Агата Кристи - Смерть в облаках Страница 15

Мисс Керр.

Сумочка. Губная помада. Два мундштука (один из слоновой кости и один из нефрита). Плоская пудреница. Портсигар. Упаковка картонных спичек. Носовой платок. Два фунта стерлингов. Мелочь. Половинка заемного письма. Ключи.

Дорожный несессер, отделанный шагреневой кожей. Флакончики, щетки, расчески и т. д. Маникюрный набор. В футляре для умывальных принадлежностей — зубная щетка, губка, зубной порошок, мыло. Две пары ножниц, пять писем от родственников и друзей из Англии. Два романа Таушница. Фотографии двух спаниелей.

В руках у нее были журналы «Вог» и «Гуд хаускипинг».

Мисс Грей.

В сумочке. Румяна. Пудреница. Стержневой ключ и ключ от «американского» замка. Карандаш. Портсигар. Мундштук. Упаковка спичек. Два носовых платка. Оплаченный счет гостиницы в Ле-Пинэ. Французский разговорник. Бумажник. Сто франков и десять шиллингов. Английская и французская мелочь. Один жетон из казино достоинством в пять франков.

Карманы плаща. Шесть открыток с видами Парижа. Два носовых платка и шелковый шарфик. Письмо, подписанное «Глэдис». Пачка аспирина.

Леди Хорбери.

В сумочке. Два тюбика губной помады. Пудреница. Носовой платок. Три тысячефранковые банкноты, шесть фунтов стерлингов. Французские мелкие монеты. Кольцо с бриллиантом. Пять французских почтовых марок. Два мундштука. Зажигалка в футляре.

Дорожный несессер. Полный косметический набор. Маникюрный набор тонкой работы (золотой). Маленький пузырек с надписью: «Борный порошок».

Когда Пуаро дочитал, Джэпп ткнул пальцем в последнюю фразу:

— Тут наш человек оказался на высоте. Он решил, что это слишком уж выделяется из всего остального. Ну с какой, собственно, стати борный порошок! Ну и оказалось, что белая пудра в пузырьке — кокаин.

Пуаро, широко открыв глаза, медленно кивнул.

— Ну, положим, к нашему делу это, Скорее всего, никакого отношения не имеет, — сказал Джэпп. — Но все-таки не мне вам говорить, что у женщины, которая нюхает кокаин, едва ли так уж крепки моральные устои. И мне кажется, что эта почтенная леди ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего, — что бы там ни говорили о женской беспомощности. Хотя я сомневаюсь, что у нее хватило бы духа пойти на такое, — нервы бы не выдержали. Да и возможности у нее, по-моему; не было. В общем, все это представляется мне головоломкой.

Пуаро собрал машинописные листочки и еще раз бегло их просмотрел. Потом отложил в сторону со вздохом.

— Да, — сказал он. — Все, что здесь написано, определенно указывает на человека, совершившего преступление, хотя я до сих пор не понимаю, почему и даже как он это сделал.

Джэпп уставился на него:

— Уж не хотите ли сказать, что, прочитав всю эту ерунду, вы поняли, кто убийца?

— Мне кажется, да.

Джэпп выхватил у него листки и стал пожирать их глазами, передавая каждый прочитанный листок Фурнье. Не дочитав до конца, он швырнул их на стол и с возмущением посмотрел на Пуаро:

— За дурака меня считаете, мсье Пуаро?

— Нет, нет. Quelle idee[17]!

Француз тоже положил листки на стол.

— А вы что скажете, Фурнье?

Француз покачал головой.

— Я, должно быть, тупица, — сказал он, — но, на мой взгляд, составив этот список, мы не приблизились к разгадке.

— Нет, список сам по себе может ничего и не дать, — сказал Пуаро, — но вот если его рассматривать в связи с некоторыми особенностями этого дела… почему бы и нет? Впрочем, может быть, я заблуждаюсь, просто невероятно заблуждаюсь.

— Ну, выкладывайте вашу теорию, — пробурчал Джэпп. — В любом случае мне будет интересно ее выслушать.

Пуаро покачал головой:

— Нет, это, как вы изволили выразиться, всего лишь теория, только теория — и ничего больше. Я искал в этом списке одну вещь. Eh bien, я нашел ее. Она есть здесь, но похоже, указывает нам ложный след. Она найдена не у того человека. Это значит, что предстоит еще очень много работы. Честно говоря, во всем этом есть много такого, что меня крайне озадачивает. У меня нет пока ясного представления, цельной картины, передо мной лишь множество отдельных фактов, образующих довольно интересный узор. Вам так не кажется? Нет, нет, я вижу, что не кажется. Ну, тогда пусть каждый из нас работает в соответствии со своим собственным методом. Я еще раз подчеркиваю: у меня нет уверенности, всего лишь некоторые подозрения…

— По-моему, вы что-то темните, — сказал Джэпп, вставая. — Ну да ладно, пусть будет по-вашему. Я работаю в Лондоне, вы, Фурнье, возвращаетесь в Париж, а вы, мсье Пуаро?

