Эрл Гарднер - Некоторые женщины не будут ждать Страница 13

Она открыла дверь, видимо, только что выйдя из ванной, дыша свежестью, словно запотевший от росы розовый лепесток. На ней был домашний халат, надетый, судя по всему, на голое тело. Норма развалилась на диване в легкой шелковой пижаме.

Держались они совершенно свободно и раскованно. Можно было подумать, что одна из них — моя жена, а другая — близкая родственница, к которой я зашел в гости.

— Мы пьем скотч с содовой, — объявила Мириам.

— Нет возражений, — согласился я.

Мы уселись в кружок и стали потягивать виски с содовой.

— Ну давай, — обратилась Норма к Мириам, — выкладывай.

— Меня шантажируют, — сказала Мириам.

— И каким же образом? — спросил я.

— Это долгая история.

— Тогда вкратце. — Я мельком глянул на часы и вспомнил про Берту и Бикнела.

— Первая дань — двадцать тысяч долларов, — сказала Мириам.

— Сидней Селма? — спросил я. Она отрицательно покачала головой.

— Никакого Сиднея Селмы я не знаю.

Я недоуменно поднял брови и поглядел на Норму.

— Сидней Селма — это мой клиент, — пояснила та.

— Тогда давайте выкладывайте карты на стол, — предложил я.

— А они уже на столе, — ответила Мириам. — Во всяком случае, я с этого и хотела начать. Значит, так. Когда-то я покупала мышьяк. Норма про это знает, у нее даже есть мое письмо, с помощью которого это можно доказать.

— Написано вашей собственной рукой?

— Да.

— Это уже интересно, — заметил я.

— Действительно, — согласилась Мира.

— А что именно написано в этом письме?

— Я упомянула мельком, что ходила по делам и купила столько мышьяка, что можно убить лошадь. Ну и еще какие-то шуточки; мы с Нормой всегда так пишем друг другу.

— Где же это письмо?

— Точно неизвестно. Норма думает, что оно валяется у нее где-то в Нью-Йорке. Мы и не задумывались об этом раньше. А теперь к ней на корабле привязался Сидней Селма. У него оказалось несколько писем, которые нужны Норме. Он предложил ей их отдать, если она взамен передаст ему все мои письма к ней.

Я обернулся к Норме:

— Так вот чего на самом деле хотел Селма?

— Да. И этого тоже.

— А как так получилось, что вы покупали мышьяк?

— Вот в это как раз поверить труднее всего, но меня попросил сам Эзра, — ответила Мира.

— А зачем он ему был нужен?

— Он занимался таксидермией — такое у него было хобби. Он готовил какие-то препараты для сохранения кожи птиц, и в их состав входил мышьяк.

— Он что, сам их готовил?

— Сам. И попросил меня купить ему этот мышьяк.

— У вас были проблемы?

— Никаких. Поставщик лекарств прекрасно знал моего мужа, и больше ничего не требовалось.

— Вы расписывались в реестре ядовитых веществ?

Она покачала головой:

— Нет, тут я как раз проскочила.

— Каким образом?

— Мой муж покупал его оптовыми партиями, прямо со склада.

— Вы можете как-нибудь доказать, что это муж просил вас его купить?

— Нет.

— И сколько же вы купили?

— Достаточно, чтобы отравить тысячу мужей.

— Где этот мышьяк сейчас?

— Когда я поняла, что после смерти Эзры проводят какое-то расследование — ну, выясняют, умер ли он естественной смертью, я запаниковала и разыскала эту коробку. Я подумала, что мне стоит показать, что она не распечатана и находится в том же состоянии, в каком я ее привезла.

— И показали?

— Нет.

— А что случилось?

— Кто-то разрезал обертку и взял из коробки часть мышьяка.

— Много?

— Не могу сказать. Какую-то часть.

— И что вы сделали?

— Высыпала остальное в сточную канаву и сожгла коробку.

— Это неосмотрительно. Они ведь могут установить факт покупки.

— Я знаю. Теперь-то я знаю, а тогда не сообразила. Но когда я увидела, что часть мышьяка отсутствует, вы же понимаете, что я подумала!

— Ну ладно. А кто вас шантажирует?

— Его фамилия Бастион, Джером К. Бастион.

— Он сейчас здесь?

— Да, где-то здесь, на острове.

— Где именно?

— Не знаю. Ни в одной из гостиниц такого нет. И в туристическом бюро про него не знают.

— А Селму вы не знаете?

— Никогда про него не слыхала.

— Как с вами связывается Бастион?

— Называет мне место встречи.

— По телефону?

— Да.

— И давно он здесь?

— Наверно, около месяца.

— А вы давно приехали?

