Александр Трапезников - Мышеловка Страница 15

— Валерия, поди вон, я занят, — сердито отозвался он.

Девушка, не говоря больше ни слова, круто повернулась и скрылась за дверью. Только каблучки гневно застучали по паркету.

— Издержки… производства, — невразумительно пояснил Намцевич, поймав мой вопросительный взгляд. — Пойдемте, я покажу вам кое-что.

Я поднялся вслед за ним и вышел в зал, где стояли гипсовые скульптуры и висели картины. Намцевич подвел меня к одной из них, а сам отступил в сторону.

— Это очень редкая работа кисти художника Трофимова… Он уже умер. Выполнил мой заказ и… скончался. Здесь изображена Лернейская гидра. Слышали о такой?

— Признаться, что-то смутно.

— Это древний миф. Гидра родилась от Тифона и Ехидны. Папочка Тифон был довольно забавным существом — с сотней драконьих голов, человеческим туловищем до бедер и извивающимися змеями вместо ног. Он мог рычать львом, лаять собакой, шипеть змеей и разговаривать голосом бога. Однажды он даже победил самого Зевса, вырезав у него жилы на ногах и бросив пленника в киликийскую пещеру. А остальные боги, спасаясь, бежали в Египет, где приняли образы разных животных. Между прочим, многие отождествляют Тифона именно с египетским божеством смерти и подземных сил Сетом. — Намцевич рассказывал с явным удовольствием, словно это была его излюбленная тема. Глаза его вновь стали как-то странно блуждать. — Не меньшим почетом пользовалась и мамочка Ехидна — чудовищный демон, полу-женщина-полузмея. Это она наплодила всякую нечисть — Химеру, Немейского льва, Сфинкса и прочую пакость, а однажды даже совокупилась с Гераклом, родив ему трех сыновей. Как видите, древнегреческие герои не брезговали вступать в половые контакты и с подобными монстрами.

— На безрыбье и рак… сгодится, — пошутил я, хотя мне был неприятен его рассказ. Было в нем какое-то тайное самолюбование, словно бы Намцевич рассказывал о своих ближайших и выдающихся родственниках. Он между тем продолжал:

— Деточка таких выдающихся родителей — Лернейская гидра — имела сто голов, одна из которых была бессмертная. По части ужасов она перещеголяла своих папу и маму. Выползала по ночам и пожирала все, что шевелится. В особенности любила лакомиться людьми.

С ней связан один из подвигов Геракла. Он выгнал ее из логова и начал рубить головы, но на месте каждой вырастало по две новых. Тогда он стал прижигать шеи горящими деревьями. А знаете что сделал с бессмертной головой?

— Что же? Заспиртовал ее в формалине?

— Нет. Навалил на ее голову огромный камень, который с тех пор стал обладать чудодейственной силой и способностью в любое время года сохранять тепло. Между прочим, Лернейская гидра жила на болоте.

— Намекаете на Волшебный камень возле моего дома?

— А почему бы и нет? Может быть, именно под ним сокрыта бессмертная голова Лернейской гидры? Мы же не знаем, сколько веков он тут лежит и в какой местности Геракл совершил свой подвиг.

— Хорошая сказочка. Хотите поковыряться под камнем, вытащить голову и напустить ее на Полынью?

— Хочу понять тайну бессмертия, — вполне серьезно ответил Намцевич. — Ваш дед обладал знаниями, которые даны не каждому. Он мог бы приоткрыть завесу над многими загадками, например: что есть хрупкая граница между жизнью и смертью? Но, к сожалению, сам… утонул. И унес свои открытия с собой.

— Он вам мешал, — медленно, с расстановкой сказал я. — Он не захотел вступить с вами в союз.

— Ерунда! — усмехнулся Намцевич. — Мы были с ним дружны.

— Сомневаюсь. Что общего могло быть между вами?

— Общее? Хотя бы интерес к человеческим страданиям и боли! Ведь он наблюдал их всю жизнь.

— Он не просто наблюдал, но и лечил, освобождал человека от мук.

— А почему вы думаете, что и я не занимаюсь тем же? Не освобождаю человека от мук душевных, ненужных сомнений и тревог, не успокаиваю воспаленный разум?

— Каким же образом?

— У каждого свой метод, — скромно потупился Намцевич. — Может быть, я лечу страхом?

Нашу ушедшую в философские дебри беседу прервало появление стройного молодого человека лет двадцати пяти и маленького чернявого мальчика с восковым лицом.

— Вы еще не знакомы? Клемент Морисович, здешний учитель. А это мой отпрыск и наследник — Максим.

— Очень приятно, — вяло произнес репетитор. Его голубые глаза смотрели как-то тоскливо, словно он испытывал сильное неудобство от своего присутствия здесь. А мальчик вообще напоминал безжизненную куклу, которая двигалась лишь по желанию других.

— Александр Генрихович, занятия мы закончили, а теперь, с вашего позволения, пройдемся вдоль околицы, я хочу объяснить Максиму названия некоторых трав и растений, — произнес учитель.

— Конечно, — согласился Намцевич. — Я дам вам кого-нибудь в сопровождение.

