Морис Леблан - Остров тридцати гробов Страница 16

Внезапно у нее мелькнула страшная мысль: а вдруг она оставила спички на мосту? Она перерыла все карманы — безуспешно. Сколько Вероника ни искала, спичек она так и не нашла.

Однако и это ее не слишком обеспокоило. Мысль о том, что ей удалось избегнуть вражеского нападения, на какую-то секунду переполнила ее радостью: ей показалось, что теперь все препятствия устранятся сами собой.

Так шли бесконечно длинные часы; расползавшийся повсюду туман и холод делали их с приближением утра еще мучительнее.

Наконец по небу разлился слабый свет. Предметы выступили из тьмы и приняли обычные очертания. Вероника увидела, что мост обвалился целиком. Острова отделялись друг от друга пятнадцатиметровой пропастью, и только далеко внизу их соединял тонкий и острый гребень неприступного утеса.

Она была спасена.

Но, подняв взор к холму напротив, она увидела на его вершине такое, что не смогла сдержать крик ужаса. Три дерева, росших там, были очищены от нижних ветвей. А на обнаженных стволах, с руками, заведенными назад, с ногами, связанными под изодранными юбками, обмотанные вплоть до мертвенно-бледных лиц веревками, которые скрывали наполовину черные ленты их чепцов, висели сестры Аршиньа.

Они были распяты.

6. ДЕЛО-В-ШЛЯПЕ

Держась очень прямо, не оборачиваясь на жуткую картину, не заботясь о том, что ее могут заметить, скованным, деревянным шагом Вероника возвратилась в Монастырь.

Она крепилась лишь благодаря единственной цели, единственной надежде: выбраться с Сарека. Ужас переполнял ее. Когда она увидела эти три трупа, трех зарезанных, застреленных, а может быть, даже повешенных женщин, в ней ничто не шелохнулось. Это было уж слишком. Подобная гнусность, святотатство, кощунство переходили всякие границы зла.

Потом она подумала о себе — четвертой и последней жертве. Похоже, рок ведет ее к такому же концу, словно приговоренную к казни, которую толкают к плахе. Как тут не задрожать от страха? Как не усмотреть предупреждения в том, что для экзекуции над сестрами Аршиньа выбран именно холм Большого Дуба?

Вероника пыталась хоть как-то успокоиться, твердя себе: «Все объяснится… За всеми этими ужасными тайнами стоят вполне объяснимые причины, действия, только на вид фантастические, а на самом деле содеянные такими же, как и я, людьми, которые совершают их с преступными намерениями и по заранее определенному плану. Дело тут, разумеется, в войне, это из-за нее возникло такое стечение обстоятельств и могли произойти такие события. Как бы там ни было, тут нет ничего сверхъестественного, выходящего за рамки обыденности».

Напрасные слова! Попытки рассуждений, которые пытался выстроить ее мозг! На самом деле, потрясенная доставшимися на ее долю жестокими ударами, Вероника уже размышляла и чувствовала, как жители Сарека, свидетельницей смерти которых была; она сделалась такой же беспомощной, как они, ее мучили те же страхи, осаждали те же кошмары, ее выводило из равновесия все то, что сохранилось у нее в душе от древних инстинктов, пережитков и суеверий, всегда готовых всплыть на поверхность.

Кто эти невидимые существа, которые ее преследуют? Перед кем стоит задача заполнить тридцать гробов жителями Сарека? Кто уничтожил всех обитателей злополучного острова? Кто населяет его пещеры, в предначертанный час собирает священную омелу и волшебные травы, пользуется топорами, стрелами и распинает женщин? И с какой непостижимой уму целью? Что за чудовищное дело они вершат? С какими невообразимыми намерениями? Духи мрака, злые гении, жрецы мертвой религии, приносящие в жертву своим кровожадным богам мужчин, женщин, детей…

— Довольно! Довольно! Я схожу с ума! — громко произнесла Вероника. — Прочь отсюда! Нужно думать только о том, как поскорее выбраться из этого ада.

Однако судьба продолжала изощренно терзать молодую женщину. В поисках чего-нибудь съестного Вероника натолкнулась в кабинете отца, в глубине стенного шкафа, на пришпиленный к стене лист бумаги, на котором была изображена та же сцена, что и на обрывке, найденном ею в заброшенной хижине подле трупа Магеннока.

На одной из полок шкафа лежала папка для рисунков. Вероника раскрыла ее. Там было множество набросков все той же сцены, сделанных сангиной. На каждом над головой первой из женщин виднелась надпись: «В.д'Э.». Один из эскизов был подписан: «Антуан д'Эржемон».

Значит, рисунок на листе Магеннока тоже сделан ее отцом! Это ее отец пытался на всех набросках придать казнимой женщине сходство с собственной дочерью!

— Хватит! Довольно! — повторила Вероника. — Не хочу больше думать. Не хочу ни о чем размышлять.

Она обессилела, однако продолжала поиски, но ничего, чем бы смогла утолить голод, не нашла.

Не попалось ей и ничего такого, с помощью чего она могла бы разжечь костер на оконечности острова. А туман тем временем рассеялся, и сигнал обязательно был бы замечен.

Она пыталась высечь огонь с помощью двух осколков кремня. Но делала она это неумело, и у нее ничего не вышло.

В течение трех дней Вероника жила на воде и землянике, которую собирала среди развалин. Ее лихорадило, силы убывали, она часто разражалась безудержными слезами, после чего всякий раз неизменно появлялся Дело-в-шляпе. Однако Вероника была столь измождена, что ее раздражала нелепая кличка паса и она гнала его прочь. Посидев немного, удивленный Дело-в-шляпе снова принимался служить. Но она продолжала на него злиться, словно он был виноват в том, что принадлежал Франсуа.

От малейшего шума она начинала дрожать с головы до ног и обливалась холодным потом. Что делают существа, живущие у Большого Дуба? С какой стороны собираются они на нее напасть? Обхватив себя руками, Вероника трепетала при мысли, что может попасть в лапы к этим чудовищам, ей не раз невольно приходило в голову, что она красива и что они могут соблазниться ее красотой и молодостью.

На четвертый день у нее вдруг появилась надежда. В одном из ящиков стола она нашла довольно сильную лупу. Воспользовавшись ярким солнцем, Вероника сконцентрировала его лучи на листке бумаги, который в конце концов загорелся, и она смогла зажечь от него свечу.

Вероника решила, что спасена. Она отыскала запас свечей и смогла таким образом сохранить драгоценный огонь до вечера. Около одиннадцати, вооружившись фонарем, она направилась к хижине, намереваясь развести костер там. Погода стояла ясная, и сигнал должны были увидеть с берега.

Опасаясь, что с фонарем ее заметят, а еще больше страшась трагической картины распятых сестер Аршиньа, которых, конечно, было бы прекрасно видно в ярком свете луны, Вероника, выйдя из Монастыря, выбрала другую дорожку, шедшую слева и защищенную с обеих сторон деревьями. Она шла беспокойно, стараясь не задевать ветвей и не наступать на корни. Добравшись до открытого места неподалеку от беседки, она почувствовала такую усталость, что ей пришлось присесть. В голове у молодой женщины гудело. Ей казалось, что сердце вот-вот перестанет биться.

Распятия отсюда были не видны. Однако, когда Вероника невольно обратила взор к холму, ей показалось, что там движется что-то белое. Это было среди деревьев, в конце просеки, пересекавшей лес в этом направлении.

Фигура в белом промелькнула снова, и в ярком свете луны, несмотря на большое расстояние, Вероника различала человека, одетого в балахон и сидевшего среди ветвей дерева, росшего поодаль от остальных и более высокого, чем она.

Она вспомнила слова сестер Аршиньа: «Шестой день после полнолуния близок. Они влезут в Большой Дуб и сорвут священную омелу».

Веронике сразу же припомнились какие-то описания, не то читанные ею в книгах, не то почерпнутые из рассказов отца, и показалось, что она присутствует на одном из друидских обрядов, которые когда-то так поразили ее детское воображение. Но в то же время она чувствовала себя очень слабой и не была уверена, что бодрствует и что эта странная сцена происходит в действительности. К дереву подошли еще четыре фигуры в белом и воздели руки, словно собираясь подхватить падающие ветви. Наверху что-то блеснуло. Золотой нож великого жреца отрезал ветку омелы.

Затем великий жрец спустился с дуба, и пять фигур, пройдя по просеке, обогнули лес и взобрались на вершину холма.

Вероника, которая была не в силах отвести свой растерянный взор от этих существ, вытянула шею и увидела три трупа, висящих на стволах деревьев. Завязанные бантами черные ленты чепцов издали напоминали воронов. Фигуры остановились перед жертвами, словно желая совершить какой-то непонятный ритуал. Тут же от группы отделился великий жрец и с веткой омелы в руке стал спускаться по склону, направляясь к тому месту, где торчала уцелевшая первая опора моста.

Вероника чуть было не лишилась чувств. Ей показалось, что все у нее перед глазами пустилось в пляс, она впилась безумным взглядом в блестящее лезвие ножа, висевшего на груди у жреца, чуть ниже длинной белой бороды. Что он собирается делать? Несмотря на то, что моста больше не было, Веронику охватил ужас. Ноги отказывались ее держать. Не отрывая глаз от страшного зрелища, она легла.