Артур Конан Дойл - Этюд в багровых тонах (др.перевод+иллюстрации Гриса Гримли) Страница 16

Эти звуки разбудили обоих спящих, и те в недоумении стали оглядываться по сторонам. Мужчина с трудом поднялся на ноги и посмотрел вниз, на равнину, которая, когда он засыпал, была совершенно пустынна, а теперь так и кишела людьми и животными. Глядя на все это, он никак не мог поверить в происходящее и провел своей иссохшей рукой по глазам.

— Наверное, это и называется предсмертным бредом, — пробормотал он.

Девочка молча стояла рядом, уцепившись рукой за край его куртки, и поглядывала по сторонам с неподдельным детским удивлением.

Следопытам не пришлось долго доказывать, что они не плод галлюцинации. Один из них взял девочку на руки, а двое других, поддерживая ее истощенного спутника, стали помогать ему спускаться вниз, к повозкам.

— Меня зовут Джон Ферье, — сказал мужчина. — Двадцать один человек, вот сколько нас было. А выжили только я да эта малышка. Остальные умерли от голода и жажды далеко на юге.

— Девочка твоя дочь? — спросил кто-то.

— Теперь, наверное, так и есть, — твердо сказал Ферье. — Она моя, потому что я спас ее. Никому ее не отдам! Отныне она Люси Ферье. Но кто вы такие? — спросил он, поглядывая на своих загорелых, крепко сложенных спасителей. — Похоже, вас тут чертова уйма.

— Тысяч десять, — ответил один из молодых людей. — Мы гонимые чада Господни, избранники ангела Морония.

— Никогда не слыхал о таком ангеле, — удивился Ферье. — Эк его угораздило, такая толпа избранников!

— Твои шуточки богохульны, — строго оборвал его молодой человек. — Мы почитаем священными письмена, начертанные египетскими буквами на златокованых пластинах, которые в Пальмире были вручены святому Джозефу Смиту. Мы идем из Нову, что в Иллинойсе, где мы основали нашу церковь. Нам приходится искать убежища от насилия безбожников, пусть даже посреди этой пустыни.

Упоминание Нову, похоже, напомнило кое-что Джону Ферье.

— Вот оно что, значит, вы мормоны.[14]

— Мы мормоны! — в один голос воскликнули молодые люди.

— И куда же вы направляетесь?

— Мы не знаем. Десница Господня ведет нас в лице нашего Пророка. Ты должен предстать перед ним. Он скажет, что нам с тобой делать.

Тем временем они спустились к повозкам, и их окружила толпа переселенцев — бледные, робкого вида женщины, крепкие, улыбающиеся детишки и энергичные мужчины с твердым взглядом. Когда мормоны увидели маленькую девочку и совершенно изможденного мужчину, в толпе раздались многочисленные возгласы удивления и сочувствия. Однако отряд следопытов не стал задерживаться, но, пробиваясь через толпу мормонов, проследовал дальше, прямиком к повозке, которая сильно отличалась от прочих, выделяясь своими размерами и красивым убранством. Она была запряжена шестеркой лошадей, в то время как прочие повозки обходились двумя и лишь некоторые — четырьмя. Подле возницы сидел мужчина, которому было никак не больше тридцати, однако широкий лоб и решительное выражение лица выдавали в нем вождя. Он читал толстую книгу в кожаном переплете, но с приближением толпы отложил ее в сторону и внимательно выслушал доклад о случившемся. Затем он торжественным тоном обратился к двум несчастным:

— С собой мы возьмем только своих единоверцев. Нашей пастве не нужны волки. Пусть лучше ваши белые кости будут лежать в этой пустыне, нежели вы окажетесь той червоточиной, которая со временем испортит весь плод. Готовы ли вы пойти с нами на этих условиях?

— Не сомневайтесь, я пойду с вами на любых условиях, — ответил Ферье с таким жаром, что строгие старейшины не смогли удержаться от улыбки.

Однако лицо вождя осталось суровым.

— Возьми его, брат Стэнджерсон, — приказал он. — Накорми и напои, и ребенка тоже. Я также возлагаю на тебя обязанность научить его нашей святой вере. Мы задержались слишком долго. Вперед! Вперед к Сиону!

— Вперед к Сиону! — подхватила толпа мормонов, и этот клич, из уст в уста, волною покатился по всему огромному каравану, пока не затих где-то далеко-далеко. Защелкали кнуты, заскрипели колеса, и большие повозки пришли в движение. И вскоре в движение снова пришел весь караван.

Старейшина, заботам которого были поручены двое спасенных, отвел их в свою повозку, где их уже ожидала еда.

— Ты останешься здесь, — сказал старейшина. — Через несколько дней ты окрепнешь. Но не забывай, что отныне и навсегда ты принадлежишь нашей Церкви. Так сказал Бригем Янг,[15] чьими устами говорит Джозеф Смит, а он — Уста Господни.

Глава II

Цветок Юты

Сейчас, наверное, не самое подходящее время и место рассказывать о всех испытаниях и лишениях, которые выпали в пути на долю мормонов, покуда они не добрались до своей тихой гавани. С беспримерным в истории упорством они продвигались от берегов Миссисипи к западным отрогам Скалистых го р. Англосаксонскую стойкость не смогли сломить препятствия, поставленные на пути природой, — дикие люди и дикие звери, голод и жажда, усталость и болезни. Однако бесконечно долгий путь и неизбывный страх смутили души даже самых стойких мормонов. Поэтому не было ничего удивительного в том, что, когда взору их предстала огромная, залитая солнцем долина Юты и когда уста вождя возвестили им, что это и есть земля обетованная, и все ее нетронутые плугом просторы отдаются им во владение на веки вечные, все они до единого рухнули на колени и вознесли небесам горячую молитву.

Вскоре выяснилось, что Янг не только решительный вождь, но и толковый начальник. Были изготовлены карты местности и вычерчен план будущего города. Окрестные земли были распределены и переданы в собственность мормонам-земледельцам, каждому согласно его положению в братстве. Торговцам была предоставлена возможность торговать, а ремесленникам — заниматься своим ремеслом. И словно по волшебству, появлялись в строящемся городе новые улицы и площади. А вокруг рыли дренажные канавы и ставили изгороди, раскорчевывали участки под поля, сажали сады и сеяли хлеб, так что уже к лету повсюду раскинулись золотистые нивы. И все эти поселенцы радовались и процветали. Но главное — в самом центре города они принялись строить огромное здание новой церкви, которое с каждым днем поднималось все выше и выше. И с первых лучей рассвета до самых сумерек стук молотков и визг пилы не смолкали подле этого величественного монумента, который переселенцы воздвигали Тому, Кто провел их столь опасным путем живыми и невредимыми.

Двое спасенных, Джон Ферье и маленькая девочка, которая была признана его дочерью и была постоянно вместе с ним, проделали с мормонами весь их нелегкий путь. Малышка Люси Ферье ехала в сравнительно удобной повозке старейшины Стэнджерсона, где она нашла приют вместе с тремя его женами и двенадцатилетним сыном, парнем довольно бойким и проворным. Со свойственной душе ребенка податливостью девочка быстро оправилась от потрясения, вызванного смертью матери, и вскоре стала любимицей женщин и привыкла к своей новой жизни в движущемся жилище под парусиновой крышей. Тем временем Джон Ферье, оправившись от выпавших на его долю лишений, проявил себя как хороший проводник и неутомимый охотник. Вскоре он завоевал уважение своих новых товарищей, и поэтому, когда их странствия закончились, мормоны единодушно решили, что ему надлежит выделить в собственность участок земли, столь же большой и плодородный, как и всем прочим переселенцам, за исключением самого Янга и четырех старейшин — Стэнджерсона, Кембелла, Джонстона и Дреббера.

На приобретенной таким образом земле Джон Ферье поставил добротный бревенчатый дом, к которому в последующие годы было сделано столько пристроек, что он превратился в настоящее загородное поместье. Ферье был человек умелый и работящий, практичный и оборотистый. Его крепкое сложение позволяло ему не покладая рук трудиться на своей земле с утра до ночи. Поэтому его ферма процветала и его состояние быстро росло. Три года спустя он стал богаче всех своих соседей, через шесть лет — вполне состоятельным человеком, через девять — настоящим богачом, а через двенадцать — в целом Солт-Лейк-Сити не было и полудюжины мормонов, состояние которых могло бы сравниться с состоянием Джона Ферье. И на всем огромном пространстве от большого Соленого озера до самого хребта Уосатч не было имени более известного, чем имя Джона Ферье.

Однако одно обстоятельство, одно-единственное, оскорбляло чувства его единоверцев. Никакие доводы и увещевания не могли заставить Джона Ферье последовать примеру его братьев по вере в части брака. Не объясняя причин своего отказа, он держался своего решения твердо и непреклонно. Кое-кто обвинял его в пренебрежительном отношении к принятой им новой вере, а кое-кто объяснял его отказ от брака просто скупостью и нежеланием нести лишние расходы. А кроме того, ходили слухи о какой-то его давней любви к белокурой девушке, которая зачахла от тоски на Атлантическом побережье. Как бы то ни было, Ферье оставался закоренелым холостяком. Однако во всем остальном, что касалось религиозных установлений новых поселенцев, он был безупречен и считался вполне набожным и праведным человеком.