Анна Бауэрова - Смерть и семь немых свидетелей Страница 17

— В семь утра. Начался шум…

— Подождите, мы не поняли друг друга. Во сколько вы просыпались ночью?

— Я вообще не просыпался.

— Значит, крепко спали до утра?

— Конечно.

— И ничто вас не потревожило?

— Нет.

— Вы не зажигали свет, чтобы, скажем, посмотреть на часы? Или, может, выходили в туалет?

Дарек отрицательно завертел головой.

— Пан Бенеш, все, что вы говорите, будет занесено в протокол. Предупреждение об ответственности за ложные показания вы слышали. Еще раз повторяю: вы утверждаете, что обошли наружную стену, прошли через барбакан, вошли замок и направились в свою комнату. Затем около половины одиннадцатого погасили свет, уснули и проснулись только в семь утра. Ночью вы не просыпались, не зажигали свет, не покидали постели. Так?

— Да.

— Ну как хотите. Вы — взрослый человек и полностью за себя отвечаете. А что касается конкретно вас, то в дело имеется также справка от врача. С прошлых времен.

Дарек заморгал, сжал руками подлокотники кресла, но не сказал ни слова.

— Когда в последний раз вы разговаривали с пани Залеской? — продолжил Янда.

— По-после обеда. В хранилище. Она помогала нам… примерно с четырех до пяти. Когда мы закончили, я пошел на улицу. На прогулку.

— Куда вы направились?

— Далеко. Мне нужно было прогуляться. После этого фотографирования… я был… — Он глотнул, голос его застрял где-то внутри.

— Одеревеневший, — помог ему Петр Коварж, а про себя подумал: «Как наш шеф сейчас от тебя. Надо ему помочь».

— Да. Я ходил к большому шлюзу. Вернулся… через барбакан, — уточнил он, с опаской взглянув на Янду, — около половины девятого. Когда подошел к дверце, услышал, как с другой стороны, во дворе, пани Залеска разговаривала с Яначеком. Я… немного испугался. Поэтому, когда дверца открылась, прижался к стене. Она прошла мимо, не заметив меня. А я снова открыл калитку и у ворот догнал Яначека. В общем-то вначале я хотел идти в замок, но потом вспомнил, что надо зайти в национальный комитет.

— Пан Бенеш, — снова вмешался Янда, — что вас испугало в разговоре Яначека с Залеской, который вы слышали с другой стороны дверцы?

— Ну… так… вообще…

— Послушайте, дорогой мой. Вы уже достаточно долго ходите вокруг да около, а ведь именно вы, — подчеркнул он, — должны давать предельно точные и ясные показания, потому что от этого зависит, выйдете ли вы отсюда. Предупреждаю вас, что содержание разговора нам известно от другого свидетеля. Нужно только кое-что уточнить. Пани Залеска была очень взволнована? До такой степени, что временами срывалась…

— Точно, срывалась. Это… было ужасно. Поэтому я и не хотел, чтобы она меня видела. — Дарек вынул платок и вытер веснушчатый лоб. — Она страшно сердилась на пана архитектора за то, что он ходил в хранилище на втором этаже. Яначек… понимаете… ему нечего там делать. Пани Залеска говорила, что уже предупреждала его раньше и что он ей обещал…

— …что этого больше не будет, — помог ему Коварж.

— Да. Только он не сдержал слово. Больше всего ее разозлило, что он был там в тот день после обеда, она увидела его в окне снизу, со двора. Говорила, что во время инвентаризации возникли подозрительные неясности, и… — Дарек облизнул губы, — что об этом она сообщит руководству института… Что это ее обязанность.

— А что Яначек? Отвечал ей дерзко?

— Что вы! Уговаривал. Но она стояла на своем. Потом заскрипел ключ в замке, и я отскочил к стене.

— Вы же тоже входите в группу инвентаризации, — вспомнил Янда. — О каких неясностях шла речь?

— Это вам лучше скажет пани Альтманова. Я только фотографирую то, что принесут мне на стол. Слышал, что там было что-то перепутано… Обе говорили о каких-то французских портретах, не могли никак их найти.

— Залеска разговаривала с Альтмановой? Я думал, они были в ссоре.

— Это верно, но о делах они говорили между собой, — и неожиданно добавил: — Милушка Альтманова очень хорошая, добрая.

— Значит, вы на ее стороне, — улыбнулся Янда. — А Мария Залеска была доброй?

— Это бы-была дама. Жа-жалко ее.

Таким коротким некрологом Дарек Бенеш завершил свои показания.

— Самое лучшее оставляют на конец, — Янда улыбкой встретил Эмилу Альтманову.

— Самое лучшее? — Она уселась в кресло для свидетелей. — А мне, бедняжке, казалось, кто на конец вы оставляете того, кого больше всех подозреваете.

— Вы на самом деле так думали?

Петр незаметно посмотрел на начальника. «Если это бедняжка, — подумал он, — да к тому же и маленькая, то я — как там у поэта? — мальчик босенький утром на летней лужайке».

В этот раз Янда сам задал наводящие вопросы и быстро перешел к сути дела.

— Марию Залеску в последний раз я видела в тот день вечером, — отвечала Эмила тихим и грустным голосом. — Она пришла ко мне в комнату примерно в четверть девятого. Точнее, остановилась на пороге комнаты. Позвала меня на прогулку. Я отказалась, к сожалению, слишком решительно, чего сейчас себе простить не могу. Вы, видимо, информированы, что мы хоть и были давними подругами, но в последнее время… — Она запнулась.

— В последнее время отношения между вами были не самыми лучшими, — помог ей капитан.

— Да. Благодарю вас. Вначале объясниться с ней хотела я, но Мария была неприступной. А в тот вечер все было наоборот. Она звала меня на улицу, чтобы побеседовать, внести в наши отношения ясность. Но я вдруг уперлась. Почему — не могу объяснить.

— Нет необходимости. Она ушла, а вы остались в своей комнате?

— Не больше десяти минут. Я опомнилась и побежала за ней. В коридоре на втором этаже стояли Гакл и Лудвикова. Мария, видимо, с ними только что разговаривала и уже собиралась уходить. С Яначеком. Я позвала ее, но она не оглянулась. Ленка Лудвикова сказала, что Залеска пошла в ресторан за Седлницким, который там, так сказать…

— Пьет, — добавил Янда. — Все это мы знаем. Вы пошли за ними?

— Да, но только до первого этажа. Там стеклянные двери, я остановилась перед ними — не могла решиться пойти дальше. Мария и Яначек стояли у дверцы, ведущей в барбакан, и оживленно разговаривали. Точнее, оживленной была Залеска, кажется, она отчитывала архитектора. Затем ушла на барбакан, а я все стояла и размышляла, бежать за ней или пет. Потом увидела Бенеша, он проскользнул в дверцу и побежал к воротам, в которые мгновение назад вышел Яначек. Не знаю, что они там делали вдвоем. Двор опустел, я решила, что будет лучше, если вернусь в свою постель. А завтра — видно будет. До сих пор жалею, — добавил а Эмила подавленно, — что не пошла тогда за ней.

— Значит, вы вернулись в свою комнату на третьем этаже правого крыла замка?

— Да.

— И больше ее не покидали?

— Примерно в десять вышла умыться, но это рядом, за стенкой. Уснула где-то в половине одиннадцатого.

— То есть примерно с девяти вечера до утра вы не передвигались по замку, и вам даже в голову не приходило покинуть его. Простите, что я повторяю, но мы ваши показания заносим в протокол.

— Вы все сказали абсолютно точно.

— Вот видите, как это просто. Совсем просто. — Янда простодушно улыбался. — Теперь скажите, не бросилось ли вам что-нибудь в глаза, не заметили что-то необычное? В тот день или в предыдущие? Может быть, знаете нечто, что нас может заинтересовать?

— Нет. Я же целыми днями сижу в хранилищах. