, надо будет сразу принимать решение. Есть уже другие претенденты на это место.

— Они всегда есть, — сказал я. — Спасибо за предложение, Джон. Я дам тебе знать.

Он слегка пожал плечами, затем поднялся на ноги.

— Ладно. Я просто заглянул, чтобы сообщить тебе об этом. Ну, я пойду, звони мне.

Когда он ушел, Нина сказала:

— Гарри, ты ведь не откажешься от этого предложения, правда? Пойми…

— Я подумаю. Давай-ка ложиться спать.

Она положила ладонь мне на руку и сказала:

— Я хочу, чтобы ты занял эту должность, если ее утвердят. Ну, продержимся мы еще какое-то время, а дальше что? Ты должен иметь постоянную работу.

— Может, я все-таки сам буду распоряжаться своей жизнью? Я же сказал, что подумаю, и не надо меня подгонять.

Я пошел в спальню, положил записанную пленку в ящик стола, разделся и лег в постель. Было слышно, как Нина прибиралась на кухне.

Я еще раз сопоставил предложение Реника и пятьдесят тысяч долларов, обещанных Реей. Может, это место еще и не проклюнется. А может, с похищением выйдет осечка. Надо подождать, а там видно будет. При везении можно ухватить и то и другое.

Вошла Нина. Я притворился спящим и украдкой наблюдал, как она раздевается. Она легла рядом со мной и погасила свет. Когда она прижалась ко мне, я отодвинулся. Принять ее доверчивую ласку было выше моих сил, таким я чувствовал себя мерзавцем.

На следующий день, в четверг, Нине понадобился автомобиль, чтобы отвезти свой товар в магазин. Заняться было мне нечем, я слонялся из угла в угол и все время думал об Одетте.

К тому времени чувство вины притупилось. Накануне вечером, возвращаясь с пляжа, я говорил себе, что при следующей встрече с Одеттой ничего подобного не повторится, что это было первый и последний раз. Но наутро, когда я изнывал от безделья, мысли мои приняли другой оборот. Семь бед — один ответ, рассуждал я. Останавливаться надо было в самом начале, а уж если это произошло, то второй раз ничего не изменит, а Нины от этого не убудет. Я даже начал воображать, что примитивные ласки Одетты доставили мне наслаждение, и с каждым часом все нетерпеливее ждал завтрашнего вечера.

Позже я сходил в банк и положил на хранение вторую пленку, затем поехал на пляж и провел там остаток дня. Пока я купался и загорал, Одетта все больше овладевала моими мыслями.

На следующее утро, когда мы заканчивали завтрак, Нина спросила:

— Ты что-нибудь решил насчет предложения Джона?

— Пока еще нет, но я над ним думаю. — Я не выдержал его пристального взгляда и отвел глаза.

— Пока ты думаешь, — сказала она, — я должна оплатить вот эти три счета, а у меня нет денег. — Она бросила счета на стол. — В гараже нам больше не отпускают бензин. Надо срочно уплатить за электричество, иначе мы останемся без света. Если мы не оплатим счет бакалейной лавки, они закроют нам кредит.

У меня еще оставалось шестьдесят долларов от тех ста, что я получил от Реи. По крайней мере, можно было оплатить счета за электроэнергию и продукты.

— Вот эти я оплачу, а гараж пусть подождет. У нас что, совсем нет бензина?

— Есть с полбака.

— Давай пользоваться автобусом, когда это можно.

— Завтра мне надо отвезти четыре вазы. Не повезу же я их на автобусе!

В ее голосе сквозило раздражение, которого я никогда раньше не замечал. Она смотрела на меня в упор своими агатовыми глазами, одновременно несчастными и сердитыми. Меня грызла совесть, и я тоже стал раздражительным.

— Я не говорил, что ты не должна пользоваться автомобилем. Я сказал только, что при возможности мы должны пользоваться автобусом.

— Я слышала.

— Вот и хорошо.

Она смешалась и замолчала. Я видел, что ей хотелось сказать еще что-то, но вместо этого она повернулась и вышла из комнаты.

На душе кошки скребли. Никогда еще мы не были так близки к ссоре. Я вышел из дома и повернул к автобусной остановке.

После того, как я оплатил два счета, у меня осталось пятнадцать долларов. В конце недели Билл Холден потребует плату за бунгало, но к этому времени, если дело выгорит, я буду иметь пятьдесят тысяч долларов.

