Сирил Хейр - Трагедия закона Страница 12

Он прочел одно письмо, потом другое и выбросил их в корзину для бумаг. Ее светлость между тем, не теряя времени, глядя в зеркало, устраняла какие-то невидимые недостатки в своем макияже. Третье письмо судья вскрыл точно в тот момент, когда гонг внизу оповестил, что час ужина настал. По несчастливому совпадению в тот же момент ее светлость закончила свои труды и поймала в зеркале выражение лица мужа.

— Что случилось? — спросила она, резко обернувшись.

— Ничего, дорогая, ничего, — неубедительно ответил несчастный.

— Ничего? Но у тебя очень расстроенный вид. От кого это письмо?

— Да так, в общем ни от кого. И я вовсе не расстроен, — поспешил он прибавить. — Ты всегда торопишься с выводами, Хильда. Просто фамилия показалась знакомой, но я не могу вспомнить, кто это, вот и все.

— Что за фамилия?

— Не думаю, что тебе она известна. Странная фамилия — Сибалд-Смит.

— Сибалд-Смит?! Господи, ты меня что, держишь за дремучую мещанку? Разумеется, мне известна эта фамилия. Это едва ли не самый известный из ныне живущих пианистов.

— Пианистов?! Бог мой! — Как ни старался судья сохранить самообладание, испуг его был очевиден.

— Что, черт возьми, все это значит? — раздраженно воскликнула ее светлость и, прежде чем муж успел что-либо сообразить, грациозно пересекла комнату, выхватила письмо из его онемевших пальцев и прочла:

«Милорд, мы действуем от имени и по поручению мистера Себастьяна Сибалда-Смита, который, как известно вашей светлости, получил травму вечером 12 апреля в результате аварии, случившейся в Маркхэмптоне, на Маркет-плейс, где он был сбит автомобилем вашей светлости, и, согласно полученным от него указаниям, исходим из того, что авария произошла исключительно по неосторожности водителя указанного автомобиля. Хотя к моменту написания этого письма мы не можем еще в полной мере оценить ущерб, нанесенный нашему клиенту, однако уже сейчас совершенно очевидно, что, кроме всего прочего, у него серьезно поврежден сустав одного из пальцев руки, что может привести к необходимости ампутации, а это является непоправимо тяжелым ущербом для человека той профессии, к которой принадлежит наш клиент. Мы были бы признательны, если бы ваша светлость сообщил нам название своей страховой компании как можно скорее, а пока обязаны официально уведомить о намерении нашего клиента подать иск о причинении ему физического увечья. Покорные слуги вашей светлости,

Некоторое время леди Барбер размышляла над содержанием письма, словно не зная, как оценить последний проступок мужа. Когда же заговорила, стало ясно, что она решила отнестись к нему скорее с сожалением, нежели с гневом.

— Уильям, ты положительно неисправим! — сказала она. — За рулем, полагаю, был ты сам?

— Да, сам.

— И полагаю, виновен полностью ты?

— Ну, что касается этого…

— Ну разумеется, ты! — нетерпеливо перебила она. — Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не ездил в темноте. Все это весьма прискорбно в твоем положении. Слава Богу, твое имя не попало в газеты в связи с инцидентом. Я читала заметку о том, что Сибалд-Смит был сбит машиной, но, естественно, никак не связывала это с тобой. Я знаю, что на концерты ты никогда не ходишь, но эта твоя эскапада пробьет серьезную брешь в музыкальной жизни Лондона, когда бы она ни возобновилась. Сибалд-Смит! Он из тех, кто страхует свои руки на тысячи фунтов.

При напоминании о страховке судья вздрогнул.

— Давай обсудим это после ужина, — предложил он.

— Не вижу предмета для обсуждения, — ответила жена, стремительно выйдя из комнаты перед его носом, чем продемонстрировала великолепное неуважение к установлениям ассизского этикета.

Дерек, который, спускаясь на ужин, предвкушал возобновление искрометной беседы, коей так насладился за чаем, к концу вечера вынужден был признать, что весьма разочарован. Вина за это, как ему представлялось, лежала на судье. Тот не только сам не произнес ни слова, но своим молчанием набросил мрачную тень на весь стол. Ее светлость, впрочем, казалась привычно жизнерадостной. Разве что румянец на щеках был чуточку ярче и глаза сверкали сильней, чем прежде. Но на сей раз ее разговорчивость выглядела результатом осознанных усилий, а не восхитительно естественным кипением энергии, которое очаровало его днем. Более того, он заметил, что она не предпринимала никаких попыток втянуть в разговор мужа, а обращалась исключительно к маршалу и большую часть времени говорила рассеянно, витая мыслями где-то в другом месте. Раз или два он даже заподозрил, что она разговаривает с молчаливой невидимой фигурой на другом конце стола. Словом, ужин прошел в неловкой обстановке. Дерек, скованный ощущением, что что-то «назревает», снова впал в смущенную безъязыкость и испытал облегчение, когда Сэвидж поставил на стол портвейн и леди Барбер удалилась.

