Жорж Сименон - Вдовец Страница 12

— Нет. Его видели на круглом столике.

— Кто его видел?

— Горничная.

— Которая?

— Имени ее я не знаю. Брюнетка, довольно полная, немолодая, говорит с иностранным акцентом.

— Так это она рассказала вам о письме? Вы что, приходили в отель «Гардения» еще раз?

— В двенадцать часов… Через несколько минут после двенадцати… А потом я сейчас же пришел сюда, но бригадир сказал мне, что…

— Опись у тебя, Совгрен?

— Я как раз печатаю ее. Хочешь черновик?

Листки, исписанные карандашом. Губы инспектора шевелились, когда он просматривал список. Можно было угадать слова. Столько-то платьев. Столько-то сорочек. Столько-то пар туфель. Столько-то панталонов, бюстгальтеров. Три сумочки…

— Тут ничего нет о письме.

В эту минуту Жанте обернулся и заметил, как инспектор Совгрен, стоя у стенного шкафа, роется в кармане своего пиджака. Случайно ли это было? Не пытался ли он обмануть его, делая вид, будто ищет носовой платок?

— Мне очень жаль, господин Жанте. Я совершенно не понимаю, что хотела сказать эта горничная. У тебя есть показания? Женщина, говорящая с акцентом, это, конечно, итальянка. Кажется, ее зовут Массолетти…

Ему принесли еще несколько листков, и его губы снова зашевелились.

— Нам она ничего не говорила о письме. Что именно она вам сказала? Подождите. Вы, как я полагаю, попросили вызвать ее? И вы первый упомянули о письме?

— Я был уверен, что жена…

— Ну если так, вполне возможно, что она ответила вам утвердительно, чтобы не огорчать вас…

— Она видела, как один из инспекторов сунул конверт в карман.

— Она знает, кто именно? Она описала вам его наружность?

— Нет.

— Она определенно сказала вам, что письмо было в конверте?

Пот выступил на лбу у Жанте, который при каждой реплике чувствовал, что теряет почву под ногами…

— Не вполне определенно, но…

— Послушайте! Нам совершенно незачем, — тем более, что вы являетесь мужем, — скрывать от вас что бы то ни было. Когда вы регистрировали брак, была у вас договоренность об общности имущества? Этот самый вопрос задаст вам завтра утром и начальник.

— У нас нет брачного контракта.

— Следовательно, общность имущества. Если так, все, что вы видите здесь, на этом столе, принадлежит вам.

И он указал на груду платьев и белья.

— Как только формальности будут закончены, вы сможете…

Жанте покачал головой.

— Меня интересует только письмо.

— Мы поищем его. Сделаем все возможное. Совгрен! Посмотри, не затерялось ли письмо среди этих тряпок?

Вошел третий инспектор.

— Как ты кстати, Варнье. Скажи, ты не видел сегодня утром письма там, в «Гардении»? Одна горничная уверяет, что на столе лежало письмо.

— На круглом столике, возле ведерка от шампанского, — уточнил Жанте, чувствуя, что здесь пытаются сделать это письмо как можно более невероятным, никогда не существовавшим.

— Не видел.

Совгрен, ощупав шелковые тряпки, тоже заявил:

— Ни клочка бумаги.

— А в сумочках?

— Ничего, там нет даже удостоверения личности.

— А между тем жена носила его с собой.

— В одной из этих сумочек?

— Нет. В ее собственной.

— А где же та сумка?

— Не знаю.

— Она не оставила ее дома, когда уходила?

— Нет.

— В ней было много денег?

— Несколько сотен франков.

— Тебе бы надо записать это, Совгрен.

— Записал.

— Пометь это и в отчете.

У Массомбра был вид человека, который ждет неприятностей, и он смотрел на Жанте вежливым и в то же время недружелюбным взглядом.

— Будьте уверены, что мы найдем это письмо, если только оно существует.

— Оно существует.

— Раз уж вы здесь, не скажете ли вы, есть у вашей жены родственники?

— У нее есть родители, братья и сестры.

— В Париже?

— В Эснанде, около Ларошели.

— Ты записал, Совгрен?

— Да. Как это пишется?

Он назвал место по буквам.

— А как их фамилия?

— Муссю… Отец — ракушечник.

— А что это такое?

— Он разводит съедобные ракушки на колышках, на берегу моря.

— Вы знакомы с ним?

— Я никогда не видел ни его, ни его жену.

— А где зарегистрирован ваш брак?

— В мэрии II округа.

— Родители не приезжали?

— Нет.

— Они были против?

— Они письменно прислали свое согласие.