— Пора и мне, — сказал я. — Не буду больше отрывать ваше драгоценное время.

— Значит, мы договорились? — пытливо заглянул мне в глаза Намцевич, так и не пояснив, что именно он имеет в виду. Я уклончиво кивнул головой, также не вдаваясь в подробности.

— Мой шофер отвезет вас к вашему дому.

— Нет, пусть лучше вернет на то же место, где взял.

— Как вам будет угодно. Загляните ко мне перед отъездом.

— Боюсь, что это будет не скоро, — упрямо сказал я, чем вызвал его досадливую усмешку. Он хотел еще что-то сказать мне, но передумал. Мы попрощались.

Уже спускаясь по лестнице в сопровождении бритоголового, я мельком увидел быстро прошедшего по коридору человека, который скрылся за дверью. И хотя он был в поле моего зрения лишь пару секунд и я не смог четко разглядеть лица, но мне показалось, что я его знаю. И только потом, в джипе, я вспомнил и, пораженный, откинулся на спинку. Нет… слишком невероятно. Этот человек… напоминал мне — меня. Словно я посмотрел в зеркало и увидел за своей спиной неясное отражение своего двойника… Какой-то странный оптический обман рождался в этом поселке. Еще одна загадка начинала вырастать передо мной в Полынье.

Глава 10

Вид сверху и новые подробности

Я сделал еще один рейд в продуктовый магазин, а затем сложил консервы на кухне, бутылки отнес в подвал, где было попрохладнее, и пошел бродить по поселку. Угрозы Намцевича (если это были действительно угрозы, а не игра моего воображения) на меня мало подействовали. В гораздо большей степени меня озадачило странное видение двойника. Но, может быть, этот человек, которого я видел со спины и чуть-чуть в профиль, — лишь плод моей разыгравшейся фантазии? Ну есть в его охране человек, чем-то похожий на меня, так что из того? Разве это повод для беспокойства? Да и мог ли я за пару секунд идентифицировать его с собой? Конечно же нет. Все это чепуха, не стоящая и ломаного гвоздя. Понемногу я стал забывать об этом происшествии. Теперь меня заботило другое. Слишком много людей, по моим подсчетам, оказывалось причастными в той или иной степени к загадочной смерти деда. Я стал перебирать их в памяти. Итак, начнем с доктора Мендлева, для которого дедуля был профессиональным конкурентом и само существование которого подрывало его материальное благополучие. Это могло явиться поводом для убийства, но способен ли сам доктор с его врожденной интеллигентностью на преступление? Следующим шел пекарь Раструбов, чьи угрозы прозвучали вслух, после того как дед врезал ему по харе. Здесь надо было выяснить причину ссоры и уж после делать выводы: достаточно ли она серьезна? Подобная же ссора произошла и с кузнецом Ермольником, и дед требовал от своего друга вернуть ему какую-то вещь. Могла ли эта вещь послужить мотивом убийства? Не ясно. Поскольку я вообще не знал, о чем идет речь. Четвертый подозреваемый — проповедник Монк, которого вспыльчивый дед оттаскал за бороду. С Монком мне еще предстояло встретиться, и я оставил его на закуску. Сильные подозрения вызывал прячущийся где-то здесь, в Полынье, сын продавщицы Зинаиды, уже совершивший серию убийств в Мурманске. Еще два человека находились у меня на крючке: поселковый староста Илья Горемыжный (мотив — ценная и редкая трость) и милиционер Петр Громыхайлов. В последнем случае не было никаких разумных объяснений, кроме шутливо-пьяного признания. Но пьяные иногда выбалтывают то, чего не скажет трезвый ни при каких условиях. И потом, Громыхайлова могли просто-напросто нанять для совершения убийства. Кто? Тот же Намцевич. Этот хозяин феодального замка вызывал у меня наибольшее опасение. Во-первых, он был явно ненормален. А во-вторых, какая-то ниточка связывала его с дедом. И эту ниточку он мог оборвать специально, чтобы спрятать концы в воду… Именно в воду, кольнуло меня, в озеро. Итак, восемь подозреваемых, восемь потенциальных убийц. Кто же из них? Но вполне вероятно, что существовал еще кто-то девятый, пока неизвестный мне, искусно скрывающийся за какой-то невинной маской. Им мог оказаться кто угодно. Кто-то из жителей поселка. Например, учитель. Или спирит Дрынов. Или кто-то из рыбаков. Или даже тетушка Краб. Почему нет? Я уж не говорю о таинственной Девушке-Ночь, в существование которой мне отчего-то хотелось верить. Я шел по поселку и подозревал каждого встретившегося мне человека, будь то ковыляющая бабулька с корзиной или нагловатый подросток с сигаретой в зубах. Все они казались мне какими-то выползшими из-под земли уродами, фантомами, выбравшими для своего пребывания поселок Полынью, и я — приезжий чудак — был единственным живым человеком среди них. Наступит час, и все они набросятся на меня, будут терзать и рвать на части, вернувшись в свое настоящее обличье нелюдей, монстров. Возможно, так же они поступили и с дедом.