Дороти Сэйерс - Найти мертвеца Страница 12

— И вы правда сняли его с ноги трупа? Это серьезно, Ватсон. Носовой платок другого человека — пустяки, но премьер-министр в ботинке другого малого…

— Будет вам шутить, милорд, — пробормотал сержант, снова разражаясь смехом.

— Я никогда не шучу, — сказал Уимси. Он поднес лупу к подошве ботинка. — Здесь слабые следы соленой воды, а на носке ничего нет. Вывод: он перешагивал через песок, когда тот был очень влажным, и не смог избежать соленой воды. Две или три царапины на носке, вероятно, они образовались, когда он взбирался на скалу. Итак, крайне вам благодарен, сержант. Вы до некоторой степени вольны сообщить инспектору Умпелти о всех ценных выводах, сделанных нами. Надо выпить.

— Большое спасибо, милорд.

Уимси больше ничего не говорил до тех пор, пока они снова не оказались в машине.

— Очень сожалею, — заявил он, когда они пробирались по боковым улочкам, — что придется отказаться от нашей маленькой программы по осмотру города. Я получил бы истинное наслаждение от этого скромного удовольствия. Но если я не начну сейчас же, то не доберусь до города и обратно к ночи.

Гарриэт, которая приготовилась сказать, что у нее работа и она не может зря тратить время, чтобы бродить с лордом Питером по Уилверкомбу, почувствовала, что ее не обманывают.

— До города? — повторила она.

— От вашего внимания не ускользнуло, — сказал Уимси, с потрясающей ловкостью проносясь между инвалидной коляской и фургоном мясника, едва не коснувшись их, что вопрос о бритве нуждается в расследовании.

— Разумеется, это означает визит в Руританскую дипломатическую миссию.

— Гм, правильно, однако не знаю, удастся ли мне добраться дальше чем до Джермин Стрит.

— В поисках мужчины средних лет с легкомысленными привычками?

— В конечном счете, да.

— В таком случае он действительно существует.

— Да, но я не мог бы поклясться в его точном возрасте.

— Или в его привычках?

— Нет, они могут оказаться и привычками его слуги.

— И вы не могли бы поклясться насчет густой бороды и вспыльчивого характера?

— Да, но думаю, что могу быть почти уверенным в отношении бороды.

— Сдаюсь, — кротко сказала Гарриэт. — Объяснитесь, пожалуйста.

Уимси остановил машину перед входом в отель «Респлендент» и взглянул на свои часы.

— Могу уделить вам десять минут, — произнес он надменным тоном. — Давайте займем место в холле и закажем чего-нибудь прохладительного. Сейчас, правда, немного рановато, но я всегда более сдержанно вожу машину после пинты пива. Ладно… Итак, в отношении бритвы. Вы заметили, что это — инструмент дорогой и превосходного качества, изготовленный первоклассным мастером; к тому же имеется имя изготовителя, выгравированное на обратной стороне в виде таинственного слова «Эндикотт».

— Да, это Эндикотт.

— Эндикотт — есть или был один из самых первоклассных парикмахеров Вест-Энда[15]. Настолько первоклассный, что он не смог бы даже называться парикмахером в снобистско-современном смысле этого слова, а предпочел бы быть известным под старинным эпитетом «цирюльник». Он едва ли удостоит или удостаивал бы чести побрить кого-нибудь, чьему имени в «Дебретте»[16] было бы меньше чем триста лет. Остальные, несмотря на их титул или богатство, к несчастью, всегда находили его кресла занятыми и его тазики захваченными. В его заведении стоит атмосфера одного из самых аристократических клубов середины викторианской эпохи. Говоря, что Эндикотт — несомненно, лорд, который сделал деньги во время войны, скупая шнурки для ботинок, пуговицы и еще что-то; однажды он был случайно допущен к одному из священных кресел вместо нового помощника, который, к большому сожалению, стал популярным своим недостаточным опытом в Вест-Энде во время нехватки цирюльников в военный период. После десяти минут, проведенных в той ужасной атмосфере, его волосы встали дыбом, члены совершенно оцепенели и ему пришлось переехать в Хрустальный Дворец[17] и разместиться среди допотопных монстров.

— Ну что вы говорите!!

— Да! Учитывая прежде всего непоследовательность человека, который приобретает бритву от Эндикотта и тем не менее надевает прискорбного вида ботинки, и на трупе найдена шляпа серийного производства. Вспомните, — добавил Уимси. — Вот вам и вопрос цены. Туфли, сделанные на заказ, доказывают, что танцор заботится о своих ногах. Но МОГ ли мужчина, возможно, брившийся у Эндикотта, умышленно ЗАКАЗАТЬ ботинки такого фасона и цвета?

