Жорж Сименон - Подпись «Пикпюс» Страница 13

– Скажите, господин Друэн, вы не замечали за ним недостачи в кассе?

– Недостачи? По кассе? – взорвался делец. – Но это же исключено, господин комиссар! У нас это просто невозможно. Ни для кого – даже для старейшего из служащих, даже для моего управляющего. Мы не лавочка с ящиком для выручки, куда можно тайком запустить руку. Смею заверить, что деньги, наличные деньги, через фирму практически не проходят. Мы продаем дома, замки, виллы, земельные участки. Операции наши выражаются в сотнях тысяч, чаще – в миллионах франков. Излишне пояснять, что такого рода сделки оплачиваются чеками и обычно совершаются у нотариуса. Что касается домов, переданных нам на управление, то и здесь порядок остается, в общем, таким же, а если квартирная плата вносится наличными, деньги получает наш инкассатор, который…

– Таким образом, вы утверждаете, что ваш служащий решительно не мог украсть у вас тысячу франков?

– Решительно и категорически – не мог. Кроме того, как я уже говорил, характер Маскувена… Нет, господин комиссар, вы пошли по ложному следу. Сожалею, но… – Друэн встает, давая понять, что его ждут важные клиенты.

– Еще один небольшой вопрос, не затрагивающий, надеюсь, профессиональных тайн. Господин Блез – крупный клиент вашей фирмы?

Друэн колеблется, но, чтобы отделаться от комиссара, все-таки предпочитает ответить.

– Нет, не крупный. Правда, его банковская ситуация превосходна. Эти сведения вы можете почерпнуть в любом финансовом агентстве. Однако для нас он отнюдь не крупный клиент. Скорее докучный, хоть я и не имею в виду ничего дурного. Такие – распространенное явление. Особенно среди рантье, которым нечего делать, а время как-то убивать надо. Он заходит, интересуется операциями, осматривает продаваемые дома и участки, вникает в цены, словно серьезный покупатель, но обычно ни на что не решается. Да вот, извольте…

Друэн берет папку, на которой проставлены фамилия г-на Блеза и номер.

– За последние пять лет он сделал при нашем посредничестве три покупки: небольшая дача, ферма в Бретани, жилой дом в Ницце. Всего на шестьсот тысяч франков. Вот и все, господин комиссар, что я могу вам сообщить. Извините, но мое время не менее дорого, нежели ваше.

Руки Друэн не подает. Дверь за Мегрэ закрывает с нескрываемым удовлетворением.

С какой стати, вот именно, с какой стати Маскувен, которого никто ни о чем не спрашивал, взял на себя кражу тысячи франков у хозяина?

Мегрэ с озабоченным видом входит к себе в кабинет. Служитель докладывает, что комиссара уже больше часа ждет судебный следователь. Еще один, кому не терпится, кто считает, что с делом тянут, кто будет разглагольствовать о прессе, о нападках и требовать принятия мер…

По служебным переходам Дворца правосудия Мегрэ с трубкой в зубах добирается до коридора, где расположены кабинеты следователей и в атмосфере паровой бани ждут своей очереди подследственные, зажатые между двумя жандармами, и свидетели, то и дело поглядывающие на часы.

– Входите, господин комиссар. Присаживайтесь… Я внимательно прочел ваш вчерашний рапорт. Сегодня утром мы обсуждали его с товарищем прокурора. Он полностью разделяет мою точку зрения. Ваш Октав Ле Клоаген…

Почему он сказал «ваш»?

– Ваш Октав Ле Клоаген либо в самом деле сумасшедший, либо, не будучи виновен, в чем я начинаю сомневаться, знает больше, чем показывает. Поэтому сегодня утром я уведомил его, что в три часа он будет подвергнут освидетельствованию двумя психиатрами при участии доктора Поля. Ваше мнение?

Следователь доволен. Он словно бросает вызов комиссару. Всем своим видом он говорит: «Конечно, все знают – у вас свои методы. Но они такие медленные, мой бедный Мегрэ! Такие старомодные! Судебный следователь вовсе не обязательно дурак, и ему случается, не выходя из кабинета, распутывать дела, перед которыми пасует полиция».

Мегрэ с непроницаемым лицом молча посасывает трубку.

– Кроме того, я направил в Сен-Рафаэль поручение навести справки об образе жизни, который вели там Ле Клоагены.

Молчание комиссара тревожит следователя. Что если полицейский, обиженный конкуренцией, возьмет да и выйдет из игры?

– Извините меня, но вы не можете не согласиться, что столь затянувшееся дело такого рода раздражает общественное мнение и что…

– Вы совершенно правильно поступили, господин следователь. Вот только…

– Что?

– Ничего. Возможно, я ошибаюсь.

По правде говоря, у комиссара неспокойно на сердце. Перед ним опять возникает вчерашний старик, с его стиснутыми руками, залитым слезами лицом и трагическим взглядом, словно вымаливающим у ближних капельку сострадания.

