Джон Карр - Загадка Красной вдовы Страница 15

– И еще игральную карту. – Мастерс наклонил голову набок и улыбнулся. – А тот листок бумаги…

– Пергамента, поправил сэр Джордж. – Инспектор, могу я взглянуть на него?

Мастерс отдал свиток. Сэр Джордж развернул похрустывающую полоску и расправил ее на стене. Пергамент имел около восьми дюймов в длину и полдюйма в ширину. На нем мелкими печатными буквами было написано:

Struggole faiusque lecutate, te decutinem dolorum persona.

– Ну как, джентльмены? – спросил Г. М. и моргнул по-совиному. – Хорошо, что в нашем распоряжении находятся мозги из Кембриджа и Британского музея. Что там написано?

Сэр Джордж отпустил концы пергамента, и он сразу свернулся и упал в подставленную ладонь. На лице Джорджа появилось обеспокоенное выражение.

– Если бы я не боялся показаться глупцом, я бы сказал, что пергамент использовался в качестве амулета или талисмана. Возможно, чья-то шутка. – Он посмотрел на Г. М. – Текст на пергаменте – это либо заклинание, либо молитва об «освобождении от боли этого человека». «Dolor» также может означать «печаль». Я не все понимаю. Это средневековая вульгарная латынь. В вульгарной латыни слова часто искажаются, лишаются окончаний, имеется тенденция использовать инфинитив для выражения намерения. Не могу понять, в каком контексте использовано слово faius. Как я уже говорил, возможно, это шутка…

– Ясно. Вы хороший друг семьи, верно? Сразу видно. Ничего себе шуточка: положить на грудь мертвеца молитву об избавлении от боли. Теперь вы видите, Мастерс, что в этом доме не все так просто?

– Вижу, – подтвердил Мастерс и вполголоса выругался.

– И если у вас в голове еще не сложилось полной картины, я могу поделиться с вами несколькими соображениями. Прежде чем двину вам между глаз. Итак. Если ты хочешь найти человека, побывавшего в этой комнате, выбор у тебя не очень велик. Почему? Потому что, за исключением двух человек, у всех, кто находится сейчас в доме или связан с этим домом, железное алиби, к которому не придрался бы и сам ангел-регистратор. Слушай дальше, сынок. Пока они тут кричали и звонили в полицию, я немного побродил, поспрашивал и подумал. – Г. М. начал загибать пальцы на руке. – Во-первых, у нас есть участники игры и вообще все, кто был за ужином. Это Алан, Гай, Изабелла, Карстерс, Равель, Терлейн, Джордж Анструзер и я. Во-вторых, два человека отсутствовали, но пришли к самой, так сказать, кульминации. Это Джудит и Арнольд. В-третьих, нельзя забывать слуг: дворецкого, эконома, кухарку, двух служанок и шофера. Записываете?

– Да, сэр, – ответил Мастерс. – Всегда приятно вновь обратиться к твердым фактам. Пожалуйста, дальше.

– Пишите, пишите. С десяти пятнадцати до половины одиннадцатого – и даже еще позже – все слуги находились в подвальном этаже, ужинали. Джудит с женихом были в театре с целой компанией друзей, трое из которых ехали с ними в такси и могут подтвердить, что те вышли у дверей дома не раньше чем без пяти двенадцать. И наконец, все остальные были все время у меня на глазах… за исключением двоих. Как все просто, да, Мастерс? Черт меня побери, даже слишком просто! И мне это не нравится.

– Двое, которые отлучались, – сказал Мастерс, решительно черкая в книжке, – мистер Гай Бриксгем и мисс Изабелла Бриксгем. Верно? Верно. Подождите секунду! Кажется, кто-то говорил мне, что француз, Равель, также покидал столовую. Ага. Этим иностранцам человека убить – раз плюнуть.

– Но Равель отлучился в десять тридцать одну – после очередного ответа из комнаты. Другими словами, Бендер умер, когда Равель еще был за столом, и неизвестный голос дважды отзывался, когда Равель еще не ушел из столовой. У него алиби ничуть не хуже, чем у любого из нас.

– У меня и с двумя другими работы на всю ночь хватит. Впрочем, я не собираюсь занимать их надолго, – сказал старший инспектор. – Но сначала… Входите, доктор! У нас тут вышел спор по вашей части.

Полицейский врач, хорошо одетый человек, похожий на преуспевающего дельца, был уже в шляпе и пальто.

– Мне нужен ордер на вывоз тела. Я не могу ручаться за свои слова, пока они не подтверждены вскрытием, но сто шансов к одному в пользу предположения сэра Генри. – Он отряхнул пальто. – Это кураре. Мне довелось видеть жертв отравления кураре, иначе мои слова немногого бы стоили.