— Я по-прежнему хочу поехать с мсье Фурнье в Париж, и даже больше, чем раньше.

— Больше, чем раньше?.. Хотелось бы мне знать, что за блажь взбрела вам в голову?

— Блажь? Се nest pas joli, ca[18]!

Фурнье церемонно пожал им руки:

— Желаю вам всем доброго вечера, благодарю от всей души за ваше восхитительное гостеприимство. А с вами, я надеюсь, мы встретимся завтра утром в Кройдоне?

— Разумеется. A demain[19].

— Будем надеяться, — сказал Фурнье, — что никто не убьет нас en route[20].

Оба детектива ушли.

Пуаро замер, погрузившись на какое-то время в глубокую задумчивость. Затем он энергично поднялся, уничтожил все следы беспорядка, вытряхнул пепельницы, подровнял стулья.

Подойдя к столу, он взял в руки номер журнала «Скетч» и стал листать его, пока не нашел то, что ему было нужно.

«Два солнцепоклонника», — бросался в глаза заголовок. «Графиня Хорбери и мистер Раймонд Барраклу в Ле-Пинэ». Он взглянул на фотографию — двое стояли, взявшись за руки и подставив солнцу свои смеющиеся лица.

— Да-а, — проговорил задумчиво Пуаро, — это может навести на определенные размышления… Да, вполне может.

Глава IX

ЭЛИЗА ГРАНДЬЕ

Погода на следующий день была просто великолепной, и даже Эркюлю Пуаро пришлось признать, что его желудок прекрасно переносит полет.

На этот раз они летели в Париж рейсом 8.45.

Кроме Пуаро и Фурнье в салоне было семь или восемь пассажиров, и француз решил воспользоваться удачной возможностью и немного поэкспериментировать. Он достал из кармана небольшую бамбуковую палочку и трижды за время полета подносил ее к губам, целясь в различных направлениях. Один раз он сделал это высунувшись из-за сиденья, в другой раз — слегка повернув голову в сторону, еще раз — возвращаясь из туалета, и каждый раз он ловил на себе изумленный взгляд кого-нибудь из пассажиров. Через некоторое время весь салон не сводил с него глаз. Фурнье уселся на свое место обескураженный, однако его несколько приободрило то, что Пуаро улыбался с нескрываемым удовольствием.

— Вас, кажется, все это забавляет, друг мой? Вы ведь не станете спорить с тем, что мы должны были произвести проверку?

— Evidemment[21]! По правде говоря, я восхищен вашей методичностью. Нет ничего лучше наглядной демонстрации. Вы превосходно сыграли роль убийцы, стрелявшего из духовой трубки. Результат совершенно очевиден — все видели вас!

— Не все.

— Вы, конечно, правы. В каждом случае был кто-то, кто не видел вас, но этого недостаточно, чтобы планы убийцы увенчались успехом. Нужно быть абсолютно уверенным, что никто вас не увидит.

— В обычных условиях это невозможно, — согласился Фурнье. — Но, согласно моей теории, должны были существовать как раз необычные условия, то есть психологический момент! Наверняка был такой психологический момент, когда можно было с математической точностью вычислить, что всеобщее внимание будет чем-то отвлечено.

— Наш друг инспектор Джэпп, чтобы выяснить это, собирается расписать поминутно все происходившее в салоне.

— Вы не согласны со мной, мсье Пуаро?

Пуаро несколько помедлил, потом не спеша заговорил:

— Нет, почему же, согласен, что была, что должна была быть какая-то психологическая причина, по которой никто не видел убийцу. Но мои мысли текут несколько в ином русле, чем ваши. У меня такое чувство, что в этом деле даже бесспорные факты могут завести в тупик. Закройте глаза, мой друг, вместо того чтобы так пристально во все всматриваться. Ваши глаза не помогут вам — нужно смотреть глазами мозга. Дайте маленьким серым клеточкам поработать. Это они должны показать вам, что произошло на самом деле.

Фурнье посмотрел на него с любопытством:

— Я не успеваю следить за ходом ваших мыслей, мсье Пуаро.

— Потому что вы делаете выводы, основываясь на том, что сами видели. Ничто так не вводит в заблуждение, как непосредственное наблюдение.

Фурнье вновь покачал головой и развел руками: