Агата Кристи - Доколе длится свет (сборник) Страница 15

Вскоре, однако, ему пришлось пожалеть о своей дерзости. Ибо в течение десяти дней его Маленькая Леди не показывалась в музее. Фрэнк был в отчаянии! Он спугнул ее! Теперь она, должно быть, никогда уже не придет! Грубиян, чудовище! Он никогда ее больше не увидит!

Мучимый такими сомнениями, он целые дни подкарауливал ее в Британском музее. Может быть, она просто решила приходить в другое время? Фрэнк уже знал на память все прилегающие залы и вдобавок приобрел стойкое отвращение к мумиям. Полицейский-охранник наблюдал за ним с большим подозрением, когда он три часа подряд провел, сосредоточенно уставившись в ассирийские иероглифы, а созерцание бесконечных рядов ваз всех эпох чуть не заставило его сойти с ума от скуки.

Но однажды его терпение было вознаграждено. Она появилась вновь, чуть более порозовевшая, чем обычно, с трудом стараясь сохранять внешнюю невозмутимость.

Он приветствовал ее дружелюбно и радостно:

– Доброе утро. Вас не было здесь уже целую вечность.

– Доброе утро.

Она бросила свое приветствие с ледяным безразличием и холодно пропустила мимо его последнее замечание.

Но Фрэнк решился на отчаянный шаг.

– Послушайте! – Он стал перед девушкой, подняв на нее умоляющий взгляд, всем видом своим напоминая ей большого преданного пса. – Вы не против, если мы станем друзьями? Я в Лондоне так одинок, один в целом свете, и вы, мне кажется, тоже. Нам следует стать друзьями. К тому же наш маленький божок уже представил нас друг другу.

Она поглядела на него неуверенно, но в углах ее губ затрепетала робкая улыбка.

– В самом деле?

– Конечно!

Снова, говоря с ней, он употребил это в высшей степени утвердительное выражение, и оно, как и в первый раз, подействовало на девушку обезоруживающе. Помолчав с минуту, она произнесла с присущей ей величественной интонацией:

– Прекрасно.

– Вот и замечательно, – хрипловато откликнулся Фрэнк, но что-то в его голосе заставило девушку бросить на него быстрый, сочувственный взгляд.

Так завязалась эта странная дружба. Дважды в неделю они встречались у обители маленького языческого идола. Первоначально все их беседы сосредоточивались исключительно на нем. Божок был отчасти оправданием, отчасти поводом для их встреч. Вопрос о его происхождении подвергся широкому обсуждению. Фрэнк склонен был наделять его самыми кровожадными чертами. Он описывал его как грозного бога, наводившего страх и ужас в родной земле, алчущего человеческих жертв, пред которым в боязливом трепете склонялся его народ. По мнению Фрэнка, весь пафос ситуации заключался в разительном контрасте между его былым величием и нынешним жалким положением.

Одинокая Леди никак не могла согласиться с такой теорией. По всей своей сути он был добрым маленьким божеством, настаивала она. Она сомневалась в том, что он некогда был могущественным. Если бы это было так, возражала она, он не был бы теперь таким забытым и одиноким, и вообще он просто милый маленький божок, и она любит его, и ей невыносимо видеть, как он сидит тут, изо дня в день, а вокруг эти ужасные надменные изваяния насмехаются над ним, потому что вы только посмотрите на них!

После такой неистовой вспышки Юная Леди даже задохнулась.

Когда эта тема была исчерпана, они, разумеется, начали говорить о самих себе. Фрэнк выяснил, что его догадка была верной. Она действительно служила гувернанткой при детях в семействе, жившем в Хэмпстеде. Фрэнк тотчас невзлюбил этих детей – пятилетнего Теда, который на самом деле не был гадким, а просто озорным, двоих близнецов, и вправду капризных, и Молли, которая никогда не слушалась того, что ей говорят, но такая душка, что сердиться на нее просто невозможно!

– Эти дети вас изводят, – мрачно и укоризненно заметил он ей.

– Вовсе нет, – с живостью возразила она. – Я держу их в строгости.

– Так я вам и поверил! – Он рассмеялся.

И она заставила его просить прощения за свой сарказм.

Она сказала также, что осталась сиротой и теперь совсем одна.

Постепенно и он рассказал ей кое-что о своей жизни: о работе, в которой он был усерден и добился кое-какого успеха, о своем досуге, который проводил, попусту марая холсты.

– Конечно, я ничего в этом не понимаю, – признался он. – Но всегда чувствовал, что однажды смогу написать что-нибудь настоящее. Я вполне прилично делаю эскизы, но хотел бы написать настоящую картину. Один парень, который в этом разбирается, сказал как-то, что у меня неплохая техника.

