Ноэль Рандон - Черная пелерина Страница 16

Перемещаясь дальше по вилле, Рандо вторгся в комнату Луизы, но уже на пороге застыл, как вкопанный. Стены были оклеены странными афишами с зигзагами на них, а на полу в бронзовых канделябрах стояли четыре большие свечи; мадемуазель Сейян, очевидно, не переносила мертвого света электрических ламп накаливания. Постель, прикрытая коричневым пледом, два жестких стула и стол, заваленный книгами, составляли все убранство этого неуютного жилища. Над столом, прибитый к стене, ощерился человеческий череп. Известный детектив и бесстрашный инспектор полиции из Тулона Жорж Рандо быстро ретировался из комнаты молодой девушки. Луизу он увидел воочию только через несколько минут. Она лежала, пребывая в состоянии нервного срыва, на кровати Торнтона Маккинсли и, как больной ребенок принимала из ложечки горячий чай, которым ее поил режиссер.

«Уж эта не скоро возвратится в свое гнездышко», — недовольно подумал мсье Рандо, сторонник убранных казарм и солдатского распорядка.

Луиза остановила на инспекторе полубессознательный взгляд.

— Я ничего не знаю, ничего… Ни о чем меня не спрашивайте.

— В эту ночь она впала в полную прострацию.

— Дайте ей коньяка.

Спокойный тон инспектора благотворно подействовал на взвинченную девушку. Приподнявшись на локтях, она сказала измученным, но спокойным голосом:

— Я отвратительный человек, простите меня, мсье, — после чего упала щекой на подушку и опустила веки.

Рандо махнул рукой и на цыпочках вышел из комнаты.

Режиссер догнал его в холле.

— Может быть, я нужен вам? — спросил Маккинсли. — Меня зовут Торнтон Маккинсли, я приехал из Соединенных Штатов, чтобы заключить с Шарлем Дюмоленом договор на съемки фильма.

Тулонский Наполеон доставал американцу только до плеча.

— Когда вы намерены возвращаться? — бросил Рандо.

На озабоченном лице Торнтона появилась улыбка.

— Как только вы найдете рукопись, предназначавшуюся мне.

— А если я эту рукопись не найду?

— В таком случае я останусь на более долгий срок и сниму фильм о событиях, которые происходят сейчас.

— Ах, вон как.

К ним подошел комиссар Лепер. Торнтон продолжал:

— Я современный деловой человек. И дело люблю доводить до конца, невзирая на всяческие трудности. Я даже желаю этих трудностей…

— Вот-вот, — вклинился с саркастическим замечанием Лепер. — Мистеру Маккинсли больше всего нужен шум. — Случилась явная оказия для излияния желчи, и комиссар оказией воспользовался. — Может, мистер Маккинсли сам спрятал рукопись, чтобы сделать своему фильму рекламу по-американски?…

— Мсье Лепер! — воскликнул Торнтон. — Но кто же, как не вы, угрожал на террасе, что охотнее украдет рукопись, нежели отдаст ее Америке? Хорошо, что я об этом сейчас вспомнил!

Комиссар покраснел. Его вдруг одолела одышка. Рандо заинтересованно прислушивался к ссоре.

В этот момент в холл вошли местные полицейские под предводительством сержанта Панье.

— Почему так поздно? — прорычал комиссар.

Его подчиненные вытаращили глаза.

Рандо обратился к Маккинсли:

— Но уж поскольку это должен быть хороший фильм, надо все хорошенько осмотреть. Прошу наверх.

Все трое стали подниматься на верхний этаж. Лепер шел сзади, сильно раздосадованный. Когда они остановились у входа в рабочий кабинет, тулонская команда была к их услугам.

— Готово, — доложил один из полицейских. — Розу обследовали, все отпечатки сняты, книги осмотрены. Под столом я нашел приспособление для трубки. На нем никаких отпечатков.

— Как, еще одно? — воскликнул комиссар.

Инспектор взял из рук подчиненного небольшой никелированный предмет. По причинам, известным только ему, он проинформировал Торнтона Маккинсли:

— На месте преступления найдено два совершенно одинаковых прибора для трубки. Убитый, как известно не курил.

Комиссар Лепер готов был заплакать.

В тот же день, то есть во вторник около четырех часов пополудни, Торнтон Маккинсли прогуливался по рынку От-Мюрей. Распростершееся над стенами зданий небо пылало зноем. Торнтон был в элегантном светлом костюме, на шее у него висел фотоаппарат. Черные очки непривычной формы закрывали значительную часть лица режиссера. Редко кто выходил в это время на раскаленные добела улицы, поэтому режиссер гулял в одиночестве. Не обескураженный этим, он два раза прошел вокруг площади, задержался, наконец, у одной из каменных построек и сделал снимок. Через какое-то время уже в другом место он повторил эти действия. Невдалеке от Торнтона выросла из-под земли группа детей.

