Клод Изнер - Убийство на Эйфелевой башне Страница 15

— Неужели? А словцо-то странное, — недоверчиво заметила графиня.

— Это, скорее всего, пришло к нам из английского, как «клоун», — рискнула вставить Валентина, заслужив благодарный взгляд Виктора и вся вспыхнув.

— Не вижу связи.

— Вот они, вот, мадам… графиня! — победоносно воскликнул внезапно вернувшийся Жозеф, неся в руках картонную коробку.

Пока обе дамы листали пропитанные пылью тома, Виктор подошел к конторке и склонился над газетой.

— Что скажете? Вас это не встревожило?

— Я не боюсь насекомых. Когда я был маленький, отец научил меня прихлопывать их рукой.

— Если мы купим их все, тома вашего Навери, вы сделаете нам скидку, не так ли? — проворчала графиня.

— Само собой, — отвечал Виктор, стараясь поскорее отделаться от этих книг и от нее самой.

— И прикажете доставить?

— Жозеф принесет их вам сегодня вечером, — пообещал Кэндзи, изо всех сил стараясь изобразить на лице приятную мину.

Одарив его улыбкой, графиня величественно выплыла из лавки, за ней, стуча каблучками, засеменила племянница. Острый носик Валентины маячил в витрине чуть дольше, чем следовало, однако Виктор не удостоил ее взглядом. Подойдя к Жозефу, он весело сказал:

— Следите за собой, а то в один прекрасный день язык сыграет с вами злую шутку!

— И тут же будете уволены! — строго отчеканил Кэндзи. — Виктор, надеюсь, завтра вы свободны, или вы забыли, что мы собираемся делать инвентаризацию? — добавил он, опуская голову.

«А не хочет ли он, чтобы меня тут не было?» — спросил себя Виктор и тут же бросился в контратаку.

— Разумеется, нет. А вы не забыли мне сказать, как сладилось дело с библиотекой на улице Одеон?

— Нет, там дорого, слишком дорого.

«Во талант, надо же, как складно врет!» — подумал Виктор.

— Пока не забыл, — продолжил он. — Не могли бы вы дать мне на время «Капричос» Гойи?

Кэндзи совсем согнулся над каталожным ящиком и ответил деревянным голосом:

— Сейчас не выйдет, я отдал его переплетчику, а у него полно заказов, скоро не ждите.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Понедельник 27 июня, утро

Вчерашний день выдался утомительным: инвентаризация в магазине, сортировка новых приобретений. «Эдак философом станешь, — заметил Кэндзи. — Сегодня только и говорят, что обо всех этих книгах, а завтра, глядишь, они лежат на лотках у набережной, и никто их не берет…» Охая от прострела в пояснице, Виктор в который раз шагал по улице Круа-де-Пти-Шам, мимо нескольких торговок, кативших по мостовой телеги с зеленью. Невзирая на сохранившуюся с минувшего вечера усталость, он помнил обещание, данное Мариусу, — написать литературную хронику и маленький анонс, — и все это только в надежде увидеть Таша. К тому же воображение работало исправно, и он вполне мог рассчитывать, что ему удастся проявить некое подобие виртуозности пера. «А не начать ли мне самому писать книги?» — подумал он, перечитывая статью. Но тут же вспомнил слова Кэндзи: «Эдак философом станешь…»

Духота усиливалась — собиралась гроза, — и он на мгновение остановился перед цветочным магазинчиком, в котором две женщины расставляли гвоздики в вазах. Если он не встретит Таша в газете, можно принести цветы прямо к ней домой и оставить у дверей с маленькой смешной записочкой, в которой будет приглашение к обеду. «Нет, дурень эдакий, ты постучишь, и уж тогда…» Он пожал плечами. Мечтать о таких перспективах было слишком рано.

В газете царила суматоха, а Эдокси Аллар и Исидор Гувье, замерев, стояли возле линотипов и следили за каждым движением наборщиков.

Виктору пришлось хлопнуть Гувье по плечу, чтобы на него обратили внимание. Старик поднял к нему бульдожье лицо с круглыми глазами, и пышные усы над погасшей сигарой слегка дрогнули.

— Ах, здравствуйте, мсье Ленуар!

— Легри.

— Простите, такая тут работенка — голова идет кругом. Эдокси…

Секретарша, одетая в темное шелковое платье, подчеркивавшее ее образ вдовушки-сердцеедки, рассеянно взглянула на Виктора и едва заметно кивнула.

— Пойду добивать хронику, — заявила она папаше Гувье, который ее не слышал.

Она отошла к боковой двери, повернулась и посмотрела на Виктора таким взглядом, точно, разглядывая на витрине товар, составила о нем определенное мнение. Коснувшись своих волос цвета воронова крыла, другой рукой потеребив приколотую на груди брошку, она замерла на пороге. Почувствовав, что на него смотрят, Виктор, в свою очередь, тоже уставился на нее. Секретарша изобразила робкое подобие улыбки и улетучилась, как испуганная девственница.

— Хотите, я вам объясню? — бормотал папаша Гувье. — Вот, взгляните, этот кусок мрамора — не что иное, как поверхность для заливки шрифтов. В нем четыре формочки по размерам газетного листа. Внутри этих формочек — отвесные свинцовые штырьки, а на них большие буквицы и оттиски рисунков.

Виктор рассеянно смотрел, как метранпаж несколько раз повернул ключ, чтобы заблокировать движение отвесов, и формочки поползли под пресс. Папаша Гувье откашлялся:

— Так, а теперь берем сырой картонный макет и накладываем на…

— Мариус здесь? — перебил его Виктор.

— Минутку, я еще не закончил, — проворчал старик. — Картонный макет выходит из-под пресса сухим, видите? И в него глубоко впечатана страница. А сейчас пройдем через двор и отнесем это к печатнику. Там Клюзель, он вместо Бонне, тот ушел на прием в честь принца Уэльского. Идемте со мной!

Опираясь на ротационную машину, в английском костюме, Антонен Клюзель, покусывая гаванскую сигару, придирчиво просматривал передовицу.

— Основное блюдо первосортное, я про эту парочку трупов, тут ничего не скажешь, мы оказались на высоте! — бросил он Виктору, который, не говоря ни слова, протянул ему две странички литературной хроники.

Клюзель пробежал листки глазами, выдавил смущенный смешок, выплюнул сигару на пол и раздавил носком ботинка.

— Блистательная диатриба против ссор между представителями разных направлений, очень забавно, вы удачно обыгрываете «куриную шейку» и «Панамский перешеек», а также сочетаете литературные «измы» и «ставить друг другу клизмы». Но увы, слишком поздно печатать это в сегодняшнем выпуске, статья может выйти только завтра.

— Тогда прилепите к ней вот это.

Клюзель бросил взгляд на маленькое объявление.

— Чудесно, чудесно, Эдокси откроет вам счет!

— Есть новости?

— Навалом! Установили личность человека, который умер на колониальной выставке: Кавендиш, американец. Тоже от укуса пчелы. Гувье осаждал префектуру, но его связи нам ничего не дали. Полиция в рот воды набрала, совсем как наши армейские генералы! Всем выгодно придерживаться версии пчел-убийц. А знаешь, эти медоносицы очень даже изящные!

— Следует остерегаться упрощенных подходов, — поддакнул Гувье. — За три дня два покойника в одном и том же месте, и еще это анонимное письмо, черт бы его побрал!

— Э, они-то хотят нам информацию по капле из пипетки выжимать, ну погодите же, я выдам всем новости на эту тему, и уж точно не в час по чайной ложке! — произнес Клюзель, занервничав. — Я тут порылся и нашел нечто весьма примечательное. — Он взял передовицу и громогласно прочел: — «Сообщают, что приступы эпилепсии у отдельных индивидуумов со слабым здоровьем могут быть вызваны укусами перепончатокрылых. Единственный смертельный исход был зафиксирован одним колониальным врачом три года назад, когда два африканских ребенка скончались от столбняка, возникшего вследствие пчелиного укуса».

— Столбняк? — нахмурив брови, повторил Виктор. — Я не эксперт, однако… Ведь эта инфекция действует непосредственно после травмы?

— К чему я и веду! Инкубационный период столбняка длится от нескольких часов до двух недель, только потом появляются первые симптомы. А наши два покойника отбросили копыта сразу, упав и только разок ими дрогнув. А посему — столбняк исключается! И тогда одно из двух: либо это действительно убийства, и тогда прав Гувье, в пользу такой гипотезы склоняет и анонимное письмо. Или мы имеем дело с первыми проявлениями загадочной эпидемии. В обоих случаях власти опасаются паники: идет выставка! Они сознательно преуменьшают значение происходящего, вынуждая людей оставаться беззащитными перед налетевшим роем пчел! Не в первый раз интересы большинства приносятся в жертву интересам крупных воротил, захвативших власть.

— Полагаю, вы слишком цинично рассуждаете, — сухо заметил Виктор.

— Вызывать дискуссии, мсье Легри, — таково предназначение прессы! Вот, вот где все написано как есть! — воскликнул он, потрясая «Пасс-парту»: — «Смерть рыщет на Эйфелевой башне и во Дворце колоний»! Заголовок что надо, не так ли? Тиражи вырастут сногсшибательно. Послушайте: «Прибыв из Лондона 20 июня, Джон Кавендиш остановился в „Гранд-Отеле“, в номере 312. Четыре дня спустя, сразу после обеда он…»