Джун Томсон - Тайные хроники Холмса Страница 14

Усадив меня за стол, он положил передо мной несколько объемных альбомов по искусству, потом быстро набросал ответ на письмо Сороки и ушел из дома. Вернулся Холмс через два часа, опоздав на обед к вящему неудовольствию миссис Хадсон, которая должна была держать для него еду на огне. Однако аппетит Холмса, разыгравшийся за время добровольного поста предшествующих дней, существенно улучшил ее настроение.

— Все готово, Ватсон, — произнес он, с завидным энтузиазмом принимаясь за бифштекс и пудинг с почками. — Письмо отправлено, номер в «Клэридже» заказан на послезавтра, фамильные драгоценности семейства Бедминстеров находятся у меня в сафьяновом ларце. После обеда вы их рассмотрите. Как продвигаются ваши занятия?

— Весьма недурно, Холмс, — не без опаски ответил я, немного обескураженный задачей, которую поставил передо мной мой старый друг. — Вы знаете, что в искусстве я не очень силен, а память на даты у меня всегда была отвратительной[26].

— Я вам помогу, — заверил меня Холмс.

Именно этого я больше всего и опасался. Когда моего друга обуревал бьющий через край энтузиазм, сосуществовать с ним было ничуть не легче, чем когда он погружался в пучину черной меланхолии. Особенно это ощущалось, если у меня отсутствовала возможность ускользнуть на пару-тройку часов в клуб из-за моего участия в проведении нашего совместного расследования.

После окончания трапезы Холмс поставил сафьяновый ларец на стол, открыл его и выложил на стол хранившиеся в нем драгоценности. Должен заметить, что даже на меня они произвели неизгладимое впечатление. Несколько серебряных флаконов тончайшей работы и причудливой формы — от миниатюрной книжечки до розового бутона — с хитро прилаженными к ним петлями, в которых сохранились остатки губки, некогда пропитываемой ароматическими смесями; все они были покрыты восхитительной гравировкой, украшены жемчугом или небольшими драгоценными камнями. Четыре табакерки в золотой оправе и покрытые эмалью блистали яркостью красок. Эту восхитительную коллекцию венчали два миниатюрных портрета: на одном из них был изображен джентльмен в напудренном парике, на другом — молодая дама.

Не могу не признаться, что последний портрет понравился мне больше всех других. Взгляд обаятельной молодой женщины, смотревшей прямо на зрителя из овальной рамы, завораживал своим неотразимым шармом. Белокурые локоны спадали ей на плечи, нежные тона кожи оттеняли нитка жемчуга на шее и кружева на груди.

— Мне кажется, — заметил Холмс, довольно глядя на то, как я взял портрет, чтобы рассмотреть его повнимательнее, — что вы на правильном пути, мой дорогой друг. И свидетельство тому тот факт, что ваше внимание привлек именно этот портрет молодой дамы.

— Она просто обворожительна, Холмс!

— Да, я с вами согласен. Между прочим, ее имя — леди Амелия Бедминстер, и она была одной из прародительниц нынешнего виконта. Своей красотой, достойной быть запечатленной на этом портрете, она обязана природе, которая порой в избытке наделяет ею свои творения, и кисти великолепного мастера миниатюрного портрета — Сэмюэля Купера. Кстати говоря, родился он в тысяча шестьсот девятом году, а умер в тысяча шестьсот семьдесят втором. Пожалуйста, обратите внимание на его изящную золоченую монограмму — С. К., которую этот художник ставил на созданные им произведения. Портрет выполнен по восковке в гуаши, его легкая флюоресценция достигается благодаря сгущению красок с помощью меда и специальных смол. Что же касается слоновой кости, на которой нарисован второй портрет, она стала применяться для этих целей лишь в начале восемнадцатого столетия.

Так началась скучнейшая лекция, каких я не слушал со времен учебы в школе, когда меня заставляли вслух долбить спряжения латинских глаголов и даты правления всех британских королей и королев. Сидя напротив меня за столом, Холмс по очереди брал каждую вещицу в руки и подвергал меня длительному допросу, спрашивая, когда она была сделана, какая техники применялась при ее изготовлении, какими достоинствами они обладает. Если я быстро не давал нужного ответа, мой друг снова отсылал меня все к тем же альбомам по искусству.

На протяжении последующих двух дней я получил столько сведений о клеймах на серебре, датировке бильстонских эмалей и технике миниатюрного портрета, сколько мне не было нужно ни до, ни после проведения этого расследования.

Тем не менее метод обучения, примененный Холмсом, оказался успешным, поскольку к тому времени, когда мы отправились в гостиницу «Клэридж» на назначенную в одиннадцать часов встречу с человеком, назвавшимся Вессоном, я был уверен в том, что рассуждать о фамильных драгоценностях Бедминстера я мог не хуже специалиста.

Холмс настоял на том, чтобы я оделся со всей подобающей случаю строгостью, поскольку мне предстояло сыграть роль титулованного аристократа, желающего продать фамильные драгоценности. Тем не менее, я отказался от предложения моего друга наклеить козлиную бороденку. Правда, с его идеей вооружиться моноклем, свисающим на ленточке, надетой на шею, я согласился, поскольку счел, что эта деталь лишь подчеркнет мое заинтересованное отношение к миру искусства.

Холмс, который должен был следовать за Вессоном после того, как тот покинет гостиницу, также изменил свой внешний облик: наклеил черные усы и надел длинное темное широкое пальто, предусмотрительно положив в его просторные карманы дополнительные предметы для изменения внешности на случай, если в том возникнет потребность.

В апартаментах, которые Холмс выбрал в «Клэридже», дверь из гостиной вела прямо в спальню, где он должен был спрятаться, чтобы слышать весь мой разговор с Вессоном. Кроме того, в каждой комнате имелся отдельный выход в коридор.

На протяжении последнего получаса перед приходом Вессона мой друг еще раз прочел мне скучнейшую лекцию о ценах на каждую вещь, которые я должен был несколько раз повторить. Он намеренно их завышал, чтобы Вессон задумался и не заключил поспешной сделки.

Я должен был категорически отказаться от предложения снизить цену. По поводу продолжения переговоров мне следовало проявить озабоченность, но согласиться, предварительно заметив, что я должен буду проконсультироваться с пожелавшей остаться неизвестной титулованной особой, по поручению и в интересах которой я обсуждаю условия сделки. В том случае, если возникнет необходимость в продолжении переписки, как и раньше, можно будет воспользоваться уже имеющимися адресами до востребования.

— И пожалуйста, Ватсон, — сказал в заключение Холмс, — не забудьте дать мне знать, когда Вессон соберется уходить, чтобы у меня было достаточно времени последовать за ним.

В этот момент в дверь постучали, и Холмс шепнул мне:

— Желаю вам успеха, друг мой. — И, скрывшись в спальне, оставил меня в одиночестве.

В эти последние несколько секунд я почувствовал, как вся моя уверенность куда-то улетучилась.

Смогу ли я в нужный момент вспомнить о том, что инициалы В. I. ставил на своих изделиях мастер-ювелир Дэвид Вильом-старший? Или о том, что эмаль бирюзового и вишневого оттенков впервые стала применяться на Бильстонской мануфактуре в 1760 году? Как бы то ни было, я постарался взять себя в руки и самым уверенным тоном, на какой только был способен, произнес:

— Войдите!

Дверь тут же распахнулась, и в комнату вошел Вессон. При первом взгляде на него я немного расстроился, поскольку ожидал увидеть перед собой совсем другого человека.

Вессон оказался тщедушным худым мужчиной маленького роста; резкие, заостренные черты его лица чем-то напомнили мне хорька. Он стал подозрительно оглядывать комнату, бросая быстрые взгляды во все углы.

Если это был Сорока, то он никак не вписывался в мое представление о миллионере, даже самом эксцентричном.

— Вы здесь один, мистер Смит? — спросил он так, как обычно говорят мелкие чиновники: выговор кокни резал мне ухо.

— Конечно, — ответил я с ноткой возмущения в голосе. — Сделка является совершенно конфиденциальной и касается только нас двоих. Мой клиент настаивал на полной секретности этого дела.

— А что у вас там? — спросил он, указав рукой ни дверь в спальню.

Мне ничего не оставалось, кроме как резко повысить голос, чтобы Холмс наверняка услышал мой ответ.

— Эта дверь ведет в спальню, — громко сказал я. — Хотите ее осмотреть, мистер Вессон? Прошу вас, сэр, позвольте мне вам продемонстрировать, что в спальне никого нет. Мне бы вовсе не хотелось, чтобы у вас зародились подозрения, будто содержание нашей конфиденциальной беседы может стать известно кому-нибудь еще. Необходимо, чтобы между нами с самого начала установились доверительные отношения.

С видом оскорбленного достоинства подойдя к двери, я распахнул ее настежь, моля Бога лишь о том, чтобы моя нарочито длинная тирада дала Холмсу время найти себе надежное укрытие.