Лилиан Браун - Кот, который играл в слова Страница 13

У Коко вдруг оказалось семнадцать лап, которые сопротивлялись и царапались все враз, а устные его протесты ещё и усугубляли суматоху.

– Понимаю! Понимаю! – перекрикивал его вопли Квиллер. – Но это лучшее, что я могу тебе предложить!

Когда семнадцать лап, девять пар ушей и три хвоста были упрятаны, а крышка захлопнута и перевязана, Коко, почувствовав себя в безопасности, наконец успокоился. Единственным признаком жизни стал глаз, поблескивавший сквозь одну из дырочек.

Во время краткой поездки к «Вилле Веранда» такси один раз вильнуло, чтобы избежать столкновения с автобусом, и с заднего сиденья донесся непристойный визг.

– Господи! – тормозя, крикнул шофер. – Нужна помощь?

– Это всего-навсего мой кот. У меня в одной коробке – кот.

– А мне почудилось – я пешехода сшиб. Что у вас за кот? Рысь?

– Сиамец. А они склонны к бурному проявлению чувств.

– А, да. Я таких видел по телевизору. Отвратные тварюги.

У Квиллера покривились усы. Он никогда не манкировал благодарностью, но на сей раз не забыл дать шоферу меньшие, чем обычно, чаевые.

В лифте на «Вилле Веранда» Коко исторгал душераздирающие вопли, но онемел, едва был выпущен из коробки в нойтоновской квартире. Какое—то мгновение он стоял, балансируя на трёх ногах, приподняв переднюю лапу, и квартира наполнилась бездыханным, прислушивающимся котовым молчанием. Затем голова его заходила туда—сюда, словно он пытался уловить характерные особенности комнаты. Осторожно пересёк глянцевитый паркет. Обнюхал край толстенного ковра и протянул было к нему лапу, но тут же отдернул. Обследовал носом угол одного из диванов, проверил кайму драпировки, возле стола заглянул в корзину для бумаг.

Квиллер показал Коко новое местопребывание тазика с песком и выдал старую игрушечную мышь.

– А подушечка твоя – на холодильнике, – сообщил он коту. – Будь как дома.

Раздался незнакомый звонок, и Коко в тревоге подпрыгнул.

– Это просто телефон, – объяснил Квиллер, поднимая трубку и важно усаживаясь за красивый, обтянутый кожей стол.

Из аппарата донёсся голос, старательно выговаривавший английские слова:

– Я имею трансатлантический вызов для мистера Джеймса Квиллера.

– У телефона.

– Копенгаген вызывает.

Затем послышался возбужденный голос Гарри Нойтона:

– Как вам это нравится? Я уже в Копенгагене! Как там у вас? Вы въехали? Устроились?

– Только что обосновался. Как долетели?

– К востоку от Ганди немного штормило, но в целом полёт был недурной. Не пересылайте никакой почты, пока я не распоряжусь. Буду держать с вами связь. И на днях я раздобуду хорошенький куш для «Дневного прибоя».

– Сенсация?

– Нечто фантастическое! Пока об этом молчок… Но вот зачем я звоню: вы любите бейсбол? Есть два билета на благотворительную игру – они прикреплены к моему настольному календарю. Просто стыдно вышвыривать их в мусор – особенно по тридцать-то баксов за швырок.

– В воскресенье я, вероятно, буду работать.

– Тогда отдайте их своим дружкам по газете.

– Как вам нравится Копенгаген?

– С виду очень чистенький, опрятный. Уйма велосипедов.

– А скоро прорежутся ваши новости?

– Будем надеяться, в течение недели, – ответил Нойтон. – А когда прорежутся, первым на них набросится «Прибой»!

Повесив трубку, Квиллер поискал нойтоновский календарь. Нашёл его в ящике стола – большую кожаную книжку, где с одной стороны помещался дневник, а с другой – телефонный справочник. Бейсбольные билеты были прикреплены к «26 сентября» – места прямо позади скамеек для запасных, – и Квиллер задался вопросом, следует ли ими воспользоваться или кому-нибудь отдать. Он мог бы пригласить Элкокови Райт, удрав из офиса в воскресенье в полдень…

– Коко – рявкнул он. Пошёл прочь от этой книжки!

Кот бесшумно поднялся на стол и запустил когти в телефонный указатель. Он пытался начать игру. У Квиллера дрогнули усы. Он не смог устоять и открыл книжку на странице, избранной Коко.

На ней он нашёл телефонные номера доктора Томаса и широко известной адвокатской конторы Тихэндла, Барриса, Хенсблау, Мауса и Кастла.

– Поздравляю! – сказал Квиллер коту. – Ты загнал в угол Мауса! [10]

Значились там и Теппингтон, биржевой брокер, и телефон «Толедо», самого дорогого в городе ресторана. А в конце списка стойло имя Тейта. Не Джорджа Тейта или Вернига Тейта, а Сайни Тейт.

Квиллер уставился на поспешно накарябанное имя, словно то был призрак умершей женщины. Почему Нойтон записал Сайни, а не её мужа? Какие дела у опытного предпринимателя с больной женой богатого, праздного собирателя нефрита?

Квиллер припомнил разговор с Нойтоном на вечеринке Дэвида. Кражу нефрита они обсуждали, но предприниматель не упоминал о знакомстве с покойной миссис Тейт. А ведь Нойтон любитель сыпать именами, и упоминание Тейтов произвело бы впечатление…

Квиллер медленно закрыл книжку и быстро открыл её снова. Он пролистал весь дневник, день за днем проверяя нойтоновские встречи. Начал он с 20 сентября и вернулся к 1 января. Ни единой записи. где упоминались бы Сайни Тейт или Тёплая Топь. Но цвет чернил около «1 сентября» изменился. Большую часть года они были синими. А потом Нойтон переключился на чёрные. Телефонный номер Сайни Тейт был написан чёрными чернилами; Нойтон добавил его в течение последних трёх недель.

ДЕВЯТЬ

Перед тем как уйти из квартиры на свидание с Элкокови Райт, Квиллер позвонил Дэвиду Лайку, чтобы расспросить о похоронах миссис Тейт.

– Вам следовало там побывать, – сказал дизайнер. – Там было достаточно голубой крови, чтобы открыть по ней навигацию. Вся старая гвардия, знававшая Тейтовых папулю и дедулю. Вы в жизни не видывали такого множества пенсне и шляпок в стиле королевы Мэри.

– Как держался Тейт?

– Жаль, не могу сказать, что он казался бледным и изможденным, – с этим здоровым румянцем он всегда выглядит так, словно только что выиграл в теннис. А почему вас там не было?

– Я работал над обложкой. А нынче под вечер переехал в квартиру Гарри Нойтона.

– Славно! Так мы соседи, – оживился Дэвид. – Тогда почему бы вам не прийти в воскресенье скоротать вечерок и познакомиться с Натали Нойтон? Она только что вернулась из Рено, и я приглашаю нескольких знакомых выпить в её честь.

Квиллер припомнил великолепную закуску на недавней вечеринке и с готовностью принял приглашение. После этого он наскоро приготовил обед для Коко – пол жестянки лососины, приправленной сырыми яичными желтками, – и сказал:

– Будь хорошим котом. Я приду домой поздно и обеспечу тебе закусочку.

С шестью ударами часов он встретил возле ратуши Элкокови Райт; в её пунктуальности была чисто архитекторская точность. Она надела занятную пёстро-зелёную юбку, турецкий топ и голубую шапочку из рогожки, напомнившей Квиллеру сиденья стульев в какой-то столовой его далекой юности.

– Я смастерила её сама – из образцов обивки, – сказала она, вглядываясь в него из-под водопада блестящих каштановых волос, каскадом ниспадавших на плечи.

Он повел её обедать в пресс-клуб, сознавая, что его увидят все завсегдатаи бара и на следующий день признают: у него есть вкус. Но как бы то ни было, это должен быть именно пресс-клуб. У него там кредит, а зарплата – не раньше пятницы. Он провёл свою спутницу – она попросила Квиллера называть её Коки – наверх, в главный обеденный зал, где было потише, а на столиках ждали булочки, обвалянные в кукурузной крошке.

– Коктейль? – предложил Квиллер. – Сам-то я с выпивкой завязал, но возьму лимон и сельтерскую, чтобы составить вам компанию.

Казалось, Коки это сильно заинтриговало.

– Почему вы не пьете?

– Длинная история, и лучше об этом не распространяться.

Он подсунул под ножку стола спичечный коробок: все пресс-клубовские столы от природы шатались.

– А я истязаю себя йогой, – сказала она. – Никакого ликера. Никакого мяса. Но я сделаю нам с вами один настоящий коктейль – если вы закажете ингредиенты и два стакана для шампанского.

Когда принесли поднос, она налила в стаканы немножко сливок, разбавила их имбирным элем, а потом достала из сумочки небольшую деревянную мельничку.

– Я тру на тёрке свежий мускатный орех и ношу его с собой, – сказала она, посыпая напиток коричневой пылью. – Мускатный орех возбуждает. Немцы добавляют его во всё.

Квиллер сделал осторожный глоток. Напиток слегка отдавал горечью. Он походил на саму Коки – прохладный и плавный, с нежданной перчинкой.

– Как вы решили стать архитектором? – спросил Квиллер.

– Быть может, вы не замечали, – ответила Коки, – но архитекторов по фамилии Райт даже больше, чем судей по фамилии Мерфи. Нас тянет к чертёжной доске. Однако это имя нигде меня не оставляет. – Она поправила свои длинные волосы. – Возможно, мне надо сдаться и выйти замуж.

– Вот уж что будет нетрудно.