Энтони Беркли - Осторожно: яд! Страница 15

— И что вы хотите, чтобы я сделал, миссис Перритон?

Она снова улыбнулась:

— Я подумала, что ты мог бы намекнуть в полиции, чтобы ее задержали на границе. Не позволили уехать.

Я кивнул:

— Хорошо.

— Но я тебе не обо всех своих догадках сказала. Остальное додумывай сам.

В полицию я с этим не побежал. Не мое это дело советовать им, как действовать. Но Митци действительно на следующий день уехала. Взяла с собой небольшой чемоданчик-дипломат, остальные вещи оставила в доме.

Газеты, конечно, сделали из этого сенсацию. «Исчезновение главной свидетельницы накануне коронерского суда», «Нацистка сбежала в свою Германию», все в таком духе. А в деревне сразу же решили, что раз так, то Митци и есть отравительница. Потому и сбежала.

И в самом деле ее бегство выглядело подозрительным. В чем причина? Зачем бежать, если ты не чувствуешь за собой вины? По деревне ходили слухи, один фантастичнее другого. Самый свежий: недалеко от дома Уотерхаусов Митци ждал большой черный автомобиль с закрытыми занавесками и мрачным эсэсовцем за рулем. Она села, и автомобиль умчался.

Как ни странно, но этот слух в какой-то мере потом подтвердился. Полиция выяснила, что Митци в тот же день отплыла на корабле, следующем в Роттердам. Значит, в порт ее доставил автомобиль, а как же иначе? Но откуда он взялся, чей это был автомобиль и кто им управлял, осталось загадкой.

Все это, вместе взятое, достаточно возбудило общество, чтобы не исключить сомнения, что коронерский суд привлечет внимание не меньшее, чем финальный матч на кубок страны.

Бегство Митци, однако, нисколько не прояснило загадку смерти Джона.

Мы с Френсис обсуждали это битых два часа после чая, не придя ни к какому заключению. Нам казалось, что мы единственные знаем правду о смерти Джона, но никак не могли прицепить к этому Митци.

Наконец Френсис сказала:

— Иди позвони Глену, пригласи на ужин. Он теперь один. Может, у него есть какие-то новости.

Но Глен ждал пациента, который должен был прийти позднее вечером, и, в свою очередь, пригласил меня зайти выпить по кружке эля. Я с радостью согласился.

Только мы с ним устроились в креслах с кружками эля, как к нему явился пациент.

Он прошел к полке, взял оттуда несколько книг и с улыбкой уронил их мне на колени.

— Займись пока. Я вернусь минут через двадцать.

Я просмотрел названия.

Это была «Медицинская судебная практика и фармацевтический кодекс» Тейлора и еще две монографии об использовании лекарственных средств в медицине. Я открыл первую, нашел в оглавлении «мышьяк» и углубился в чтение.

Когда Глен через полчаса вернулся, я чувствовал себя серьезно образованным в том, что касается мышьяка.

— Думаю, ты знаешь об этом много больше, чем я две недели назад, — заметил он. — Яды в обычный врачебный практикум не входят. Мы когда-то зубрили о них сведения перед экзаменами, но потом благополучно забыли. Вот почему многие отравители избегают наказания.

— Ты присутствовал на вскрытии, — сказал я. — У него было какое-то изменение печени?

Глен улыбнулся:

— Какое-то было, но не чрезмерное.

— А в последние дни перед смертью глаза у него слезились?

— Нет. Не было также утолщения кожи на ладонях и подошвах, выпадения волос, опоясывающего лишая, болей в конечностях, мышечной слабости. Заметь я хотя бы один из этих признаков, была бы возможность диагностировать отравление мышьяком, хотя и с большим сомнением.

— Иными словами, — продолжил я, — мы имеем дело не с хроническим отравлением мышьяком, а острым?

Глен кивнул:

— Несомненно. В этом все и дело. Жаль, что в полиции этого не понимают.

— А что они говорят?

— По их мнению, Джон принимал мышьяк многократно малыми дозами. В результате обострились проблемы с желудочно-кишечным трактом. Это хорошо поддерживает версию насчет отравительницы Анджелы.

— Они ее по-прежнему подозревают?

— Да. Будем надеяться, что Скотленд-Ярд приведет их в чувства.

— Скотленд-Ярд?

— Да. Пока это между нами, но начальник полиции после бегства Митци из-под носа у наших олухов был вынужден пригласить оттуда сотрудников.

Я присвистнул.

— Это уже серьезно. Глен. Ты все еще веришь, что это убийство?

Глен пожал плечами:

— А что еще тут могло быть? Ведь Джон не мог покончить с собой, пусть даже на это у него была причина, не оставив даже записки для коронера.

— Но можно предположить несчастный случай, — сказал я. — Кстати, когда, по-твоему, была принята смертельная доза?

— Насколько я могу судить, где-то в начале дня. Между одиннадцатью и двенадцатью.

— То есть почти одновременно с приемом тройной дозы твоего лекарства? — Я попытался сказать это без нажима, как будто между прочим. — Я думаю, ты не всыпал ему туда мышьяк, спутав с питьевой содой?

Глен рассмеялся.

— Ничего себе ошибочка! Но самое забавное, что полицейские в этом направлении тоже копают. Все ищут этот флакончик. Тиммс был здесь сегодня утром, задавал разные глупые вопросы. Типа где я держу мышьяк и так далее. Ну что тут поделаешь с дураками?

— Действительно, глупо так думать, — согласился я, чувствуя огромное облегчение.

Моя Френсис была почти уверена, что во флакончике мышьяк, а на самом деле этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Иначе бы Глен не относился к подозрениям полиции так беззаботно.

Он снова наполнил наши кружки своим превосходным элем, который всегда держит в бочке в подвале.

— Кстати, завтра не пропусти кое-что забавное.

Я навострил уши.

— На коронерском суде?

— Да. Я понял так, что у полицейских есть кое-что в рукаве, что должно вызвать переполох.

— А что это такое?

— Понятия не имею. Подождем до завтра.

Глава седьмая

Коронерский суд начинается

Заседание коронерского суда проходило в школьном актовом зале. Начало назначили на одиннадцать, но уже в половине десятого туда набилось столько людей, что свидетелям, в том числе и нам с Френсис, пришлось проталкиваться боком. Многие приехали из Торминстера, были также гости из Лондона. Утренние поезда оттуда, говорят, шли переполненными.

В конце зала стояли два стола и полдюжины стульев для коронера, начальника полиции, суперинтенданта Тиммса и некоего мистера Арчибальда Беллью, который, как потом выяснилось, оказался адвокатом Анджелы. Должны были присутствовать на суде также и другие адвокаты. Отдельные места были отведены свидетелям. В другом углу размещались журналисты.

Рона пришла позднее, села рядом с Френсис и сообщила, что ей удалось уговорить доктора написать заключение, позволяющее Анджеле не присутствовать здесь по состоянию здоровья.

Спустя четверть часа появился Глен и со скучающим видом опустился на стул рядом со мной. Гарольд занял место позади Роны.

У него, конечно, было что сказать.

— Я полагаю, вы знаете, — прошептал он, — они подготовили вердикт против Анджелы.

Мы дали ему понять, что ничего об этом не знаем.

— Думаю, тут уже все решено, — заявил он. — Значит, ее ждет арест. Вот почему они не настаивают на ее присутствии. Боятся, что она своим плачем вызовет симпатии присяжных. Вот такое дело.

— Откуда ты все это знаешь, Гарольд? — спросила Френсис.

Гарольд загадочно улыбнулся углами губ.

— Скоро сама увидишь.

В должное время появился коронер, посовещался с разными официальными лицами, затем одиннадцать местных жителей, в основном фермеры, принесли присягу как члены жюри присяжных. Я обрадовался, что старейшиной присяжных назначили моего хорошего приятеля Томаса Каллума, владельца фермы Хандакот, у которого я покупал навоз. Каллум разумный человек, и надавить на него будет очень трудно.

А вот коронером я был не очень доволен. Этот адвокат из Торминстера по фамилии Ригуэл, несомненно, честный и порядочный, имел один серьезный недостаток. Как и многие коронеры, он слишком уж был преисполнен собственной важностью.

Френсис толкнула меня локтем.

— Смотри, вон там рядом с Сирилом сидит парень… Я думаю, это Морис.

Я посмотрел. Справа поодаль от нас сидели трое: Сирил Уотерхаус, рядом щегольски одетый небольшой человечек в черном пиджаке и брюках из крапчатой шерстяной ткани, у которого на лице было написано, что он адвокат, а затем молодой человек, полноватый, с бледным пухлым лицом. На вид ему можно было дать как двадцать, так и тридцать лет. Он был похож немного на Джона, немного на Сирила. Да, скорее всего это был Морис.

— Ну и как он тебе? — спросила жена.

— Не очень приятный типчик, — прошептал я в ответ.

— Карикатура на Джона в юности. Неудивительно, что он его не терпел. — Она повернулась к Роне. — Рона, это Морис?