Марвин Кей - Секретный архив Шерлока Холмса Страница 12

— Господи! Что это за парень?

— Понятия не имею. Я не успел разглядеть его лицо.

— Возможно, его разозлил свист Лестрейда, — пошутил сэр Генри.

Я рассмеялся, потому что в тех редких случаях, когда я слышал пение Лестрейда, мне самому хотелось убить его. Я рассказал, как мне повезло, что из-за инцидента с экипажем я был все еще вооружен тростью.

— Я ударил ею негодяя по руке, обогнав Лестрейда, который гнался за ним по переулку. Разумеется, мы его не поймали.

— Я рад, что никто не пострадал, — промолвил сэр Генри, когда мы перестали смеяться и невидимый Уоррингтон вновь наполнил наши бокалы и зажег мою сигару. — Если Лотта Коллинз так хороша, возможно, я свожу Эбигейл на ее выступление.

— Не стоит, — заметил я. — Это слишком рискованно для молодых леди, если вы понимаете, что я имею в виду.

Чтобы переменить тему, я показал ему трость.

— Вот чем я отогнал этого парня. Ее подарил мне Холмс. Она тяжелая, как дубинка, сверху маленький компас, а если отвинтить крышку, то вместе с ней вытаскиваешь вот это… — Я продемонстрировал итальянский стилет. — А вот здесь, в центре, если повернуть вот этот серебряный цилиндр, находится маленькая фляжка для бренди. Это была одна из любимых вещиц Холмса, — добавил я, позволяя сэру Генри обследовать трость. — Ему всегда нравились такие игрушки.

— Он был хотя и странным, но превосходным человеком, — печально произнес сэр Генри. — Редко встречаешь такой благородный ум!

Я почувствовал, что меня одолевают эмоции.

— Больше всего на свете мне хотелось посидеть в этом причудливом мягком кресле, где некогда сидел Холмс, — искренне сказал я сэру Генри, — и поговорить с вами о моем прошлом с ним и вашем будущем с Эбигейл.

— С неисчерпаемым запасом сигар и бренди, — добавил он, поднимая бокал и чокаясь со мной.

— За прошлое и будущее! — провозгласил я, испытывая радость за сэра Генри и ностальгию по былому.

Когда я уходил, старый Уоррингтон на момент встретился со мной глазами и быстро опустил взгляд. Я упрекнул себя за то, что так разоткровенничался в присутствии слуги, пусть даже невидимого, но он держался в высшей степени скромно, провожая меня к выходу. Когда тяжелая дверь бесшумно открылась, я едва не вскрикнул от удивления. Женская фигура быстро повернулась и сбежала по ступенькам. Старый Уоррингтон был настолько ошарашен ее неожиданным появлением, что мне показалось, будто он сейчас упадет. Я даже протянул руку, чтобы поддержать его, но он сразу же выпрямился и вежливо пожелал мне доброй ночи.

«Внимание, Уотсон! — пронеслось у меня в голове. — Что бы это значило?»

Спустя несколько дней сэр Генри пригласил меня с женой отобедать с ним в городском доме Фернклиффов, чтобы познакомить нас с его невестой и будущим тестем. Эбигейл Фернклифф и в самом деле оказалась очень красивой молодой женщиной, и была ли ее семья настолько плодовита, как о ней говорили, или нет, ее чары соответствовали описаниям сэра Генри. Отец Эбигейл, старый баронет, был добродушным сельским жителем, любившим лошадей и хороший портвейн. Вечер был бы очень приятным, так как жизнь в деревне не притупила остроумие Фернклиффа, но сэр Генри все испортил. Он радостно приветствовал меня и мою жену, но вскоре после нашего прибытия вышел из комнаты и вернулся другим человеком.

«Что значит „другим человеком“, Уотсон? — зазвучал в моей голове голос Холмса. — Разумеется, он остался самим собой, но вы имеете в виду, что в нем что-то изменилось. Что же? Постарайтесь сообразить».

Я подумал, что Баскервиль, вернувшись в комнату, показался мне расстроенным. Он стал невнимателен к Эбигейл, которая явно обиделась, когда что-то шепнула ему на ухо, а жених кратко ответил ей, глядя в пространство.

«Сколько времени его не было в комнате?» Да, конечно, что-то произошло именно в его отсутствие. С другой стороны, сэр Генри вернулся так быстро, что едва ли успел бы за это время даже причесаться или получить краткое сообщение. Как бы то ни было, вечер закончился невесело — сэр Генри заявил, что завтра он должен рано встать, и поэтому просит его извинить.

Среди ночи меня разбудил стук в дверь. Это оказался выглядевший обезумевшим сэр Генри, который стал умолять меня не задавать никаких вопросов, а просто взять медицинский саквояж и следовать за ним. Он привел меня в бедный, но вполне респектабельный район, где мы, войдя в дом, поднялись по чистой, хотя и шаткой лестнице в маленькую комнатушку, почти пустую, если не считать дамского туалетного столика, шкафа и кровати, на которой лежала и тихо стонала женщина.

— Что произошло, сэр Генри? — осведомился я, но он молчал, и я приступил к осмотру.

Не знаю, были ли повреждения на лице женщины, так как она отвернулась от меня, прикрыв рукой лицо. Тем не менее я понял, что она очень красива, — по изящному овалу лица и мягкому блеску волос, которых я был вынужден коснуться, обследуя поверхностную рану на затылке. Кожа ее имела своеобразный золотисто-голубоватый оттенок. Когда я наклонился над ней, она выскользнула из шелкового халата и легла лицом вниз, откинув иссиня-черные пряди так, чтобы мне были видны ее точеные плечи и спина. При виде их я ахнул. Мне не был нужен Холмс, чтобы понять, что означают отметины на ее теле.

Как врач, я был знаком со шрамами, которые некоторые извращенцы оставляют на предметах своей страсти, но я еще никогда не видел на женском теле таких следов, как в ту ночь. Человек, который отхлестал эту несчастную, явно наслаждался ее болью. Паутина красных полос пересекала плечи и спину с удивительной симметричностью. Стройные бедра покрывали кровоподтеки. Я сразу заметил, что она не в первый раз подверглась истязаниям, так как на спине и боках виднелись шрамы, побелевшие от возраста. Когда я склонился ближе, чтобы обследовать повреждения при мерцающем свете чадящей лампы, я увидел, содрогаясь от отвращения, что ее мучитель нанес своей жертве на ягодицах глубокие порезы в форме буквы «Б». В Америке часто подобным образом клеймят скот, обозначая инициал владельца, и я не сомневался, что негодяй проделал эти мерзости с целью заклеймить свою рабыню.

До сих пор Генри Баскервиль всегда казался мне одним из самых добрых и сострадательных людей, но теперь я едва мог его узнать. Невольно бросив на него взгляд, я увидел невысокого, крепкого мужчину, начинающего полнеть, с темными глазами, густыми черными бровями и агрессивным выражением лица. Он казался встревоженным и обеспокоенным, но вся моя симпатия к нему увяла, словно зеленый росток при арктическом ветре. Я вспомнил, что сэр Генри воспитывался в Канаде, вдалеке от английских привилегированных школ. Неужели он мог заполучить там столь зверскую форму извращения?

Будучи не в силах смотреть на него, я сказал, что пострадавшую нужно отправить в больницу. Но женщина ответила «нет!» глубоким и музыкальным голосом с несколько необычным произношением главного звука. Она все еще лежала, отвернувшись от меня, не знаю — из-за стыда или из-за скромности, но издала несколько резких криков и стонов, когда я обрабатывал ее раны. Я оставил ей порцию лауданума на случай, если боли усилятся.

— Ради Бога, Баскервиль, что вы натворили? — осведомился я, когда мы снова очутились на улице.

— Ничего, клянусь вам! — ответил он. — Я просто обнаружил ее здесь в таком состоянии.

Я с трудом удержался, чтобы не схватить его за ворот и не встряхнуть.

— Просто обнаружили? Вы хотите сказать, что пошли прогуляться и случайно забрели в этот дом?

— Она прислала мне записку, где говорилось, что у нее для меня срочное сообщение, но… — Он оборвал фразу и взмолился. — Пожалуйста, не задавайте никаких вопросов!

Я посоветовал ему в случае признаков жара вызвать меня, чтобы отправить женщину в Черинг-Кросскую лечебницу. Испытывая самые дурные предчувствия, я вернулся домой, когда светлая полоска возвестила о приближении рассвета.

Несмотря на усталость, я так беспокоился, что вернулся незадолго до полудня в комнатушку, где побывал ночью. Женщина исчезла. Квартирная хозяйка сообщила мне, что она ушла рано утром с каким-то джентльменом, тяжело опираясь на его руку.

— Шикарный джентльмен, — добавила она, воодушевленная предложенной мною гинеей. — Может, это он оплачивает ей жилье?

Таким образом я узнал, что арендная плата за проживание женщины в доме выплачивалась каждый месяц чеком, отправленным из-адвокатской конторы.

Вернувшись к себе, я стал просматривать мои старые записи о деле Баскервилей и пространные отчеты, которые я посылал Холмсу, покуда он расследовал слухи о легендарной собаке, преследовавшей это злополучное семейство. Особое внимание я уделил комментариям Холмса после раскрытия дела, пытаясь точно вспомнить его слова. Я редко ощущал столь сильное чувство тревоги.