Джун Томсон - Досье на Шерлока Холмса Страница 16

Естественно, Уотсона одолевало любопытство относительно соседа. Поскольку у него не было друзей, которых можно было навестить, и почти нечем было занять время и ум, он на досуге наблюдал за Холмсом и предавался размышлениям о нем. Рана в ноге, полученная в битве при Майванде и казавшаяся тогда незначительной, болела – особенно когда за окном было холодно или сыро, и Уотсон мог выходить из дома только в мягкую погоду. В те зимние месяцы начала 1881 года он, наверно, был прикован к дому в течение долгих дней. Поскольку он не упоминает о раненом плече, оно, должно быть, зажило и не беспокоило его.

Уотсона особенно интриговал род занятий Холмса. Он явно не был студентом-медиком. Стэмфорд сказал об этом вполне определенно, а Холмс подтвердил, когда Уотсон спросил его напрямик. Но его занятия, пусть эксцентричные и бессистемные, говорили о том, что Холмс готовит себя к какой-то профессии. Но к какой? Все это сильно сбивало с толку.

Уотсон не оставил записи их бесед в первые недели пребывания на Бейкер-стрит. Однако, учитывая любопытство Уотсона и список недостатков Холмса, который он вскоре составил, совершенно ясно, что, как только представлялась такая возможность, Уотсон расспрашивал соседа (вероятно, не очень тактично) о его интересах, хобби и взглядах.

В то же самое время Холмс исподтишка изучал Уотсона, и эти наблюдения привели его к выводу, что сосед – довольно скучный субъект. Правда, Уотсон, надо отдать ему должное, был далеко не в лучшей форме. Его неважное состояние – и физическое, и моральное – вряд ли способствовало тому, чтобы он был интересным собеседником. Наверно, он представлялся Холмсу достойным человеком, но флегматичным и суховатым и, честно говоря, довольно занудным. Поэтому он начал поддразнивать Уотсона. Впоследствии тот заметил, что чувство юмора у Холмса проявляется «своеобразно», «иногда даже оскорбительно».

Столкнувшись с любопытством Уотсона, которое тому не удавалось скрыть, Холмс забавлялся и давал насмешливые ответы на его вопросы. Он намеренно шокировал доброго доктора, расписываясь в своем невежестве – скажем, относительно Томаса Карлейля и даже теории Коперника. Уотсон не чувствовал иронии и принимал все слишком серьезно – до такой степени, что даже начинал объяснять Холмсу, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Должно быть, того весьма забавляла серьезность его соседа.

Холмс обосновывал свое явное невежество вполне резонно. Он заявлял, что человеческий мозг подобен пустому чердаку, который каждый заполняет по своему выбору. Мудрый человек выбрасывает хлам и хранит только полезные знания. Как мы видели в первой главе, Холмс обладал способностью в случае необходимости извлечь из памяти нужную информацию.

Именно после этого разговора Уотсон составил список, пытаясь разобраться в странностях образования Холмса и прийти к какому-то выводу на предмет того, чем он зарабатывает себе на жизнь.

Вот как выглядит этот список:

1. Знания в области литературы – отсутствуют

2. Знания в области философии – отсутствуют

3. Знания в области астрономии – отсутствуют

4. Знания в области политики – слабые

5. Знания в области ботаники – ни то ни се. Хорошо осведомлен о белладонне, опиуме и вообще всяких ядах. Не имеет понятия о садоводстве.

6. Знания в области геологии – практические, но ограниченные. Может с первого взгляда отличить один грунт от другого. После прогулок показывал мне брызги грязи на брюках и по цвету и консистенции определял, в какой части Лондона испачкался.

7. Знания в области химии – глубокие

8. Знания в области анатомии – точные

9. Знания в области уголовной литературы – невероятные. Похоже, знает подробности каждого преступления, совершенного в этом веке.

10. Хорошо играет на скрипке.

11. Прекрасно владеет саблей и рапирой, отлично боксирует.

12. Порядочно знает британское законодательство».

Зная об уровне познаний Холмса, скажем, в области литературы или астрономии, мы видим, как заблуждался Уотсон. Впрочем, он сам, понимая никчемность этого списка, разорвал его и бросил в огонь. Профессия Холмса (если она действительно у него была) по-прежнему оставалась загадкой для Уотсона, а Холмс продолжал держать его в неведении.

Первые несколько недель у Холмса не было посетителей, и можно заподозрить, что он намеренно никому не сообщил о перемене адреса. Ему требовалось время, чтобы утвердиться на своей новой квартире. Как только он почувствовал себя уверенно и его отношения с Уотсоном и особенно с миссис Хадсон укрепились, он дал свой новый адрес, и посетители стали прибывать неиссякаемым потоком. Заходил человек небольшого роста с желтоватым лицом и темными глазками, в лице которого было что-то крысиное. Он появлялся четыре раза в течение одной недели. Холмс предусмотрительно представил его как мистера Лестрейда, опустив слово «инспектор», обозначавшее профессиональную принадлежность. Среди других визитеров была модно одетая молодая женщина, взволнованный еврей-торговец и вокзальный носильщик. Холмс объяснил, что это его клиенты, и вежливо попросил разрешения использовать общую гостиную в деловых целях.

Клиенты? Деловые цели?

Однако Холмс не дал дальнейших разъяснений, и Уотсон удалился в свою комнату, сгорая от любопытства. Однако хорошие манеры не позволили ему спросить Холмса напрямик.

И вот наконец утром 4 марта загадка разрешилась.

Впервые с тех пор, как он поселился на Бейкер-стрит, Уотсон поднялся рано и присоединился к Холмсу за завтраком. Поджидая в нетерпении, чтобы миссис Хадсон поставила ему прибор и подала свежий кофе, Уотсон взял со стола журнал и начал читать статью, отмеченную карандашом. По его мнению, название у нее было довольно претенциозное: «Книга жизни». Можно заподозрить, что Холмс, услышав на лестнице шаги спускавшегося Уотсона, поспешно вынул из книжного шкафа этот журнал и нарочно отметил статью, чтобы привлечь к ней внимание соседа. Он намеревался использовать ее в качестве предлога, чтобы наконец открыться Уотсону. В конце концов, игры и загадки, как бы занятны они ни были, не могли продолжаться вечно.

Уотсона не впечатлило утверждение анонимного автора, будто внимательный наблюдатель, следуя даже самым элементарным правилам «науки анализа и дедукции», может сделать справедливые выводы о биографии и роде занятий или профессии любого человека при первом знакомстве.

«По ногтям, обшлагам рукава, ботинкам, коленям брюк, по мозолям на большом и указательном пальцах, по выражению лица, по манжетам рубашки можно без труда определить, чем человек занимается».

Признавая, что аргументация статьи четкая и сильная, Уотсон был раздражен выводами, которые он нашел притянутыми за уши и преувеличенными. Швырнув журнал на стол, он резко заявил, что никогда в жизни не читал подобной чуши. Он готов поставить тысячу против одного, продолжал Уотсон, что если автора засунуть в вагон третьего класса в метро, то он не сможет определить профессии попутчиков.

Холмса застала врасплох неожиданная пламенная критика, исходившая от человека, которого он считал глупцом и занудой. Как бы защищаясь, что чувствуется в самом подборе слов, Холмс признается, что он автор статьи. И начинает объяснять, что по профессии он сыщик-консультант и именно этим теориям о наблюдении и дедукции он обязан «своим куском хлеба с сыром». Вероятно, негодование Уотсона по поводу статьи заставило его раскрыть карты.

Лестрейд, продолжает он, известный детектив, которому он, Холмс, помогает с делом о шантаже, а другие посетители – клиенты, нуждающиеся в профессиональной помощи. Именно благодаря своей наблюдательности при их знакомстве в Бартсе, добавляет Холмс, он смог сделать выводы о том, что Уотсон был военным врачом, служившим в Афганистане.

Несмотря на долю скепсиса, это признание произвело впечатление на Уотсона, так что он даже сравнил Холмса с двумя своими любимыми книжными героями – детективами Дюпеном из рассказов Эдгара Аллана По и Лекоком, созданным Эмилем Габорио. Его раздосадовало, что Холмс отверг их с презрением. Уотсон не без основания заключил, что Холмс самоуверен.

Чтобы сменить тему, он привлек внимание Холмса к человеку, который шел по другой стороне Бейкер-стрит с большим голубым конвертом в руках, озабоченно посматривая на номера домов. Холмс сразу же заявил, что это сержант морской пехоты. Уотсон, еще больше разозлившись, назвал про себя его утверждение пустым бахвальством.

Когда через несколько минут этот человек вошел в их гостиную, чтобы передать письмо Холмсу, Уотсон с вполне простительным злорадством ухватился за возможность сбить с Холмса спесь. Он спросил посетителя о его профессии и, к своему замешательству, обнаружил, что сосед прав. Этот человек, который служил теперь посыльным, действительно когда-то был сержантом королевской морской пехоты. Хотя это произвело впечатление на Уотсона, у него осталось подозрение, что Холмс все подстроил, чтобы поразить его. Сомнения рассеялись, только когда Холмс шаг за шагом объяснил метод, с помощью которого он пришел к своим выводам относительно этого человека. Уотсон был окончательно побежден и с этой минуты сделался верным почитателем уникальных талантов Холмса как детектива-консультанта. Такое восторженное отношение стало краеугольным камнем их дружбы.