Гастон Леру - Дама в черном Страница 12

Закончив завязывать галстук, я позвал Рультабиля, но не получил ответа. Зайдя в его комнату, я с удивлением обнаружил, что он уже вышел, и присел у окна, выходившего, как и мое, во двор Карла Смелого.

Двор был пуст. Его заполнял лишь эвкалипт, сильнейший запах которого достигал наших окон. Поверх бруствера проглядывала нескончаемая гладь молчаливых вод. С приближением вечера голубизна моря потемнела, и тени ночи уже наплывали на горизонте со стороны Италии. На земле и на небе царила мертвая тишина. Такая тишина и спокойствие в природе обычно предвещают сильнейшие бури. Но нам-то чего бояться? Ночь обещала быть безмятежной.

Но что там за внезапная тень? Откуда взялся этот скользящий по воде призрак? Внизу, в маленькой лодке, рядом с рыбаком, который медленно греб двумя веслами, я увидел… силуэт Ларсана!

Кто мог в этом ошибиться? Кто бы осмелился в этом ошибиться! О! Его нельзя было не узнать. Вся поза Великого Фреда была пронизана столь устрашающим кокетством, что он заявлял о себе даже более выразительно, чем если бы просто крикнул во весь голос: «Это я!» Никто не должен был усомниться в его появлении.

Да, это он. Лодка медленно огибала замок. Сейчас она минует окна Четырехугольной башни и возьмет курс на мыс Гарибальди к каменоломням у Красных скал.

Вот набросок Средиземноморского побережья между Ментоной и мысом Мортола, показывающий расположение Красных скал и полуострова Геркулес.

А человек все стоит со скрещенными руками, повернув голову к башне. Дьявольское видение на пороге ночи, которая медленно и неотвратимо приближается вслед за ним, постепенно окутывая его своей легкой вуалью.

Опустив глаза, я замечаю две тени во дворе Карла Смелого. Они стоят у бруствера возле маленькой двери Четырехугольной башни. Одна из этих теней, более высокая, удерживает другую и умоляет ее о чем-то. Другая, более низкая, тень пытается ускользнуть и, кажется, готова устремиться к морю. Я слышу голос госпожи Дарзак, которая говорит:

— Будьте осторожны. Он готовит западню, я запрещаю вам покидать меня сегодня вечером!

И голос Рультабиля:

— Ему придется высадиться. Мне нужно спуститься на побережье.

— Что вы собираетесь делать? — почти простонала Матильда.

— Все, что потребуется.

— Я запрещаю вам прикасаться к этому человеку, — слышу я еще раз испуганный голос Матильды, и все смолкает.

Сойдя вниз, я застал Рультабиля одного, сидящего на краю колодца. Я заговорил, но он ничего не ответил, как это иногда с ним случается.

Я двинулся дальше в первый двор и встретил Робера Дарзака.

— Ну что, — взволнованно спросил он, — вы его видели?

— Разумеется, — ответил я.

— А она? Не знаете, она его видела?

— Да, они стояли с Рультабилем, когда это произошло. Какая дерзость!

Робер Дарзак дрожал от гнева. Он рассказал, что, увидев Ларсана, тотчас же, как сумасшедший, бросился к берегу, но прибежал к мысу Гарибальди слишком поздно, и лодка уже исчезла. Дарзак оставил меня и поспешил к Матильде, тревожась за ее состояние. Однако дверь комнаты оказалась запертой, и он почти сразу же вернулся. Его жена желала какое-то время побыть в одиночестве.

— А Рультабиль? — поинтересовался я.

— Я его не видел.

Мы остались у бруствера вдвоем. Чтобы отвлечь беднягу от мрачных мыслей, я задал ему несколько вопросов относительно супругов Ранс, и в конце концов он начал на них отвечать.

Таким образом я узнал, что после процесса в Версале Артур Ранс вернулся в Филадельфию и на одной из вечеринок познакомился с молодой романтичной девушкой, сразу очаровавшей его своей начитанностью, качеством достаточно редким у его прекрасных соотечественниц. Она не имела ничего общего с тем типом расторопных, развязных, независимых и дерзких особ, которые так ценятся в наши дни. Слегка насмешливая и немного меланхоличная, с интригующей бледностью, она напоминала нежных героинь Вальтера Скотта, ее любимого писателя.

Как же получилось, что эта нежная девушка так быстро очаровала Артура Ранса, столь самозабвенно любившего величественную Матильду Станжерсон? Кто разгадает тайны сердца!