— А дочь не ездила навестить их?

— Ни разу за последние восемь лет. А раньше — не знаю.

— А в Париже у нее нет родных?

— Она говорила мне, что есть брат, зубной врач. Он как будто работает где-то в окрестностях.

— К нему она тоже не ездила?

— Насколько мне известно, нет.

— И больше никого?

— Четыре или пять сестер и второй брат — все в Шарант Маритим.

— Родных надо известить относительно похорон. Вы можете взять это на себя?

Об этом он еще не думал. При слове «похороны» он нахмурился, потому что это вызвало у него мысль о тех осложнениях, которых он боялся.

— А как все это будет происходить? — спросил он.

— Что именно?

— Завтра… После того, как…

— После чего?

— Инспектор Горд сказал мне, что будет вскрытие.

— Да. Оно состоится сегодня вечером. С завтрашнего утра, после того, как вы увидитесь с начальником и подпишете кое-какие бумаги, тело будет в вашем распоряжении.

Ему было неприятно чувствовать на себе взгляды этих трех мужчин. Все трое смотрели на него, как на некий феномен, и время от времени переглядывались с видом сообщников.

Он вполне мог бы ответить:

— К чему?

Но он молчал. Этот вопрос читался, однако, в его глазах. Руки его были влажны от пота. Он ощущал себя таким же растерянным, как в тот день, когда, совершенно голый, стесняясь своего громоздкого, слишком белого тела, он стоял, осыпаемый насмешками, на осмотре в воинском присутствии.

— Вы родились в Париже?

— В Рубе.

— Стало быть, у вас нет закупленного места на каком-нибудь парижском кладбище?

Он озадаченно покачал головой.

— Это будет зависеть от вас и от ее семьи. От вас — в первую очередь, поскольку как муж вы имеете все права. Если вы позаботитесь об этом, ее могут похоронить на кладбище Иври, и в этом случае советую вам как можно скорее обратиться в похоронное бюро, которое и займется всеми формальностями. Если же семья пожелает отвезти ее в Шарант и вы дадите согласие, придется вам принять меры к транспортировке, а сейчас, летом, при такой жаре да еще в период отпусков, это будет нелегко. Боюсь даже, что, принимая во внимание состояние… состояние…

Он не решался произнести слово «труп».

— …принимая во внимание обстоятельства, железная дорога может не согласиться…

Теперь Жанте плохо видел его — пот застилал глаза.

— Что до выноса тела, то это не будет зависеть от того, где именно состоится погребение — в Иври или в провинции. Выбор предоставляется вам. Вы намерены взять его домой?

Совершенно неподготовленный, он с трудом понимал, чего от него хотят. Он все еще жил в прошлом, в их квартирке у ворот Сен-Дени, он думал о письме, а ему задавали какие-то определенные вопросы, на которые он не находил ответа.

— Я не требую, чтобы вы решили все сию же минуту, да это и не мое дело. Если я позволил себе об этом заговорить, то единственно для того, чтобы у вас было время подумать. Как правило, родственники не любят, когда тело вывозится прямо из Института судебно-медицинской экспертизы.

Массомбр встал и протянул ему руку. Остальные двое продолжали сидеть. Выходя из комнаты, Жанте постарался встретиться взглядом с Совгреном, но тот опустил глаза на пишущую машинку, нарочно, Бернар в этом не сомневался.

Во время завтрака он чувствовал себя сносно, почти и согласии с внешним миром, и ему начало казаться, что переход будет не так уж труден. Отныне он вдовец и постарается приспособиться к своему новому положению, не вполне теряя при этом Жанну, — ведь ее место не будет занято. Он даже не стал пытаться объяснять им это, так как был уверен, что его не поймут.

Сейчас ему нанесли еще один удар. К счастью, у него был ряд неотложных дел, и это помешало ему окончательно потерять почву под ногами. Прежде всего он зашел в почтовое отделение и разборчивым почерком написал телеграмму:

Господину и госпоже Жермен Муссю в Эснанде

ШАРАНТ МАРИТИМ

Жанна скончалась тчк Жду совета о погребении тчк

Бернар Жанте

Ему больше нечего было сказать им, нечего добавить. Он их не знал. Он направился в предместье Сент-Оноре, как и в прошлую среду, но на этот раз не зашел в особняк, где конторы братьев Блюмштейн занимали два этажа.

Он обещал сделать им к следующей среде срочный заказ, и ему необходимо было выполнить его, — разумеется, не завтра, поскольку предстояла встреча с начальником со всеми ее последствиями, — но хотя бы в воскресенье.