— Пару месяцев назад.

— Когда вы с ним встречались в последний раз?

— Около двух недель назад.

— И что вы ему сказали?

— Я дала ему понять, что со мной можно вести переговоры и что если он отдаст мне все улики, то я могла бы заплатить ему — может быть, не так много, как он просит, но вполне приличную сумму.

— А у него есть улики?

— Он утверждает, что есть.

— И теперь шантажист пытается заполучить письма, которые вы писали Норме?

— Да.

— Стало быть, вы обещали Бастиону деньги?

— Я сказала, что постараюсь найти некоторую сумму.

— И после этого он оставил вас в покое?

— Он знает, что я ищу эти деньги.

— И вы намерены ему заплатить?

Она вызывающе посмотрела на меня и ответила:

— Если не смогу избавиться от него другим способом.

— Так вы отравили своего мужа или нет?

— Вы мне не верите?

— Я бы не хотел отвечать на этот вопрос. Отравили или нет?

— Нет.

Я помолчал, потом сказал:

— Обещайте мне одну вещь.

— Какую?

— Что вы не заплатите шантажисту ни цента.

— Вы считаете, так лучше?

— Да.

— Хорошо. Обещаю.

— И никому не скажете, что беседовали со мной.

— Хорошо.

Я пригубил виски и обвел глазами комнату. Мне почему-то показалось, что одна из картин, висевших на стене, не вписывается в общий стиль интерьера. Я подошел и сдвинул ее в сторону. В стене за картиной была просверлена аккуратная круглая дырочка величиной с серебряный доллар, в глубине которой безошибочно угадывалась сетчатая головка микрофона.

Я подал знак Мире и Норме. Они подошли и, толкая друг друга, стали заглядывать мне через плечо, вытягивая шеи.

Мира, у которой от изумления перехватило дыхание, чуть не потеряла равновесие и схватила меня за руку. Я поддержал ее за талию; действительно, у нее под халатом ничего надето не было.

Норма налегла на меня всем телом, оперлась рукой о мое плечо и ошарашенно прошептала:

— Дональд!

Очень аккуратно, стараясь не издать ни малейшего звука, я вернул картину на место и сказал:

— Ну вот. Такие-то дела.

— Но… но откуда он может идти? — прошептала Мира. Я приложил палец к губам, потом довольно громко спросил:

— Мира, где здесь комната для мальчиков?

Она прыснула.

— Вот сюда.

Я нарочито громко хлопнул дверью и, притянув Миру поближе, прошептал ей на ухо:

— Разговаривайте о чем-нибудь без остановки — о путешествии Нормы или о чем угодно. Разговаривайте обо мне, разберите меня по косточкам, задайте мне жару. Вообще, болтайте без умолку. Я должен выяснить, подслушивают нас или только записывают.

Я, конечно, дал маху, как самый наивный, легкомысленный любитель! Нужно было осмотреть комнату раньше, до того, как девицы разговорились.

Наличие микрофона говорило о многом. Ясно, что теперь мы в ловушке. Если его установила гавайская полиция, сотрудничающая с полицией Денвера, то мы погибли: они уже сегодня выдадут ордер на арест Мириам Вудфорд, и Эдгар Ларсон может готовиться к триумфальному возвращению на материк.

Если микрофон — дело рук шантажистов, то мы теперь оказываемся в их власти, конечно, при одном условии — что запись попадет к ним.

Я вышел в холл по соседству с гостиной, пододвинул стул и стал искать провода. Они оказались запрятаны очень тщательно: по простенку поднимались к лепному карнизу, а дальше шли поверх этого карниза. Двигаясь вдоль проводов, я в конце концов нашел-таки магнитофон, запрятанный под половицами на маленьком крыльце заднего служебного входа.

Я отсоединил микрофон, выключил магнитофон и вытащил его на свет, чтобы получше рассмотреть. Это был специальный магнитофон с большими бобинами, какими пользуются в профессиональных студиях звукозаписи. В обычных любительских магнитофонах скорость записи в два раза меньше, чем в студиях; если не требуется высокое качество звучания, то скорость можно снизить вдвое, а в некоторых небольших аппаратах — даже в четыре раза.

Этот же магнитофон был низкоскоростной с большими бобинами; мощные элементы питания обеспечивали длительную работу. По моим прикидкам, одной бобины должно было хватать часов на шесть работы.

Теперь обе девушки буквально повисли на мне и смотрели, что я делаю. Я довольно быстро сообразил, как работает магнитофон, включил обратную перемотку, дошел до начала пленки и сказал:

— Мне нужно ее послушать, чтобы понять, какой вред она может нам нанести.

— Вы имеете в виду наш разговор? На ней записан весь разговор?