Эллери Квин - Четвёртая сторона треугольника Страница 15

Дейну понадобилось пять минут, чтобы его успокоить.

— Практически это за пределами моей компетенции, Лютеция, — сказал он наконец. — Мне не приходилось участвовать в уголовных делах, а в суде я не появлялся уже лет пятнадцать. Что за отвратительная история! Какая-то модельерша!

Дейна одолевало искушение спросить у Хитона, не чувствовал бы он себя лучше, если бы Шейла носила фамилию ван Спейтен и происходила бы от вереницы почтенных голландских предков. Но он не сделал этого, подозревая, что его мать испытывает такие же чувства.

— Расскажите маме то, что рассказали мне, мистер Хитон.

— Почему я не смог вызволить твоего отца из рук полиции? Дело в том, Лютеция, что Эштон не в состоянии доказать свое алиби. Он сообщил полиции, где находился во время… во время происшествия, но подтвердить это не удалось. Поэтому его не отпускают. Хотя обвинение самое серьезное из всех, предусмотренных законом, — за исключением государственной измены, а последнее обвинение в государственной измене, которое, припоминаю, было выдвинуто против Джона Брауна[32] штатом Вирджиния…

— Мистер Хитон, — вежливо, но твердо прервал адвоката Дейн. Он видел, что его мать сдерживает себя героическими усилиями.

— Прости, Лютеция, я отвлекся. Все это расстраивает меня сильнее, чем я могу выразить. Как бы то ни было, хотя убийство — одно из серьезнейших обвинений, обвиняемый, слава богу, считается невиновным, пока его вина не доказана, а я ни на секунду не сомневаюсь, что такое доказательство может быть найдено в данном случае.

— Тогда почему ты не смог добиться освобождения Эштона под залог? — робко спросила Лютеция. — Дейн говорил, что, по твоим словам, штат Нью-Йорк допускает освобождение под залог даже при обвинении в… при обвинении первой степени.

— Все не так просто, — вздохнул Ричард М. Хитон. — В смысле залога в городе сейчас не самая благоприятная ситуация. Разумеется, вы не следите за подобными событиями, но всего несколько месяцев тому назад под залог освободили другого… э-э… высокопоставленного человека, который застрелил свою жену, и он быстро покинул страну. Это заставило суды и окружную прокуратуру относиться с крайней осторожностью к практике освобождения под залог при подобных обвинениях, тем более что газеты уже ядовито осведомляются, не повторится ли такая же история.

— Но Эштон никогда бы так не поступил, — возразила Лютеция. — Ведь он невиновен, Ричард. Бегут только виновные. Это несправедливо.

— Боюсь, мы живем не при столь идеальной демократии, как иногда похваляемся, — печально промолвил старый юрист. — В нашем обществе именно богатые и социально значительные люди часто подвергаются дискриминации. Вероятно, мы могли бы добиться освобождения под залог в суде, но беда в том… — Он заколебался.

— В чем, мистер Хитон? — резко спросил Дейн.

— Похоже, твой отец не хочет действовать через суд. Фактически он запретил мне это.

— Но почему? — простонала Лютеция.

— В самом деле, почему? Кажется, Эштон, учитывая общественное мнение, считает разумным не настаивать на залоге. «Возможно, люди правы, — сказал он мне. — Будь я беден, то не смог бы собрать сумму, необходимую для залога при таком обвинении. Пускай все идет своим чередом». Должен признаться, я не ожидал столь нереалистической позиции от Эштона Маккелла, о чем ему и заявил. Поза мученика ничего ему не даст.

Лютеция всхлипнула в батистовый платочек.

— Эштон всегда был таким принципиальным. Но я бы хотела… — Она беззвучно заплакала.

Дейн утешал мать, думая, что ни она, ни адвокат не понимают сути дела. Возможно, и сам Эштон не вполне ее осознает. Хотя он продолжает настаивать на невиновности в убийстве, но несет тяжкий груз вины в другом преступлении — как выражалась Лютеция, «духовной измене» с другой женщиной. Не то чтобы Эштон презирал жену и искал утешения на стороне, за деньги или бесплатно. Он любил Лютецию, но это была любовь к хрупкой статуэтке, которую можно разбить одним прикосновением. Эштон разбил статуэтку и, должно быть, презирал себя за это.

Дейн отправился повидать отца. Старший Маккелл выглядел своей жалкой копией — как если бы из него выпустили воздух. Дейн с трудом мог смотреть на него.

— Как поживаешь, сынок? — спросил Эштон более мягким голосом, чем Дейну когда-либо приходилось слышать. — Как твоя мать?

— У нас все отлично. Вопрос в том, как ты, папа.

— Иногда мне кажется, что все это сон, и я скоро проснусь. Но потом я понимаю, что не сплю, и тогда чувствую, что все прошлое было сном.

Некоторое время они говорили о Лютеции и о ее реакции на мир, перевернувшийся вверх дном. Наконец Дейн перешел к цели своего визита:

— Папа, я хочу, чтобы ты рассказал мне все о том вечере — что ты делал, куда ходил. Подробно — как ты рассказывал полиции.