— Боюсь, что мне никогда не удастся научиться всем утонченным правилам и предписаниям относительно мужской одежды, — предположила Гарриэт. — Поэтому я и сделала моего Роберта Темплтона одним из тех неопрятно одевающихся людей.

— Костюмы Роберта Темплтона всегда вызывали у меня скорбь, — признался Уимси. — Единственное пятно в ваших с другой стороны очаровательных романах. Но оставим эту огорчительную тему и вернемся к бритве. Видно, что с этой бритвой бережно обходились, и что она в хорошей сохранности. Множество раз ее затачивали заново, что вы сможете заметить, глядя на ее лезвие. Кстати, на самом деле такая первоклассная бритва, как эта, мало нуждается в шлифовке и правке при условии, если ей аккуратно пользовались, продолжая при этом править. Следовательно, человек, пользовавшийся ею, или очень грубо и небрежно правил ее или его борода была неестественно густой, или же возможно и то и другое одновременно. Я отчетливо его представляю — он один из тех мужчин, которые очень неловко обращаются с инструментами: мне известны люди такого сорта. Их авторучки всегда оставляют кляксы, у их часов всегда перекручен завод. Они пренебрегают тем, чтобы как следует наточить свою бритву и ждут до тех пор, пока ремень для правки бритв становится жестким и сухим, поэтому правят они бритву ужасно, оставляя зазубрины на конце лезвия. Тогда они выходят из себя, проклинают бритву и отсылают ее, чтобы привести в порядок. Новое острие у них выдерживает всего несколько недель, и потом они отсылают бритву снова, сопровождая ее грубой запиской.

— Понятно. Ну, я не знала обо всем этом. Но почему вы сказали, что это — человек средних лет?

— Это скорее предположение. Но думаю, что молодой человек, у которого возникает так много трудностей с бритвой, весьма вероятно сменил бы ее на безопасную и пользовался бы каждые несколько дней новым лезвием. Однако человек средних лет, вероятно, не стал бы изменять своей привычке. В любом случае я уверен, что он пользовался ею больше чем три года. И если погибшему сейчас всего двадцать два и у него густая борода, то я не понимаю, как он мог износить свою бритву до такой степени, если учесть, что он несколько раз правил и приводил ее в порядок. Нам надо выяснить у хозяина здешней гостиницы, был ли погибший уже с бородой, когда он прибыл сюда год назад. Это бы еще больше сократило время. Но первым делом надо найти старого Эндикотта и выяснить у него, возможно ли, что одна из его бритв была продана после 1925 года?

— Почему 1925?

— Потому что это дата, когда старый Эндикотт продал свое дело и удалился на покой с небольшим состоянием и варикозными венами.

— А кто остался в деле?

— Никто. Заведение сейчас находится в том самом месте, где вы покупаете самые изысканные сорта ветчины и мясных консервов. Сыновей, чтобы продолжить дело, у Эндикотта не оказалось — единственный его сын был убит в бою, бедняга. Старый Эндикотт говорил, что продал бы кому-нибудь свою марку. Но так или иначе, Эндикотт без Эндикотта не может быть Эндикоттом. Так-то вот.

— Но он мог продавать инвентарь?

— Вот это я и собираюсь выяснить. Сейчас мне надо идти. Постараюсь к ночи вернуться, так что не волнуйтесь.

— Я и не волнуюсь, — негодующе отпарировала Гарриэт. — Я абсолютно счастлива.

— Превосходно! О! Пока я буду этим заниматься, не узнать ли мне о получении разрешения на брак?

— Можете не беспокоиться, благодарю вас.

— Отлично, я ведь только хотел спросить. Послушайте, когда я уеду, не проведете ли вы здесь кое-какую работу с остальными профессиональными танцорами? Вы могли бы немного поболтать с ними о Поле Алексисе.

— В этом что-то есть. Но мне придется достать подходящее платье, если, конечно, в Уилверкомбе имеются подобные вещи.

— В таком случае достаньте цвета темно-красного вина. Я всегда мечтал увидеть вас в темно-красном. Он очень идет людям с кожей медового цвета. (Что за отвратительное слово — «кожа»!). «Вон там, согрет огнем любви, тепла и света, Растет медовый сочный плод…»[18] — я часто цитирую — это сохраняет оригинальность мышления.

— Невыносимый человек! — прошептала Гарриэт, внезапно оставшись одна в сине-плюшевом холле. Затем она резко сбежала по ступенькам и запрыгнула на подножку «Даймлера».