Во всяком случае, почувствовав себя влюбленным, он для начала сильно напился и вел себя настолько некорректно, что мисс Эдит громко попросила его больше к ней не обращаться. На следующий день Артур Ранс официально принес ей свои извинения и поклялся ничего больше не пить, кроме воды. Он сдержал эту клятву.

Артур Ранс давно знал дядю мисс Эдит — Старого Боба, как его называли в университете. Этот человек был настолько же известен своими чудачествами и путешествиями, как и открытиями в области палеонтологии. Он был добродушен, как ягненок, но не знал себе равных в охоте на бенгальских тигров. Половину своей профессорской жизни он провел к югу от Рио-Негро у патагонцев в поисках человека третичной эпохи или, по крайней мере, его скелета. Не антропопитека или какого-нибудь другого питекантропа, которые более или менее близки по признакам, а современника колоссальных млекопитающих — более сильного и мощного, чем люди, населяющие сегодня нашу планету.

Обычно он возвращался из своих экспедиций с несколькими ящиками камней и с солидным количеством тазовых и берцовых костей, о которых спорил весь ученый мир, а также с богатейшей коллекцией шкур убитых животных, свидетельствовавшей о том, что знаменитый старик прекрасно владел и более современным оружием, чем каменный топор или лом троглодита.

Тотчас же по возвращении в Филадельфию он активно принимался за дела своей кафедры, корпел день и ночь над манускриптами и дневниками и без перерыва читал лекции, развлекаясь при этом прицельным щелканьем в глаза ближайших студентов стружкой от карандашей, которые он непрерывно подтачивал, но которыми никогда не пользовался. Если цель удавалось поразить, то над пюпитром поднималась убеленная сединой голова, и желающие могли лицезреть под золотой оправой очков довольную улыбку его насмешливых губ.

Все эти подробности позднее поведал мне сам Артур Ранс, ученик Старого Боба, с которым они не виделись много лет, пока молодой ученый не познакомился с Эдит. Я подробно об этом рассказываю, так как нам еще предстоит встретить Старого Боба в Красных скалах.

Быть может, на известном уже нашему читателю вечере, где ей был представлен Артур Ранс, мисс Эдит и не показалась бы ему столь меланхоличной, но накануне она получила о своем любимом дяде весьма печальные вести. Старый Боб в течение четырех лет не покидал Патагонии. В последнем письме он сообщал, что серьезно болен и уж не надеется увидеть ее перед смертью.

Нежной и любящей племяннице не следовало бы, конечно, являться после этого на вечеринку, но мисс Эдит за годы путешествий своего неугомонного дядюшки столько раз получала о нем печальные известия, а он, тем не менее, столько раз возвращался из дальних стран в полном здравии, что печаль не удержала ее дома.

Все же новое письмо, пришедшее через три месяца, заставило ее в одиночку собраться к несчастному старику. Эти три месяца ознаменовались памятными событиями. Мисс Эдит была тронута раскаянием Артура Ранса и его непоколебимым решением утолять жажду исключительно водой. Она узнала также, что дурная привычка к алкоголю явилась у Артура Ранса следствием неразделенной любви, и это показалось ей необычайно романтичным. Поэтому никто не удивился тому, что старый ученик неугомонного Боба решил сопровождать его племянницу в глубины Араукании.

Если помолвка и не была еще официально объявлена, то исключительно с целью дождаться благословения старого ученого.

Мисс Эдит и Артур Ранс встретили несравненного дядюшку в Сен-Луи. Он был в прекрасном настроении и вполне здоров. Артур Ранс, не видевший его много лет, нашел, что профессор значительно помолодел, и лучшего комплимента он не мог бы приготовить. Когда же племянница сообщила ему, что стала невестой Артура Ранса, радость Старого Боба была неописуема. Все трое возвратились в Филадельфию, где и была отпразднована свадьба. Мисс Эдит не знала Франции, и Артур Ранс решил отправиться туда в свадебное путешествие. Молодая семья поселилась в окрестностях Ментоны, но не со стороны Франции, а в Италии — в ста метрах от границы, у Красных скал.

Зазвонил колокол. Вместе с подошедшим Артуром Рансом мы отправились к «Волчице», в низком зале который этим вечером был накрыт стол. Когда мы все собрались, естественно, за исключением Старого Боба, который был в Париже, госпожа Эдит поинтересовалась, не видел ли кто-нибудь из нас у замка маленькую лодку с незнакомцем на борту.

— О, я узнаю, кто это был, — продолжала она, так как никто ей не ответил, — я знаю гребца, он большой друг Старого Боба.

— Вы действительно знаете этого рыбака, сударыня? — спросил Рультабиль.