Рекс Стаут - Красная шкатулка Страница 12

Вот, кажется, и все. Теперь я попрошу вас по очереди пройти в главную примерочную. Это третья комната слева. Там вас встретит капитан Диксон и мистер Гудвин, я тоже приду туда. Мы зададим каждому один вопрос, и всё. Это не отнимет много времени, а чтобы дело шло еще быстрее, мы просим присутствующих написать свое имя дважды на отдельных листках бумаги. После посещения примерочной просьба сразу же покинуть ателье, не общаясь с теми, кто еще не отвечал на наш вопрос. Если вы хотите подождать кого-то, в вашем распоряжении коридор. Конечно, тому, кто пойдет в последнюю очередь, придется запастись терпением. Еще раз благодарю вас за сотрудничество в расследовании этого печального происшествия. – Закончив, Кремер облегченно вздохнул и, повернувшись к полицейским, сказал: – Порядок, Роуклифф! Можно начинать, давай с переднего ряда.

– Господин инспектор, минуточку!..

Кремер повернулся. Из самой середины поднялась особа с такой большой головой, что казалось, будто у нее нет плеч, и, вздернув нос, заявила:

– Господин инспектор, я хочу сказать, что мы не потерпим никакого принуждения и не будем отвечать на неподобающие вопросы. Я член лиги «За гражданское достоинство» и специально пришла сюда, чтобы убедиться…

– Что вы, мадам. – Кремер протестующе поднял руку. – Никакого принуждения…

– Прекрасно! Помните, что помимо обязанностей у каждого гражданина есть неотъемлемые права…

Среди присутствующих раздались смешки. Кремер кивнул мне, и мы прошли в примерочную. Капитан Диксон не потрудился даже поднять глаза. Вероятно, он вполне довольствовался тем, что попадало в поле его зрения. Кремер, хмыкнув, опустился на стульчик с шелковой обивкой, стоящий у перегородки кабины.

– Ну что, начнем? – проворчал он. – Хотя все это хреновина.

Капитан Диксон то ли проворковал, как влюбленный голубок, то ли хрюкнул, точно опоросившаяся свинья. Я подсел к нему. Потом положил четыре коробки «Королевского набора» под стол, а пятую взял в руки.

– Готово? – спросил я у Кремера. – Хотите, чтобы я говорил?

Он кивнул. Дверь отворилась, и в сопровождении одного из полицейских вошла женщина средних лет в модной шляпке блином, словно приклеенной к уху, губы и ногти у нее были немыслимого ржавого цвета. Она оглядела комнату без особого интереса. Я протянул руку:

– Будьте добры…

Она подала мне два листка. Один я передал капитану Диксону, другой оставил себе.

– Теперь, миссис Бэллин, сделайте то, о чем я вас попрошу, причем, пожалуйста, как можно спокойнее, не раздумывая и не нервничая.

– Я не нервничаю, – улыбнулась она.

– Ну и прекрасно! – Я снял крышку и поднес ей коробку. – Возьмите конфету.

Она пожала плечами.

– Я очень редко ем конфеты.

– Нам не нужно, чтобы вы ели. Просто возьмите конфету. Пожалуйста.

Она протянула руку и, взяв первую попавшуюся конфету, показала мне.

– С шоколадной начинкой.

– Хорошо. Положите ее назад. Вот и все. Благодарю вас, миссис Бэллин, всего вам доброго.

Она оглядела нас и произнесла удивленно, с оттенком дружеского сочувствия:

– Ну и ну!

Я подошел к столу и пометил крестиком уголок ее листка, а под именем написал цифру «6».

– Вульф сказал, чтобы три штуки брали, – проскрипел Кремер.

– Верно, сказал. Но, кроме того, он велел действовать по обстоятельствам, что я и делаю. Если эта дамочка в чем-то и замешана, то никакой Ниро Вульф не отгадает, в чем именно. А как по-вашему, капитан?

Диксон издал звук, напоминающий нечто среднее между мычанием антилопы гну и урчанием трехпалого ленивца. В этот момент отворилась дверь и вошла высокая стройная женщина в длинном, плотно облегающем фигуру черном пальто с серебристой лисой таких размеров, что казалось, будто бедное животное страдало гигантизмом. Губы у нее были плотно сжаты, взгляд устремлен вперед. Я взял у нее оба листка и один отдал Диксону.

– А теперь, мисс Глеймор, сделайте то, о чем я вас попрошу, только, пожалуйста, как можно спокойнее, не раздумывая и не нервничая, хорошо?

Бедняжка было отпрянула, но взяла себя в руки и кивнула. Я протянул ей коробку.

– Возьмите конфету, любую.

Она охнула, глаза ее округлились.

– Ведь это же… – Она зажала кулаком рот и завизжала.

– Достаточно, благодарю вас, – произнес я ледяным тоном. – Всего доброго. Пожалуйста, проводите мадам.

Полицейский взял ее под локоток и легонько повернул к двери.