Маккинсли явно наслаждался красотой залитого солнцем городка. Тут и там приподнимались зеленые жалюзи, и молодой американец ловил заинтересованные взгляды.

Сфотографировав несколько старых фасадов, аптеку, магазин мсье Котара, парикмахерскую, пальмовую аллею и бюст Вольтера, Торнтон направился к кондитерской семьи Вуазенов. Дети неотступно следовали за ним.

Он остановился напротив узкой витрины. Установив расстояние, Маккинсли щелкнул затвором и увидел в объективе горку пирожных под полосатой занавеской из маркизета, а затем и дверь с надписью «Абрикос». У него появилось два новых снимка. За стеклом мелькнуло лицо мадам Вуазен. Послышался запах кофе и цикория. Режиссер вошел.

В кондитерской слышалось жужжание, как в улье. Торнтон сиял очки. Вокруг овального стола теснились уважаемые граждане города. Возбужденные голоса на секунду приутихли, чтобы в следующий момент зазвучать с прежней силой. Настроение здесь ничем не напоминало послеобеденную сиесту.

— Прошу к нам! Какие известия вы нам принесли? — громко взывал Дюверне, возбужденный до крайности.

Маккинсли пожимал руки присутствующим, Дюверне представлял: мсье мэр Эскалье, мсье Вуазен, наш хозяин, мсье Вендо, мсье Сейнтюр, мсье Жифль, мсье Матло…

Их было больше десяти человек. Они оставили тенистые виноградники, они оставили магазины под надзором юных практикантов, они забыли о домашних обедах — и все для того, чтобы совместно пережить ужасные события прошедшей ночи. Разгоряченные, жаждущие сенсации, обратили они свои лица в сторону Маккинсли. Глаза и уста их выражали нетерпение.

— Как это произошло?

— Что обнаружил инспектор из Тулона?

— Кого-нибудь арестовали?

— Почему нигде не видно комиссара Лепера?

— Правда ли, что убийца не взял деньги?

— В самом ли деле подбросили черную розу? Пришла ли в себя Луиза Сейян?

Маккинсли на основании сыплющихся беспорядочно вопросов, пришел к выводу, что сюда попали какие-то обрывки информации. Кроме полицейских, только он и садовник Мейер покинули сегодня дом на холме. Упоминание о розе подтвердило предположение, что Мейер, получив на кухне соответствующим образом препарированную информацию, распространял ее дальше.

— Вы, как я погляжу, знаете больше меня, — сказал Торнтон, порождая явное разочарование. — Шарля Дюмолена убили вчера вечером в его кабинете, когда он работал. Полиция провела следствие. Я знал мсье Дюмолена неполных два дня, а в этой местности вообще в первый раз… Ни инспектор, ни комиссар не признались мне в своих открытиях. Я не могу вам сообщить никаких данных, кроме того, что до сих пор никто не арестован. Что касается Луизы Сейян, то могу вас уверить, что она совершенно здорова. — Режиссер вежливо обернулся к стоящей за его стулом мадам Вуазен: — Я был бы вам очень благодарен за чашечку крепкого кофе и две трубочки с кремом.

— Мишелин, кофе для мсье Маккинсли! — закричала хозяйка кондитерской, сразу зачисляя режиссера в разряд завсегдатаев заведения.

Торнтон обвел взглядом собравшихся.

— Я полагал, что скорее вы, зная взаимоотношения местных жителей, можете до чего-нибудь додуматься.

— Да что вы, — протяжно произнес Котар-старший, владелец виноградника, — такой ужас у нас случился в первый раз.

— Вчера в обед, сразу после ухода из кондитерской, я с ним разговаривал. Он пришел заказать вина из новой партии. Он великолепно выглядел. Даже посидел в магазине и пошутил. — Котар-младший словно бы не мог надивиться тому, что Дюмолен за несколько часов до смерти еще был жив.

— Да-да, сейчас есть, а на завтра уж нет, — отметил мсье Матло, владелец парикмахерской для мужчин.

— И почему Господь Бог не забрал к себе меня, старого, никому не нужного человека, — заскулил восьмидесятичетырехлетний мсье Эскалье, мэр города.

— Пути господни неисповедимы, — изрек Дюверне.

— Такой достойный человек, патриот, известный писатель, богатый, со связями — и так нелепо погиб, — прибавил кассир Вендо.

— Смерть не разбирает, — вздохнул владелец галантерейного магазина, слегка сгорбленный мсье Жифль.

Изобретатель трубочек с кремом, Жозе Вуазен, представительный, пышущий здоровьем мужчина, сказал в ответ на это замечание: