Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) Страница 15

— В результате расспросов, часть которых вы слышали, я получила одно разумное объяснение и узнала один факт, любопытный или нет — вам решать. Кэтрин призналась — пусть и в излишне театральной манере, — что последние два года она каждое утро заваривала чай в своей комнате и относила одну чашку Джулии. Их спальни находятся рядом. Элис, наша горничная, знала об этом обычае. Судя по всему, они оставляли чашки под кроватями, а Элис их забирала, мыла и возвращала в шкафчик, где Китти хранит свои принадлежности.

В голосе старухи отчетливо слышалось презрение. Предвосхищая недоуменные вопросы гостей, она проговорила:

— Питье чая по утрам всегда виделось мне привычкой бесхребетных натур. В моем доме чай никогда не подают до завтрака — и никогда не будут подавать.

Прояснив этот вопрос, миссис Фарадей вернулась к главному:

— Кроме того, я узнала нечто странное. Элис, самая надежная и умная служанка, какую только можно найти в этой стране, сказала, что на протяжении полугода обнаруживала осадок на дне чашки Джулии. Следовательно, пока полиция не исследует содержимое чашки, мы не можем знать наверняка, когда именно отравили Джулию: сегодня утром или раньше. Я должна вас заверить, что никаких лекарств она не принимала. Уж подобных секретов в моем доме точно быть не может. Итак… — Она умолкла, и быстрый взгляд ее черных глаз остановился на мистере Кэмпионе. — Сегодня вечером мы вас ждем? Ужин ровно в восемь.

Кэмпион встал.

— Я буду рад сделать для вас все, что в моих силах, — пылко проговорил он. — Но чтобы не поставить всю семью в глупое положение, я должен знать о подводных камнях. Помимо ваших ближайших родственников и слуг, бывал ли в доме кто-нибудь еще — накануне или в день исчезновения Эндрю Сили?

Миссис Фарадей на секунду задумалась и поджала губы. Наконец ответила:

— Как я понимаю, вы уже знаете о Джордже Фарадее. Я опасалась, что этот факт может всплыть в ходе расследования. Да, он приходил к нам вечером накануне исчезновения Эндрю. И на следующее утро я видела его в городе, когда ехала в церковь.

На ее морщинистом лице появилось суровое выражение.

— Если этого можно избежать, не упоминайте, пожалуйста, его имени полиции. Он не имел решительно никакого отношения к убийству Эндрю. Выгоды в этом никакой не было. Единственный человек, чья смерть может быть ему выгодна, — это я. Согласно моему завещанию, он будет получать небольшие ежегодные выплаты — но только при условии его переезда в Австралию. В воскресенье Джордж явился, чтобы взять у меня взаймы денег, и даже получил десять фунтов. Больше мне сказать нечего — кроме того, что его адрес мне неизвестен.

Обоим присутствующим стало ясно, что дальнейшие расспросы не имеют смысла. Впрочем, мистер Кэмпион как будто удовольствовался услышанным и задал следующий щекотливый вопрос:

— Мистер Уильям Фарадей…

Вновь хозяйка дома поспешила ему на помощь:

— Уильям иногда пьет. И Эндрю тоже пил.

Она говорила вполне спокойно; только тут Маркус и Кэмпион поняли, что она уже обдумала свое положение во всех его аспектах и решила полностью довериться помощникам и союзникам: лишь так она смогла бы найти в себе достаточно сил, чтобы встретить разразившуюся над ее головой бурю.

— Конечно, они оба свято верят, будто я ничего не знаю. Уильям, судя по всему, пьет больше. Существует так же вероятность, что ему что-то известно об убийстве Эндрю. — Она понизила голос и говорила с расстановкой, взвешивая каждое слово. — Уильям не имеет ни физических, ни умственных способностей, чтобы совершить убийство или хотя бы быть причастным к нему, однако он может что-то знать. В воскресенье он опоздал к ужину почти на двадцать минут и до сих пор не предоставил мне сколько-нибудь правдоподобного объяснения. Я хочу встретиться с твоим отцом сразу же, как он приедет, Маркус, а вас, мистер Кэмпион, я жду сегодня к ужину.

Это явно был сигнал к окончанию беседы; оба молодых человека послушно встали и покинули комнату. В коридоре Маркус покосился на Кэмпиона и пробормотал:

— Что думаешь?

Едва уловимая улыбка заиграла на лице его приятеля.

— Надеюсь, пригожусь, — шепотом ответил он.

В холле они успели заметить, как некий высокий мрачный господин идет следом за Элис в библиотеку, а два его подчиненных флегматично стоят в проходе. Мистер Кэмпион просиял.

— О, господа в форме! И возглавляет расследование Станислав Оутс собственной персоной. Что ж, в кои-то веки нам улыбнулась удача.

Глава 7

Фокусник

Мистер Фезерстоун-старший долго молчал после того, как рассказ его сына подошел к концу. Встав с кресла, он медленно прошел в другой конец своего просторного личного кабинета; на его лице царило выражение глубочайшей скорби. И Кэмпион, и Маркус — единственные присутствующие — были потрясены его тихими словами:

— Стало быть, свершилось. Я давно гадал, когда в семье Фарадеев проявится дурная кровь. Сорок семь лет работаю — и надо же было этому случиться под самый занавес! Ладно, сегодня же днем схожу к миссис Фарадей. Говорите, она по-прежнему там всем заправляет? Потрясающая женщина, удивительная — и всегда такой была. С годами она не утратила ума и проницательности, но, сдается, в ее теле ни разу не вспыхнуло ни единой искры чувства — разве что вот к твоей возлюбленной, Маркус. Ужасное дело, ужасное.

Он остановился у высокого окна и посмотрел на Риджент-стрит. Свет с улицы подчеркивал удивительное благородство его черт. Прекрасная внешность мистера Фезерстоуна-старшего — его тайная гордость — отчасти была причиной его долгой и успешной карьеры в юриспруденции. Сейчас, в семьдесят, он производил впечатление высокого мудрого старца, едва ли не пророка. Седые волосы и борода были словно из чистого серебра. В серых, как у сына, глазах сквозил холодок; очки мистер Фезерстоун носить отказывался и потому многое упускал из виду.

Внезапно он повернулся к молодым людям.

— Вы, конечно, не помните старика Фарадея. Ему бы сейчас было… дайте-ка посчитаю… больше ста лет. Он был старшим сыном в большой семье и единственным, кто чего-то стоил. Остальные сбились с пути еще в молодости. Джон был ученый человек. Все хорошее в нем, полагаю, сводилось к этому. И в жены он себе выбрал умную женщину. Ум — совсем другое дело, никогда не путайте его с ученостью. — Мистер Фезерстоун умолк на несколько мгновений, затем продолжал: — Нет, я не думаю, что в их семье царил разлад. Она глубоко его уважала, в каком-то смысле даже преклонялась перед ним. По сей день, заходя в их библиотеку, я боюсь ненароком сесть в его желтое кресло.

Кэмпион вопросительно поглядел на Маркуса, и тот пояснил:

— Забыл тебя предупредить. В библиотеке стоит большое желтое парчовое кресло. Не смей в него садиться, даже близко к нему не подходи! Это кресло старика Фарадея, и после его смерти никто в нем не сидел — по крайней мере, в присутствии миссис Фарадей. Жуткая западня для несведущих гостей, надо бы на него повесить табличку с предупреждением. К счастью, в библиотеку посторонних водят только по торжественным случаям.

— Спасибо, буду иметь в виду эту желтую угрозу, — сказал Кэмпион.

Старик Фезерстоун c подозрением покосился на молодого человека.

— Хм, Кэмпион! Какая от вас может быть польза для миссис Фарадей? Понятия не имею, чем вы можете пригодиться в этом деле. По моему — да и по чьему угодно — опыту, единственный способ сделать сложившееся положение хоть мало-мальски выносимым — действовать по накатанной схеме. Дилетантские фокусы еще никого ни к чему хорошему не приводили.

Мистер Кэмпион принял это необоснованное оскорбление как приятный комплимент и учтиво улыбнулся.

— Я должен выступить в роли рессоры — механического устройства для смягчения смертоносной силы удара. Как у железнодорожных вагонов. Словом, я буду кем-то вроде личного секретаря.

Старик Фезерстоун бросил в его сторону холодный близорукий взгляд.

— Не надо вести себя так, словно вы учились в Оксфорде, юноша, — процедил он. — Дураков выпускают из обоих университетов, но, слава небесам, мы стараемся разводить особую разновидность.

Маркус сконфуженно покосился на Кэмпиона.

— Боюсь, отец забыл про твою репутацию, — виновато прошептал он.

Однако старшего Фезерстоуна никакой репутацией было не удивить — кроме той, что прошла испытание временем и продержалась минимум полвека.

— Я всех предостерегаю: дело это крайне скверное. Все, кто имеет к нему отношение, рискуют замарать руки. Я по долгу службы вынужден это сделать, но бывают случаи, когда человек имеет право на эгоизм, — и это как раз такой случай. Ты, Маркус, увяз еще глубже. Нельзя ли забрать оттуда Джойс? Она ведь им даже не родня… так, седьмая вода на киселе.