Пьер Вери - Завещание Базиля Крукса Страница 16

Вместо ответа Лаура смущенно улыбнулась.

— К тому же, преступления на романической почве совершаются обыкновенно открыто. Их оружие — не яд, а револьвер или кинжал. Еще показательнее слова капитана, обращенные им к синьоре Лауре. Если бы капитан был замешан в историю с цианистым калием, он не стал бы спрашивать.

Вот почему я отбросил предположение о романтическом преступлении, и очень жаль, что и вы, Пигот, не поступили так же, ибо отказавшись от этой гипотезы, вы увидали бы, что никаких мотивов здесь к убийству Тейа не было. Я уже говорил об этом Нунецу.

— Совершенно верно, — заметил тот. — Но сознаюсь, что я не сумел сделать из этого заявления никаких выводов.

— Между тем, они весьма просты. Раз не было мотивов к устранению Тейа, то, очевидно, жертвой преступного плана пало не то лицо, которое было намечено убийцей. Иными словами, яд предназначался не для покойного.

Теперь попробуем вообразить, что должен был быть отравлен капитан Родериго.

Подхожу ко второй ошибке Пигота. Будучи уверен, что преступление совершено или капитаном, или синьорой Лаурой, он не стал задумываться над вопросом, как мог быть введен яд. Для меня же этот вопрос оказался основным.

Будем рассуждать. Раз доказано, что убийца не входил в комнату, а яд тем не менее был введен, то убийца, очевидно, действовал снаружи. Так как нет никаких оснований предполагать, чтобы были применены какие-либо сложные механические приспособления, то, значит, яд был принесен кем-то, кто был орудием, по всем вероятиям, бессознательным в руках убийцы.

И вот скажу вам прямо: таким бессознательным орудием оказался сам синьор Тейа, а яд, который он ввел в свой стакан, предназначался не для него.

Транкиль привстал и начал прислушиваться. Наружная дверь открылась; по коридору раздались шаги, последовал стук в дверь. В ней показался Бартоломео, который неловко поклонился и исчез, не произнеся ни слова.

— Нам нужно спешить, — произнес Транкиль, насаживая на голову свой невообразимый котелок.

ГЛАВА 27.

Рамон.

Пятеро мужчин и Лаура Тейа молча сидели на корме «Альдебарана». Транкиль сделал жест, выражавший глубокую досаду и пробормотал:

— Слишком светло!

В самом деле яхту освещала яркая луна.

— Нужно ждать, — сказал француз. — Сколько времени, не знаю. Но не сомневаюсь, что убийца будет сегодня ночью на борту. Однако, ночь становится довольно прохладной. Синьора Лаура, не предпочтете ли вы пройти в каюту капитана?

— Нет, — ответила она, — я останусь с вами.

Она плотнее запахнула свое манто. Было ясно, что ее ничем не поколебать.

— Пусть так, — сказал Транкиль. — Давайте условимся, как нам вести себя.

— Да, в самом деле, что нам делать, когда убийца появится? — видимо, волнуясь, вмешался капитан. — Дайте нам указания. И, может быть, вы назовете теперь нам его имя.

— Когда он появится, не предпринимать ровно ничего и молчать. Что касается его имени, то почему бы его не назвать? Я поджидаю капитана «Альдебарана»...

Транкиль заторопился и скороговоркой закончил:

— Но время не терпит. Нужно занимать посты. Вас, капитан и синьора Лаура, прошу устроиться около руля. Нунец и Пигот, займите посты по обеим сторонам капитанского мостика. Не согласитесь ли вы караулить на носу, доктор?

— Отлично, — ответил тот. — Я устроюсь за выступом помещения для матросов и буду защищен от ветра. А в тоже время от меня ничего не ускользнет из того, что будет происходить в передней части яхты.

Обращаясь к полицейским, Транкиль спросил:

— А вы, надеюсь, помните мои инструкции?

Не отвечая, они скрылись на лестнице, ведшей в рубку.

Тем временем, на луну набежало облако. За ним потянулись другие.

— Погода портится, — заявил Транкиль, потирая руки. — Все идет хорошо.

И отошел к корме.

На колокольне пробил час. Вдруг капитан крепко сжал руку Лауры. Но и она слышала. Кто-то поднимался по лестнице на капитанский мостик.

В это время из-за тучи показался узкий рог луны. И то, что при слабом свете представилось глазам капитана, поразило его до чрезвычайности. По лестнице поднимался человек, одетый в форму капитана «Альдебарана».

Наверху человек пробыл недолго. Спустившись, он прошел в бар и стал готовить себе какую-то странную смесь. В то мгновение, когда он подносил ее к губам, перед ним вырос из мрака Транкиль с пучком соломинок.

— Не угодно ли соломинку, капитан?

Старый Рамон — это был он, — дрожа, стоял за прилавком. Бар наполнялся людьми: в него стекались все те, кто вместе с Транкилем взошли на яхту.

— Простите меня, — залепетал старик. — Я вернулся на яхту, несмотря на запрет. Я знал, что завтра ее направят в Бильбао, и не мог отказать себе в удовольствии еще раз побывать на ней. Ведь я провел на ней свыше 12 лет. А эта форма... простите... маленькая мания.

По знаку Транкиля в бар вошли полицейские. Один из них держал за хвост труп черного кота.

— Вот, — сказал он, — в каком виде мы были бы, если бы не послушались совета мосье Транкиля и отведали чего-либо из яств, приготовленных нам старым Рамоном.

— Не спускайте с него глаз, — сказал Транкиль. — Перед нами убийца синьора Тейа. А орудие преступления — вот оно: простая соломинка, которую Рамон обмакнул в раствор цианистого калия и которую Тейа сам положил в свой стакан.

— Однако, — усомнился Пигот, — соломинки не были отравлены. Ведь Тейа упал не после первого, а после второго глотка.

— Две первые соломинки не были отравлены, — торжествующе произнес Транкиль. — Отравлена была третья. Ибо соломинок было три.

ГЛАВА 28.

Третья соломинка.

Транкиль вынул свой бумажник и достал из него смятую бумажку. Это был футляр из восковой бумаги, в какие обыкновенно вкладываются соломинки для коктейля.

— Помните ли Пигот, — начал он, — что произошло, когда я нашел на ковре смятые футлярчики? Пустяки, сказали вы. И я бросил их, точнее бросил два из трех, ибо их было три. Между тем, в баре было только две рюмки, и в каждой по одной соломинке. Конечно, третий футлярчик мог остаться от соломинки, употребленной накануне.

Но когда выяснилось, что Уллохо подметал бар незадолго до преступления, и что капитан не входил до прибытия посетителей, стало ясно, что и третья бумажка была брошена в одиннадцатом часу утра. Значит, было три соломинки.

Я сразу заметил, что третий футлярчик представляет некоторую особенность. У него прорваны оба конца. Это могло произойти совершенно случайно. Но могло было быть и не так. Можно допустить, что футлярчик был продырявлен разными лицами в разное время. И когда эта мысль пришла мне в голову, способ введения яда в стакан синьора Тейа перестал быть для меня загадкой.

Но кто же мог приготовить соломинку? Я сразу остановился на Рамоне. Соломинки хранились у него на кухне, и именно он подал их Тейа через дверь, хотя никто его об этом не просил. Те же сведения, который я почерпнул в гостиной, укрепили меня я этой мысли.

— Мне показалось, — перебил его Нунец, — что вы не нашли там того, что искали.

— Дело шло о цианистом калии, друг мой, — продолжал Транкиль. — Как только капитан рассказал мне о коллекции бабочек, происхождение цианистого калия стало для меня совершенно ясным. Всякий хороший коллекционер имеет небольшой запас этого яда. Дело в том, что крупных бабочек нельзя убивать так, как убивают мелких простым сжатием брюшка пальцами: они стали бы биться и попортили бы себе крылышки. Им впрыскивают шприцем немного цианистого калия. Вот я и стал искать. Шприц попался мне под руку, но цианистого калия я не нашел. Значит, его кто-то взял.

Рамон служил еще при дяде капитана Родериго и мог знать о яде.

Но какой смысл мог быть Рамону убивать Тейа? Никакого! Иное дело если намеченной жертвой был капитан Родериго. Правда, у Рамона вряд ли могли быть причины к устранению капитана. Но он мог быть орудием в руках других людей.

И тут мне пришло в голову два случайных открытия. Накануне убийства Бартоломео наблюдал за странными действиями синьора Тейа, проследил, как Рамон, одетый в форму капитана «Альдебарана», проник в вертеп в отдаленной части города и там толковал за картами с подозрительными людьми. На следующий день я видел в том же вертепе Грегорио. Антиквар и был подстрекателем.

Тыкая пальцем в старого повара, Транкиль воскликнул:

— Говорите, Рамон! Ошибся ли я.

— Вы сказали чистейшую правду, синьор. Я убил синьора Тейа вместо капитана. И все инструкции дал мне Грегорио. Он же дал мне и капитанскую форму и приказал мне сначала усыпить команду, а затем, если ему не удастся найти то, что ему было нужно, убить капитана.

— Но что именно он искал?

На этот вопрос не последовало ответа, по крайней мере от Рамона. Старик задрожал мелкой дрожью и стал всхлипывать. Он, казалось, внезапно лишился и тех остатков ума, которые у него еще были.