Она заинтересовалась, просила рассказать подробнее.

– Уверена, у вас должно получаться замечательно.

Он покачал головой:

– Нет, в последнее время я начал несколько вещей, потом отчаялся и бросил. Я всегда думал, что, когда у меня появится время, все пойдет как по маслу. Я годами вынашивал эту надежду, но теперь, похоже, опоздал с этим, как и со всем остальным.

– Ничего не поздно никогда, – с юношеской страстной убежденностью возразила Маленькая Леди.

Он посмотрел на нее с улыбкой:

– Вы так думаете, дитя? Для меня кое-что уже слишком поздно.

И она засмеялась над ним и даже назвала его Мафусаилом.

Они уже начали чувствовать себя как дома в Британском музее. Солидный полисмен, патрулировавший галереи, был человеком тактичным и, едва завидев эту парочку, как правило, делал вид, что его нелегкий долг охранника срочно требует его присутствия в соседнем, Ассирийском зале.

Однажды Фрэнк решился на более смелый шаг. Он пригласил ее в кафе выпить чаю.

Вначале она заколебалась:

– У меня нет времени. Я не бываю свободна. Я могу приходить лишь иногда по утрам, когда у детей уроки французского.

– Чепуха, – возразил Фрэнк. – Вы можете выкроить себе хотя бы день. Придумайте что-нибудь, пусть у вас умрет тетушка или двоюродная кузина – сочините все равно что, но только придите. Мы пойдем в маленький магазинчик «Эй-Би-Си», тут неподалеку, и закажем к чаю сдобных булочек! Уверен, вам нравятся сдобные булочки!

– Да, те, что за один пенни, с коринкой!

– И с чудесной глазурью сверху…

– Они такие пышные, просто прелесть…

– В сдобной булочке, – торжественно заключил Фрэнк Оливер, – есть что-то бесконечно уютное!

Таким образом они условились, и маленькая гувернантка в честь такого события явилась, приколов к поясу довольно дорогую оранжерейную розу.

Он уже заметил, что в последнее время в ее глазах появилось какое-то тревожное, напряженное выражение, и в тот день, когда она разливала чай, сидя за маленьким столиком с мраморной столешницей, оно стало особенно заметным.

– Вас допекают дети? – заботливо осведомился он.

Девушка покачала головой. Как ни странно, она в последнее время, казалось, избегала говорить о детях.

– С ними все в порядке. Они меня вовсе не заботят.

– В самом деле?

Его участливый тон каким-то непонятным образом расстроил ее еще больше.

– О нет. Дети тут ни при чем. Но… но я действительно чувствовала себя очень одинокой. Это правда! – Ее голос стал почти умоляющим.

– Я понимаю, дитя мое, – тронутый ее словами, быстро проговорил он. – Я знаю, знаю.

После минутной паузы он весело заметил:

– Кстати, вы даже еще не спросили, как мое имя.

Она протестующе подняла руку:

– Не нужно! Я не хочу его знать. И не спрашивайте моего. Давайте останемся просто двумя одинокими людьми, которым довелось встретиться и которые стали друзьями. Так гораздо чудеснее… и… и по-особенному.

– Ладно, – тихо, задумчиво проговорил он. – Просто два существа, обретшие друг друга в одиноком мире.

В его устах сказанное ею приобрело несколько иной смысл, и девушка смущенно умолкла. Ее голова склонялась все ниже над тарелкой, пока Фрэнку не сделалась видна одна лишь тулья ее шляпки.

– Довольно милая шляпка, – ободряюще заметил Фрэнк.

– Я сама ее отделала, – с гордостью сообщила она.

– Я так и подумал, едва увидел ее, – с радостным простодушием ответил он.

– Боюсь, она вышла не такой модной, как я ее задумала!

– Прекрасная, милая шляпка, как я считаю, – заверил он.

Вновь между ними повисло неловкое молчание. Фрэнк Оливер храбро прервал его:

– Маленькая Леди, я не думал еще говорить вам об этом, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю вас. Вы нужны мне. Я полюбил вас с того самого момента, как увидел вас в музее в вашем черном костюмчике. Чудесно, когда двое одиноких людей встретятся – разве нет? – ведь они не будут больше одиноки. И я стану работать. О, как я стану работать! Я напишу ваш портрет. Я смогу, я знаю – у меня получится. Девочка моя, я не могу жить без вас. В самом деле не могу…

Маленькая Леди смотрела на него очень пристально. Однако он ожидал чего угодно, но только не того, что она сказала в следующий момент. Очень медленно и раздельно она произнесла: