Рекс Стаут - Погоня за отцом Страница 16

– Конечно.

– Когда родилась ваша Эми?

– За две недели до того, как вы отправили Элинор Деново первый чек. Двенадцатого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года.

– Следовательно, зачата она была летом сорок четвертого. В июле, если роды состоялись вовремя. У вас наверное есть записная книжка. Достаньте ее.

В отличие от Оскара, я не успел достаточно привыкнуть к раболепству. Я постучал себя по черепу.

– Она у меня здесь.

– Тогда занесите в нее следующее. В конце мая сорок четвертого года я в числе правительственной делегации вылетел в Англию на переговоры с британцами и штабом Эйзенхауэра. Через неделю после высадки союзников в Нормандию я полетел в Каир, а оттуда в Италию. Первого июля с тяжелой пневмонией я угодил в военный госпиталь в Неаполе. Двадцать четвертого июля, когда я немного оправился, меня самолетом вывезли в Марракеш. Я жил на той самой вилле, где раньше останавливался Черчилль. Двадцатого августа я вылетел в Лондон, где пробыл вплоть до самого возвращения в Вашингтон шестого сентября. Если бы послушались меня и достали записную книжку, у вас бы все это было сейчас записано.

Он повернул голову и позвал:

– Оскар!

Распахнулись двухстворчатые двери, и на пороге возник Оскар.

– Безмозглые кретины, – произнес Джаррет. – Особенно Макгрей; он дебил от рождения. Ведь могли хотя бы проверить, где я был тем летом. Для этого хватило бы мозга улитки, которым, к сожалению, никто из этих болванов не располагает. Оскар, этот человек уходит и больше никогда нас беспокоить не будет.

Он повернулся и вышел через боковую дверь.

Не глядя на Оскара, я молча прошагал по коридорам к выходу. Я едва не забыл свой плащ, однако в самый последний миг, проходя мимо, успел заметить его уголком глаза и прихватил на ходу. Накидывать его на себя я не стал, так как проливной ливень кончился и с неба лишь слегка моросило.

На штраф я не нарвался лишено чистой случайности. Обычно по шоссе Тейконик я еду со скоростью шестьдесят миль в час, в этот же раз почти все время я выжимал семьдесят. Мне хотелось побыстрее добраться до дома, чтобы спокойно поразмышлять, но одна мысль никак не давала мне покоя и свербила в мозгу, пока я не притормозил. Я съехал с шоссе на обочину, вынул записную книжку и занес в нее все даты и события, о которых рассказал Джаррет.

Ровно в восемь вечера я отпер своим ключом входную дверь и пошел в прихожую. Вульф уже сидел в столовой. Я просунул голову в дверь, сказал, что заморю червячка на кухне, и, не дожидаясь ответа, прошествовал туда.

Фриц, который всегда ужинает в девять, возился с артишоками. Увидев меня, он прищурился и сказал:

– О, ты еще жив. Ты поужинал?

– Нет.

– Он очень волновался из-за тебя, в отличие от меда. – Фриц сполз с табуретки. – Есть салат с креветками…

– Нет, спасибо, я съем чего-нибудь посущественнее. Только не говори мне, что этот чревоугодник сожрал всю утку.

– Нет, что ты. Хотя я знал одного швейцарца, который в один присест расправился с двумя утками. – Разговаривая, Фриц одновременно перемешивал что-то на сковородке, которую уже успел поставить на плиту. – Как ты съездил?

– Прескверно, – отмахнулся я, доставая из буфета бутылку. – Ни молока, ни кофе мне не надо. Я хочу напиться.

– Только не здесь, Арчи. Пьянствовать иди к себе в комнату. Может, все-таки попробуешь морковь по-фламандски?

– Хорошо, давай, – согласился я, плеснул себе виски, сел за свой стол, прихлебнул из стакана и погрузился в мрачное раздумье. Фриц, видя, что мне не до него, больше не приставал с разговорами.

Когда я в третий раз поднес к губам стакан, дверь распахнулась и в проеме возникла туша Вульфа.

– Я выпью кофе здесь, – объявил он Фрицу, потом подошел к разделочному столу и взгромоздился на табурет. Когда-то много лет назад он приобрел себе широченное кресло и распорядился, чтобы его поставили на кухню. На следующее утро кресло исчезло, Фриц отнес его в подвал. Насколько мне известно, ни тогда, ни с тех пор случившееся вслух не обсуждалось.

Должен вам еще объяснить, что правило «никогда не обсуждать деловые вопросы во время трапезы» не распространялось на те случаи, когда я ел в одиночку на кухне или в кабинете, поскольку считалось, что к трапезе этот процесс никакого отношения не имеет, да и именовался он не иначе как «Арчи пошел перекусить». Вот почему, отправив в пасть изрядный кусок утки по-мордорски и подцепив на вилку морковку, я провозгласил:

– Даже слов нет, как я вам признателен. Вы поняли, что со мной творится что-то неладное и совершили над собой неслыханное насилие – лично пожаловали и взгромоздились на эту ужасную табуретку вместо того, чтобы уютно устроиться в своем кресле за столом. Воистину у меня нет слов. Никогда не забуду.