– Мастерс, спрашивайте дальше, – сказал Г. М., поскольку тот с сомнением замолчал, поглядывая на доктора. Лунообразное лицо Г. М. светилось нетипичным для него весельем. – Видите ли, Мастерс не совсем доверяет моим знаниям. Он хотел уточнить, опасен ли кураре при проглатывании. Блейн, разрешите наши сомнения.

– Нет, не опасен, – отозвался Блейн. – Более того, могу с уверенностью сказать, что в данном случае он не был проглочен. Я взял кровь на анализ, и ее ненормальность видна невооруженным глазом.

– Ясно. Сколько, по-вашему, прошло времени от введения яда до момента смерти?

– Я могу лишь предположить. Мышечный паралич через три минуты. Смерть – через десять.

Мастерс выругался.

– Вы нашли прокол? Как был введен яд?

– Пока не могу сказать с уверенностью. Я не осматривал всю поверхность тела. У него ранка на подбородке, под челюстью. Похожа на порез от бритвы. Но если только он не брал бритву с собой в комнату и не брился в ней, к яду он отношения не имеет. Иначе он умер бы на ваших глазах. Что-нибудь еще? Если нет, выпишите мне ордер, и я пойду. Ах да, вас хотят видеть доктор Арнольд и пожилая леди. Они за дверью.

Мастерс, переглянувшись с Г. М., распорядился позвать их. Терлейну впервые удалось хорошо разглядеть доктора Юджина Арнольда. Он вспомнил, как описывал его Карстерс; это описание, хоть и не соответствовало реальности, позволяло понять, что, по мнению Карстерса, доктор Арнольд – отвратительный тип. Теперь Терлейн понимал Карстерса. От Арнольда разило снобизмом человека, который всего в жизни добился сам. Такие люди всегда говорят правду в глаза, ни с кем не считаются, но им всегда почему-то все оказывают услуги, хотя они никому не нравятся. У доктора Арнольда было красивое волевое лицо, которое мгновенно могло принимать доброе выражение – будто включалась электрическая лампочка; светло-карие глаза, смотревшие серьезно и проницательно; густые, почти черные волосы с легкой сединой на висках – той, что так нравится женщинам. В Юджине Арнольде все было на своих местах. Рядом с ним Карстерс выглядел растрепанным мальчишкой. Глядя на то, как он, пропустив вперед мисс Изабеллу Бриксгем, входит в комнату – голова наклонена точно под нужным углом, глазам сообщено выражение заботы и готовности в любой момент поддержать даму, – Терлейн вспомнил портреты первого герцога Мальборо. Да, вот как выглядел Арнольд: уверенным, собранным, серьезным, умным человеком с развитым чувством собственного достоинства. И может быть, он любил деньги не меньше герцога Мальборо.

– Я хотела поговорить с вами, – тихим голосом сказала Изабелла, в нерешительности переводя взгляд с Мастерса на Г. М. Веки ее бледных глаз были красны, а сама она будто уменьшилась. Сейчас ей можно было смело дать все шестьдесят. – Я должна, потому что… понимаете, в какой-то мере я чувствую себя ответственной за смерть бедного мальчика. Но разве нам необходимо разговаривать здесь? Пожалуйста, пойдемте куда-нибудь в другую комнату.

Арнольд включил свое обаяние, но оно никак не подействовало на Г. М.

– Я боюсь, джентльмены, что вынужден настоять на этом, – резко сказал доктор. – Мисс Бриксгем вверена моим заботам. Она пережила сильное нервное потрясение.

– Ага, – сказал Г. М., невозмутимо пытаясь разжечь трубку. – Тогда зачем вы ее сюда привели?

Арнольд бросил на Г. М. быстрый оценивающий взгляд. Похоже, он еще не определился, как следует относиться к Г. М.

– К сожалению, мы хотим сообщить кое-что важное. Я подумал, что вам, как представителям полиции… – короткая пауза, во время которой Г. М. и не подумал ничего спрашивать, – что вам, как представителям полиции, будет интересно. Это касается бедняги Ральфа Бендера.

– Понимаю. Так он все же оказался врачом?

– И ведь я сама пригласила его сюда, – сказала Изабелла. – О господи, я позволила ему…

– Это не ваша вина, тетя Изабелла, – сказал Арнольд. Тетя? Арнольд сознательно выступал щитом, отгораживая Изабеллу от Г. М. и Мастерса. – В каком-то смысле, джентльмены, я нарушаю профессиональную этику. Но, принимая во внимание, что было совершено убийство, эти факты должны стать известны, и я не собираюсь их скрывать. Итак. Бендер был самым способным студентом Королевской медицинской школы среди своего выпуска. После окончания клинической практики, которую он проходил в больнице Святого Томаса, он собирался посвятить себя психологии, но не имел достаточно средств, чтобы открыть собственный врачебный кабинет. На Вигмор-стрит это недешево. Поэтому…

– Вы взяли его на должность помощника – чтобы он бесплатно занимался теми случаями, которыми не хотите заниматься вы сами?