Судья выпил три рюмки. Каждый раз, наполняя свой сосуд, он смотрел на Дерека с таким видом, словно хотел сказать нечто важное, но каждый раз передумывал и отпускал лишь какое-нибудь банальное замечание, касавшееся предстоявших на следующий день слушаний. В конце концов, будто бы капитулировав перед неизбежным, он бросил на стол салфетку, произнес: «Что ж, полагаю, пора нам присоединиться к моей жене» — и направился к выходу.

Атмосфера в гостиной оказалась еще более гнетущей, чем за столом. То и дело повисали долгие периоды тишины, которую нарушало лишь постукивание вязальных спиц ее светлости. Леди Барбер казалась угрюмой, а ее муж словно бы чего-то ждал. При всей его неопытности, Дереку не составило труда понять, чего именно. Судья ждал момента, когда окажется с женой наедине, хотя и сознавал, что ничего хорошего это ему не сулило. Дерек понял намек, при том что не мог бы точно сказать, каким образом он был ему транслирован. Сославшись на необходимость написать давно обещанное письмо матери, он покинул гостиную, как только позволили приличия.

Не успела дверь за ним закрыться, как леди Барбер, подняв голову от вязанья, заметила:

— Славный мальчик. Он был с тобой в машине в тот вечер?

— Да, был, — ответил судья, охотно ухватившись за представившуюся возможность возобновить разговор. — Хильда, коль скоро уж мы снова коснулись этого дела, я хотел бы обсудить с тобой несколько вопросов.

— Если он был с тобой и все знает, — продолжила ее светлость, следуя собственному течению мысли, — не понимаю, зачем ты отослал его из комнаты.

— Ничего подобного я не делал, с чего ты взяла?

— Мой милый, я никогда в жизни не видела, чтобы что-то было сделано с такой очевидностью. Впрочем, это твое дело, не мое. Как сказала уже перед ужином, я считаю, что здесь нет предмета для обсуждения. Видит Бог, я последняя из тех, кому хотелось бы сделать слона из этой злополучной мухи. — Судья молчал, и она через несколько минут продолжила: — Если ты дашь мне это письмо, я разберусь с ним сама. Нет никаких разумных причин, по которым ты должен обременять себя этим, к тому же тебе хорошо известно, насколько ты непрактичен в собственных делах. Надеюсь, ты послал соответствующее уведомление в свою страховую компанию? Кажется, «Эмпириан», если не ошибаюсь? — По-прежнему тишина была ей ответом. — Я не ошибаюсь? — повторила она.

Судья откашлялся и прохрипел:

— Это один из вопросов, которые я хотел с тобой обсудить.

В недостатке сообразительности леди Барбер никто не смог бы обвинить. Она отложила вязанье, широко открыла свои прекрасные глаза и выпрямилась в кресле.

— Уильям! — произнесла она зловеще тихим голосом. — Не хочешь ли ты сказать, что машина не застрахована?

— Боюсь… боюсь, что так и есть, Хильда.

Наступила пауза, в течение которой леди Барбер несколько раз явно была уже готова что-то сказать, но каждый раз удерживалась. Наконец она встала, подошла к камину, взяла с полки сигарету, закурила и несколько минут, стоя спиной к мужу, смотрела в огонь. Когда она повернулась, он начал говорить, но она, не обратив на это никакого внимания, перебила:

— Ты хорошо обдумал, что это может для тебя… для нас значить?

— Естественно, — несколько раздраженно ответил судья. — Я всесторонне все обдумал. Но должен признать, то, что ты сообщила мне перед ужином, придает делу другую окраску. Я имею в виду то, что этот тип пианист.

— Сибалд-Смит! — воскликнула ее светлость, впервые теряя самообладание и давая волю чувствам. — Ну почему, если уж тебе было суждено сбить кого-то, ты из всех людей на свете выбрал именно Сибалда-Смита?!

— Это несчастливое стечение обстоятельств, — признал Барбер. — Оно… откровенно говоря… сильно путает мои подсчеты относительно того… то есть…

— Это означает, что он потребует компенсацию, раз в десять превышающую ту, которую потребовал бы любой обычный человек, — отрезала его жена.