Вульф скорчил гримасу.

– Ты пьешь виски во время еды.

– Просто я не нашел сок цикуты или болиголова. Кто-нибудь знает, куда подевался мой сок цикуты? Кто там из древних греков его пил?

– Ты поясничаешь. Ты прекрасно знаешь, кто его выпил. Что случилось?

Я ожесточенно кромсал утку тупым ножом с деревянной рукояткой. Наверху в оранжерее у нас целая прорва острейших ножей из нержавеющей стали, но в кухне или в столовой пользоваться такими ножами запрещено. Табу, понимаете?

– Этим ножом даже приличное хара-кири не сделаешь, – пожаловался я. – Вы заслужили право знать, что случилось, поскольку вам предстоит подхватить древко из моих слабеющих рук и продолжить дальше без меня. Буду излагать порциями в промежутках между укусами. – Я отпил виски. – И глотками.

Сказано – сделано. Я дословно передал Вульфу нашу беседу с Джарретом, не больше чем по две фразы за раз. К тому времени, когда я добрался до заключительных слов Джаррета, от утки остались только косточки, а Вульф опустошил одну чашечку кофе и налил себе еще.

Проглотив последний кусок моркови, я сказал:

– Делать себе хара-кири на полный желудок мне уже не улыбается, но и рассказывать больше нечего. Желаете прокомментировать?

– Нет. Сначала ты – у тебя было два часа на размышление.

– Я вел машину, а не размышлял. Хорошо. Сперва то, что касается его алиби. С ним почти наверняка все в порядке, поскольку Джаррет знает, что его будут проверять. Впрочем, не мешает поручить Солу или Орри покопаться в этом деле – кто знает, может Элинор приезжала к нему, хотя бы даже в госпиталь, когда он валялся с пневмонией. Теперь мое мнение: не стоит тратить на это ни время, ни деньги. Ставлю пятьдесят против одного, что он не отец Эми. Слишком уж он уверен, что поставил нас на колени. Но проверить все же не помешает.

Вульф кивнул.

– Орри. Сола прибережем для более важных дел.

– Согласен. Теперь обо мне. Виноват во всем я… Фриц, я передумал. Свари мне, пожалуйста, кофе. Только налей сам, а то у меня рука дрогнет.

Я повернулся к Вульфу.

– Макгрей тут ни при чем. Даже если он знал, где Джаррет провел то лето, он не знал, когда родилась Эми. Баллу мы этого тоже не говорили. А вот я? Будь у меня в мозгу хоть одна извилина, я бы спросил у Макгрея, где был Джаррет летом сорок четвертого. Так что я сам виноват. Вышвырните меня вон. Бросьте меня шакалам. Не платите мне жалованье за эту неделю. Я устроюсь на фабрику пришивать пуговицы.

Фриц произнес, наливая мне дымящийся кофе:

– После хара-кири тебя никто не возьмет, Арчи.

Он бы ни за что не осмелился вмешиваться в нашу беседу, будь мы в столовой или в кабинете, но мы сидели на кухне, в его вотчине, где он был единовластным хозяином.

– И все же кое-чего ты добился, – сказал Вульф, – Джаррет подтвердил то, о чем мы могли только догадываться – он знал дату рождения ребенка. Это теперь установлено. Да и что касается всех дат и переездов, он тоже обдумал все это заранее, до твоего прихода.

– Угу, – промычал я, поскольку только что отпил кофе и обжегся. – Спасибо за кость. Это огромное утешение. Теперь вопрос. Должен ли я рассказывать нашему клиенту про Карлотту Воэн?

– Думаю, что нет. Не сейчас, во всяком случае. Можешь только сказать по телефону, что крайне маловероятно, чтобы ее отцом мог быть мистер Джаррет. Который час?

Он спросил, поскольку для того, чтобы посмотреть на настенные часы, ему пришлось бы повернуть голову.

– Восемь тридцать пять.

– Ты опоздаешь на свой покер. Где вы собираетесь – у Сола?

– Да, как всегда.

– Если Сол не занят завтра утром, попроси его прийти к десяти. И еще пригласи Фреда и Орри. Тоже к десяти. Расскажи им все с мельчайшими подробностями. Ты видел мистера Джаррета, а я нет. Мне нужно знать твое мнение. В письме Элинор Деново было написано: «Эти деньги от твоего отца». Мы знаем, что деньги посылал мистер Джаррет, но тем не менее отец Эми – не он. Как по-твоему, что могло его побудить?

– Да, я его видел. – Я отхлебнул кофе. – И слышал. Черт его знает. Можно придумать тысячу причин, даже шантаж. Элинор и в самом деле написала «это деньги от твоего отца», и она знала, что посылает их Джаррет. Так что на самом деле ее фраза должна была звучать так: «эти деньги и в самом деле от твоего отца, но присылал их мне Сайрус М. Джаррет, потому что некий человек является твоим отцом». Так что нам остается только натравить на это дело Сола и Фреда, чтобы они раскопали, кому Джаррет мог быть настолько обязан двадцать два года назад.