— Если тебе это нужно, Дейн… — Эштон подумал, потом вздохнул. — Я пришел в пентхаус незадолго до десяти — такси задержалось из-за аварии на шоссе, иначе бы я добрался раньше. В такой час дорога из аэропорта не слишком загружена.

Около десяти… Должно быть, спустя несколько минут после того, как он, Дейн, оставил Шейлу живой в пентхаусе.

— Я пробыл там недолго. Шейла была очень расстроена, но не сказала из-за чего.

Дейн склонился над блокнотом, в котором делал заметки, чтобы скрыть гримасу.

— Сколько ты там пробыл, папа? Постарайся вспомнить как можно точнее.

— Она попросила меня уйти почти сразу же, так что я пробыл там всего несколько минут. Думаю, я ушел самое позднее в три минуты одиннадцатого.

— Куда ты отправился потом?

— Я тоже был расстроен и побродил пешком.

— Где? Как долго? — «Почему я не спрашиваю, чем он был расстроен? — подумал Дейн. — Потому что я это знаю…»

— Не помню. Полагаю, не слишком долго. Припоминаю, что я заходил в бар…

— В какой?

— Не знаю. Я только выпил и поговорил с барменом.

— Ты уверен, что не помнишь, где этот бар?

— Не помню даже приблизительно, хотя у меня в голове почему-то застряла Первая авеню. Но я не уверен, что он находится там. Думаю, где-то в районе шестидесятых улиц. Я просто не обращал внимания… — На его массивном лице мелькнуло подобие улыбки. — Теперь я об этом жалею.

— Ты не заметил название бара?

— Не заметил или забыл. Ты ведь знаешь, что некоторые из этих забегаловок вообще не имеют названий. Просто «Бар».

— И ты не знаешь, сколько времени там пробыл?

— Несколько минут. Потом я опять бродил по улицам и наконец остановил такси…

— Едва ли ты запомнил номер или фамилию водителя.

— Конечно нет. И когда, где и на какой улице я вышел. Помню только, что это было в нескольких кварталах от дома, так как мне внезапно захотелось выйти на свежий воздух. Остаток пути я прошел пешком.

— И ты не можешь вспомнить, в котором часу вернулся домой?

— Не имею ни малейшего представления.

Лютеция сказала Дейну, что тоже этого не знает и увидела отца только утром, когда проснулась.

— Боюсь, сынок, от моей информации нет никакого толку.

Дейн хотел поговорить с отцом о возвращении портсигара и даже о его отношениях с Шейлой Грей, но надзиратель сказал, что свидание окончено. Воздух на улице был насыщен парами бензина, но после тюрьмы казался абсолютно чистым.

Дейн отправился в Главное полицейское управление повидать инспектора Ричарда Квина, который расследовал убийство Шейлы Грей, — маленького, похожего на птицу человечка с седыми усами.

— Присаживайтесь, мистер Маккелл, — сказал инспектор Квин, кивая в сторону стула, обитого черной кожей, — и послушайте меня. Нам приходится учитывать косвенные улики, свидетельствующие против вашего отца. Баллистики утверждают, что жертва убита пулей из револьвера, который, как признал ваш отец, принадлежал ему. Впрочем, признал он это или нет, не имеет значения — владелец очевиден, поскольку оружие зарегистрировано. Ваш отец находился на месте преступления приблизительно в то время, когда дежурный сержант из 17-го участка слышал выстрел по телефону. И хотя штат не должен доказывать наличие мотива, он ясен и так. Такой мотив нередко возникает в случае связи мужчины с женщиной, не являющейся его женой — простите за откровенность, но это соответствует действительности. А все, что может предложить ваш отец в качестве опровержения, — это история о его пребывании в баре. Но когда, где и в каком баре — он не в состоянии нам сообщить.

«Как бы прореагировал инспектор, если бы я рассказал ему о маскировке и импотенции отца? — подумал Дейн. — Вероятно, вышвырнул бы меня отсюда за то, что я так скверно над ним подшучиваю».

— А вы пытались проверить его историю, инспектор?

— Господи! — вздохнул старик. — Я прощаю вас, так как речь идет о вашем отце, а люди не могут думать как следует, когда они расстроены. Мой дорогой мистер Маккелл, по-вашему, мы получаем премии за каждый обвинительный вердикт, который выносит Большое жюри, наподобие лисьих хвостов, которые выдают охотникам в сельской местности? Конечно, мы все проверили — по крайней мере, попытались проверить. Знаете, сколько баров приходится на каждую квадратную милю острова Манхэттен? Я получил кучу рапортов, при одном взгляде на которые у меня начинают болеть ноги. Мы проверили каждый бар в тех местах, которые упомянул ваш отец, и не только в районе шестидесятых улиц и на Первой авеню, а во всей центральной части Истсайда. Никто не помнит, что видел его в тот вечер или в другие вечера, хотя наши люди показывали фотографии. Что вы предлагаете нам делать? Сожалею, мистер Маккелл, но мой совет — раздобыть для вашего отца лучших адвокатов, которых можно нанять за деньги.