Любопытно, что следователь не ошибся, бросив в начале разговора: «Ваш Октав Ле Клоаген».

– В котором часу ему доставлена повестка?

– Давайте прикинем. Сейчас одиннадцать. Значит, рассыльный должен был попасть на бульвар Батиньоль около десяти тридцати.

– Где состоится освидетельствование?

– Сначала на квартире Ле Клоагенов. В случае необходимости эксперты отвезут старика в какую-нибудь из своих клиник. Хотите присутствовать?

– Пожалуй, да.

– Итак, до скорого, дорогой комиссар.

Разумеется, Мегрэ несколько задет тем, что к такой мере прибегли, не посоветовавшись с ним. Правда, сегодня он запоздал на набережную Орфевр, а его искали.

Но помрачнел и словно отяжелел он не только от обиды. Ему кажется… Как бы это сказать? Его Ле Клоаген… Вот именно… Ему кажется, что только он способен проникнуть в душу странного старика. С самого начала, с приезда на улицу Коленкура, этот человек волнует его, и что бы ни делал комиссар, он не перестает думать о нем. Мысль о Ле Клоагене не оставляла его ни в кафе, где он с одного взгляда отыскал «Пикпюса», ни в кабинете г-на Друэна, хотя по видимости он занимался там исключительно Маскувеном и г-ном Блезом.

– Входи, Люкас.

Люкас, бесспорно, в курсе событий: недаром он украдкой поглядывает на своего начальника.

– Кто из наших сейчас на бульваре Батиньоль?

– Жанвье.

Мегрэ стоит у распахнутого окна, и – странное дело! – ему вспоминаются стихи, заученные наизусть еще в школе:

Пусть чисты небеса, пусть безмятежно море – Как встарь, мрачат глаза вдове матросской горе…

Не относится ли это отчасти и к нему? Сена течет в атмосфере подлинного апофеоза. Глядя на суетливых, как муравьи, прохожих, невольно думаешь, что весь Париж захлебывается радостью жизни. Люди удят рыбу, бассейны переполнены купальщиками, улицы и бульвары заполнены симфонией автомобильных гудков, которая вместе с мелкой золотой пылью возносится к безупречно голубому небу.

Пусть чисты небеса…

Необычное у него все-таки ремесло! Два удара ножом в спину женщины, которую он никогда не видел… Старик, исходящий потом от страха… Служащий фирмы, бросающийся в Сену с Нового моста… Кричаще вульгарный календарь в кафе на площади Республики…

– Что нам делать, шеф?

– Как там господин Блез?

– Как обычно. Сейчас, видимо, направляется на биржу. За ним идет Рюэль.

Поиски зеленой спортивной машины и брюнета с двумя золотыми зубами тоже безуспешны. Служаночка молочника Эмма целыми днями наблюдает за улицей в надежде увидеть своего красавца автомобилиста и не опознает ни одной предъявленной ей фотографии.

– Соедини меня с туристическим агентством на площади Мадлен. – Комиссар все с тем же озабоченным видом берет трубку. – Алло! Мадмуазель Берта? Говорит Мегрэ… Да… Нет… Напротив… С ним все в порядке – через несколько дней выпишется… В котором часу у вас перерыв? В полдень?.. Я не очень обременю вас, если приглашу позавтракать со мной в каком-нибудь ресторанчике поблизости от вашей службы?.. Что, что? Хорошо… До скорого.

Он берет такси и вылезает из него как раз в ту минуту, когда все учреждения на площади Мадлен и Бульварах выплескивают на тротуар поток служащих. Комиссар тут же отыскивает глазами красную шляпку и свежее личико с ямочками на щеках, которое, несмотря ни на что, выражает легкое беспокойство.

– Уверяю вас: ничего не случилось. Просто мне захотелось поболтать с вами.

Прохожие поглядывают вслед парочке: везет, однако, этому пожилому дяде!

– Закуски любите?

– Обожаю.

Мегрэ выбирает ресторанчик, рассчитанный на постоянных клиентов, – закуски там свежие и в большом выборе. Садятся они с Бертой у окна. Все это смахивает на кутеж, тем более что комиссар заказал бутылку эльзасского, длинное горлышко которой выглядывает из ведерка со льдом.

– Скажите, мадмуазель Берта, когда ваши родители умерли, но вы продолжали учиться благодаря помощи Маскувена… Грибков положить?.. Так вот, я полагаю, он поместил вас в какой-нибудь пансион?

– Да, к монахиням в Монморанси.

– Это, наверно, недешево ему стало?

– Мне было так стыдно! Я знала, что зарабатывает он немного. Но Жозеф твердил, что он в неоплатном долгу перед нашей семьей… Уверена, он порой голодал, лишь бы у меня было все необходимое.