Джон Карр - Ведьма отлива Страница 16

– Примерно два часа назад, – ответила Бетти. Ее твердость, если и была притворной, выглядела вполне убедительно. – Я не знаю точно, – она прижала руку к груди, – у меня не было с собой часов. Может быть, без десяти четыре. Это произошло в ее спальне.

– В ее спальне?

– Да, – отозвалась Бетти. – Глинис появилась ранним утром с вокзала. Она бросила саквояж и сказала, что собирается остаться на день или два. А еще она засмеялась и заявила: «Но не думай, голубушка, что для тебя это удобная возможность. Нет, нет, нет! Я оставила в Лондоне письмо на случай, если со мной что-нибудь случится».

Гарт сказал несколько натужно:

– Кажется, твоя сестра была классическим случаем нервной патологии.

– В каком смысле?

– Не бери в голову. Больше она не посмеет.

– Не говори так!

– Прошу прощения. Ты сама сказала…

– Хорошо, что миссис Ханшю не было, – торопливо продолжала Бетти. Перед глазами Гарта возник образ в высшей степени респектабельной экономки. Понимаешь, в Банче заболела дочь миссис Ханшю. Вчера вечером, перед тем, как мы с Хэлом поехали в Лондон на этом несчастном автомобиле, я разрешила ей навестить дочь и не возвращаться до понедельника. Мои манеры, Дэвид, такие же вульгарные, как у Глинис. Я просто мысли не допускала, что кто-нибудь может узнать, что Глинис здесь. До этого она всегда держала свои визиты в секрете. И вот, когда я с дневной почтой получила твою записку…

– Ах да, моя записка. Можно я взгляну?

Бетти изумленно посмотрела на него.

– Но я думала, ты простил меня! – воскликнула она. – Ты… ты ее писал?

– Да, успокойся, я ее писал. И все же дай мне взглянуть.

Бетти выдернула из перчатки записку, развернула и отдала ему. У Дэвида не было времени объяснять ей, что он не писал этой записки и ничего о ней не знал.

Это был листок самой низкосортной бумаги для заметок, которой Гарт пользовался, печатая на машинке свои счета. «Моя дорогая, я буду у тебя в субботу в шесть часов. Неизменно твой». Даты не было. Вместо подписи стояла написанная чернилами буква «Д».

Но это была не та машинка, на которой Майкл Филдинг печатал счета. Кто-то напечатал послание на его, Гарта, личной пишущей машинке, стоявшей в его комнате и предназначенной для двойной жизни.

– Бетти, ты сохранила конверт?

– Да, конечно! – В возгласе Бетти слышался почти упрек. – Я прямо сейчас могу сказать тебе, что на нем был лондонский штемпель: Вест, 23.40. Я могу показать тебе конверт. Но что это меняет? Если ты послал ее…

– Дорогая, я уже сказал тебе, что послал. Я думаю кое о чем еще.

Он и в самом деле думал о том, какое выражение лица было у его помощника там, на Харли-стрит, вчера вечером, и о романе в красной обложке, оставленном в приемной. Но об этом он не мог сказать Бетти.

– Держи. – И он отдал Бетти записку. – Ты рассказывала мне о своей сестре и о том, что произошло в коттедже сегодня утром. Да?

Ветер трепал волосы Бетти.

– Ну, я отдала Глинис большую спальню на первом этаже в дальнем конце. Она махнула рукой по направлению дома. – Когда я получила письмо, я думала-думала и наконец пошла в ее комнату. Она нашла один из моих купальных костюмов и надела его. Я сказала: «Ты не пойдешь на пляж, ты не разрушишь все, что я пыталась создать». Глинис ответила: «В чем дело, голубушка? Ты не хочешь, чтобы я встретилась с твоим молодым человеком?» Я рявкнула: «Не хочу, чтобы тебя хоть кто-нибудь видел здесь, не смей!» А Глинис заявила: «Не зли меня, не то я сниму даже купальный костюм. Ты слишком многое себе позволяешь». Тогда начался крик, и я просто сбежала.

– Ты говорила ей о письме?

– О господи, нет!

– Так, Бетти, она надела твой купальник. Два свидетеля видели, как она спускалась на пляж. Они скажут, что это была ты.

– Но я не делала ничего такого…

– Успокойся. Я знаю. И мы в состоянии доказать это. – Гарт закрыл глаза, мысленно прикидывая дальнейшие вопросы, потом опять взглянул на Бетти: – Ты уехала отсюда на велосипеде. Куда ты направилась, в Фэрфилд?

– В ту сторону, но не в сам город. Иногда я ехала, но больше шла и толкала велосипед. Я была так ужасно расстроена, что даже забыла про твою записку.

– Ты не встретила никого из знакомых?

– В книгах всегда задают такой вопрос, да?

– Так встретила?

– Я не знаю. – Она перевела взгляд на павильон. – Там было очень мало людей. Невероятно мало людей. Может быть, они боялись, что пойдет дождь. И все-таки вся местность казалась и пустынной, и как будто обитаемой.

– Обитаемой? – повторил он.

– Да, это звучит глупо; но я думаю, ты понял, что я имею в виду. Такое же чувство возникает, когда попадаешь в некоторые здания в Рейвенспорте. Потом я увидела, сколько времени, и вспомнила о записке. Я помчалась обратно изо всех сил и теперь потная и противная. Как раз перед Фэрфилдом мимо меня проехал Хэл Омистон на твоей машине. Он направлялся в Фэрфилд и выглядел очень сердитым.

– Хэл тебя видел?

– Да, конечно. Должен был. Мы находились всего в дюжине футов друг от друга, а ехал он не очень быстро, хотя, если он думал о чем-то своем… Это… это важно?

– Несколько фактов, о которых говорил мой племянник, могут оказаться принципиально важными. Не унывай, Бетти! Я хочу, чтобы ты поняла всю ситуацию как она есть.

– Да?

– Твоя сестра задушена в этом павильоне. – Гарт показал назад, себе за спину. – Она была убита там, по моему мнению, примерно без двадцати шесть. Хотя медики всегда спорят, когда пытаются определить время смерти. Кто-то, кого сейчас в павильоне нет, был там в последние двадцать минут.

– Кто-то?

– Я имею в виду убийцу. В комнате, в которой умерла твоя сестра, фаянсовый заварной чайник полон примерно на треть, и чаем в нем все еще можно ошпариться.

– Дорогой, я тебя не понимаю. Богом клянусь, что это не я! А не могла… не могла Глинис сама заварить себе чай?

– Могла. Хотя вопрос не в том, кто заваривал чай или кто его пил или не пил. Но по каким бы параметрам ни определять время убийства, вода в тот момент была практически на том же уровне, что и сейчас. Теперь оглянись. Огляди пляж. Обернись на море. Посмотри под сваи павильона.

Легкий бриз трепал волосы Бетти. Она быстро оглянулась и опять посмотрела на Гарта.

– Есть твои следы, – продолжал Гарт, – ведущие сюда от брошенного на склоне велосипеда. Есть мои следы, тянущиеся сюда от задней двери дома. И никаких других. Видишь?

– Дэвид, я…

– Ты видишь, дорогая?

– Да.

– Убийца должен был уйти из павильона после того, как убил Глинис. Сейчас его там нет. И каким же образом он или она исхитрился исчезнуть, не оставив ни единого следа на влажном песке?

Минуту или две никто из них не говорил ни слова.

Какой-то гул, принесенный бризом, перекрывал шорох волн отступавшего моря.

Но совсем иной звук донесся с противоположной стороны. Он походил на стук и звон полуразвалившегося открытого вагона, какие можно еще видеть на железнодорожных станциях в приморских городках. Однако этот вагон довольно лихо несся со стороны Рейвенспорта.

– Нет, Бетти! – Гарт смотрел на двух пассажиров в экипаже. – Не бойся. Все в порядке.

Им не пришлось долго ждать. Двое мужчин появились почти сразу из стеклянных дверей дома, выходивших на пляж.

Они сразу заметили Гарта и Бетти. Но не обменялись ни словом даже друг с другом, пока шагали по песку. Блеснул монокль, хотя, казалось, солнца не было.

– Друг мой, – с сочувствием вымолвил Каллингфорд Эббот, – мы слышали, что здесь случилось кое-что неприятное. Я надеюсь, что то, что мы слышали, неправда.

Другой мужчина был не столь вежлив.

– Ну и ну! – воскликнул детектив-инспектор Георг Альфред Твигг, качая головой и избегая взгляда Гарта. – Кто б подумал? Ну-ну!

Глава 8

Вдоль всего берега, на разные голоса и в разном ритме, часы начали отбивать девять.

Возле дома Бетти Колдер в наступающих сумерках они звучали тихо и мелодично. Мягкими, вкрадчивыми волнами накатывался прилив.

Но атмосфера в гостиной Бетти, где Каллингфорд Эббот разглядывал Дэвида Гарта, не вполне соответствовала этой благостности.

В задней части каменного дома по обе стороны центрального коридора располагались две длинные, с низкими потолками комнаты; в каждой по три окна, под которыми ветер с шорохом шевелил колючую траву и песок. Комната слева предназначалась для покойной Глинис Стакли. Комната справа была гостиной – нагромождение мебели, шелковые шторы, обтянутые кретоном мягкие кресла, – Бетти провела здесь много времени, мечтая над книгами.

Парафиновая лампа в желтом шелковом абажуре качалась под потолком. Выглянув в открытое окно этой гостиной, можно было увидеть штормовой фонарь, горящий внутри павильона. Но Гарт сидел у окна спиной к морю и смотрел на Каллингфорда Эббота, повернувшегося спиной к камину.

Хотя в их тоне нет-нет да и проскальзывало раздражение, даже после трехчасового допроса говорили они вежливо.