Остаток дня я опять провел на пляже — купался, загорал и поглядывал на часы, считая минуты до того момента, когда Одетта поднимется по ступенькам веранды.

Как всегда, ближе к девяти пляж опустел. Я сидел на веранде, волнуясь, как школьник перед первым свиданием.

В начале десятого она вышла из темноты. Едва завидев ее, я вскочил как ужаленный, а когда она поднялась по ступенькам, схватил ее за руки и притянул к себе.

И тут произошло нечто непредвиденное. Она уперлась руками мне в грудь и оттолкнула от себя с неожиданной силой.

— Убери лапы, — сказала она ледяным голосом, проходя мимо меня в бунгало. — Когда я захочу, чтобы ты меня лапал, я скажу тебе об этом.

Меня будто холодной водой окатило. Я вдруг почувствовал опустошенность и отвращение к самому себе. Чуть помешкав, я вошел вслед за ней в бунгало и закрыл за собой дверь.

На ней были зеленовато-голубые брюки и белая блузка со складками. Черные волосы были стянуты на затылке белой лентой. Она сидела на кушетке, поджав под себя ноги, и выглядела очень пикантно.

— Никогда не спеши с выводами, мой мальчик, — сказала она с усмешкой. — Ни одну женщину нельзя принимать всерьез. Прошлый раз меня к тебе тянуло, а сегодня не тянет.

Вот когда на меня нашло прозрение. Я мог бы убить ее, мог бы овладеть ею насильно, но ее слова четко указали мне мое место. Они были как иглы, проколовшие воздушный шарик.

Я сел и дрожащей рукой зажег сигарету.

— Хорошо, что я не твой отец. Вот уж действительно бог миловал!

Она хихикнула, глубоко затянулась и выпустила дым через свои тонкие, словно выточенные ноздри.

— При чем здесь отец? Ведь ты полез в бутылку, потому что я не такая, как ты думал. Ты, видно, вообразил, что я в любой момент готова прыгнуть к тебе в постель. Все вы одинаковы, индюки несчастные, у вас только одно на уме. — Она смотрела на меня с язвительной усмешкой, приглаживая свои черные волосы. — Теперь, когда мы со всем этим разобрались, может, поговорим о деле?

Я даже не подозревал, что можно так ненавидеть кого-нибудь, как я ненавидел ее в тот момент.

Я с трудом открыл портфель и вытащил несколько листов, на которых были написаны вопросы. У меня так дрожали руки, что бумага издавала шелестящий звук.

— Я буду задавать вопросы, — сказал я, с трудом владея голосом, — ты будешь отвечать.

— Не надо огорчаться, мой мальчик. Тебе очень хорошо платят.

— Заткнись! — огрызнулся я. — Оставь при себе свои дурацкие замечания! — Затем я начал обстреливать ее вопросами. Почему она поехала в «Пиратское гнездо»? Что она может рассказать о комнате, где ее держали взаперти? Может ли она описать женщину, которая приносила ей еду? Видела ли она на ферме еще кого-нибудь, кроме этой женщины?

На эти и на все другие вопросы она отвечала без запинки. Я гонял ее больше двух часов, и за все это время она ни разу не замешкалась и не ошиблась.

Наконец я сказал:

— Достаточно. Но учти — никакой отсебятины. И не забывай насчет ловушек.

Губы ее дрогнули в насмешливой улыбке.

— Я не забуду насчет ловушек… Гарри.

Я поднялся на ноги.

— Ну, хорошо, будем считать, что мы готовы к субботе. Я подъеду к «Пиратскому гнезду» в девять пятнадцать. Ты знаешь, что надо делать.

Она спустила ноги на пол и встала.

— Да, я знаю, что делать.

Мы посмотрели друг на друга, затем выражение ее лица смягчилось, и она с улыбкой двинулась ко мне. В глазах у нее плясали те самые зеленые огоньки.

— Бедный мальчик, — сказала она. — Потрогай меня, если хочешь. Я вовсе не против.

Когда она подошла достаточно близко, я влепил ей такую пощечину, что голова у нее дернулась вбок, потом еще одну.

Она отступила на шаг, прижав ладони к запылавшим щекам, и уставилась на меня сверкающим взглядом своих голубовато-серых глаз.

— Ах ты мразь! — сказала она, срываясь на крик. — Я тебе это припомню. Подлая тварь!

— Убирайся, — заорал я, — пока еще раз не схлопотала!

Она пошла к двери, вертя своим аккуратным задом, но перед тем, как выйти, остановилась и посмотрела на меня.