– Душераздирающие вопли – это ее специальность, – сказал я, делая пометки на ее листке. – Это же Бет Глеймор, не узнали? На сцене она так же переигрывает, как и в жизни. Посмотрите на нее в «Плате за безрассудство».

– Все равно зряшная это затея, – равнодушно заметил Кремер.

Диксон хрюкнул.

Опять открылась дверь, и вошла еще одна женщина.

Так и шел наш эксперимент, отнявший почти два часа. Служащих проверяли под самый конец.

Все вели себя по-разному, кто-то брал три конфеты, кто-то две или одну, а некоторые ни одной. Когда конфеты замусолились, я достал из-под стола вторую коробку. Диксон время от времени урчал и крякал, однако старательно заполнял листки пометками. То же самое делал и я со своими бумажками.

Несколько раз возникали трения, правда не особо серьезные. Елена Фрост вошла бледная как полотно и не пожелала брать конфету. Тельма Митчелл хотела, казалось, сразить меня презрением и, прикусив нижнюю губу, вытащила три фруктовые в сахаре. Дадли Фрост объявил, что все это чепуха, затеял с Кремером перебранку, и его пришлось вежливо удалить с помощью одного из полицейских. Луэллин не проронил ни слова и спокойно взял три разные конфеты. Мать Елены методично выбрала тонкую длинную шоколадку, «миндальный орех» и леденец. Положив их назад, она аккуратно вытерла пальцы платком. Один тип интересовал меня особо, поскольку о нем я кое-что слышал, – пижон в визитке с подложенными плечами. Выглядел он лет на сорок, хотя мог быть и несколько старше. У него были тонкий нос, жиденькие волосы и бегающие глаза. Перрен Джебер – так было написано на бумажках. Он поколебался немного, потом улыбнулся, словно показывая, что не собирается противиться нашим прихотям, и взял наугад пару конфет.

Самым последним был хозяин – Бойден Макнейр. Как только я разделался с ним, инспектор Кремер поднялся и сказал:

– Благодарю, мистер Макнейр. Вы оказали нам большую услугу, через пару минут мы уходим, и вы можете открывать ателье.

– Вам что-нибудь удалось выяснить? – осведомился Макнейр, вытирая лицо платком. – Боюсь даже думать, как это скажется на моем деле. Все это ужасно! – Он сунул платок в карман и тут же вытащил его снова. – Голова прямо раскалывается. Поднимусь к себе, приму аспирин. Вообще-то, лучше бы домой, а то и в больницу… В чем же все-таки идея вашего эксперимента?

– Идея? – Кремер достал сигару. – Да так, психологическая проверка. Если она даст результаты, я вам сообщу.

– Понятно. Я пойду посмотрю, как там наши дамы. Да-да, сообщите, пожалуйста.

С этими словами он вышел.

Мы тоже двинулись к выходу, я с Кремером и за нами капитан Диксон. Пока мы шли по залу, где полицейские собирали разбредшихся покупателей и вообще помогали восстановить порядок, инспектор держался спокойно и уверенно, но едва мы вышли на улицу, бросился на меня как цепной пес. Меня даже удивило, с чего он так злится. Только потом я сообразил, что эта горячность лишь свидетельство его высокого мнения о Ниро Вульфе. Когда Кремер малость приутих, я возразил:

– Бросьте, инспектор. Вы что, думаете, Вульф – волшебник? Ну велел он там проделать эту штуковину, но это вовсе не значит, что кто-то должен тут же бухнуться на колени и хватать вас за штаны: виноват, мол, раскаиваюсь. Наберитесь терпения! Дома я доложу все Вульфу, а вы поговорите с капитаном Диксоном, если он вообще способен разговаривать.

– Нет, но я-то, я-то хорош! – рычал Кремер. – Если этот толстомясый носорог решил меня разыграть, я заставлю его сожрать его собственную лицензию. А другой ему вовек не видать!

Я уже сидел в родстере.

– Да не разыгрывает он вас, сами увидите. Только дайте ему срок. – Я отпустил сцепление и укатил, не подозревая, что ждет меня на Тридцать Пятой Западной улице.

Я прибыл туда в половине двенадцатого, рассчитывая, что Вульф вот уже полчаса как спустился из оранжереи и, смакуя третью бутылку пива, находится в хорошем расположении духа, что было бы весьма кстати, поскольку никаких добрых вестей я, строго говоря, не принес. Поставив машину у дома, я положил в холле шляпу и прошел в кабинет, который, к моему удивлению, был пуст. Заглянул в ванную, но и там никого не было. Пошел на кухню, чтобы расспросить Фрица, однако только пересек порог, как сердце у меня упало и покатилось по полу.

Вульф сидел за кухонным столом с карандашом в руке, вокруг были разбросаны бумаги. Фриц стоял перед ним, и в глазах его светился хорошо знакомый мне огонек. Ни тот ни другой не обращали на меня ни малейшего внимания. Вульф говорил: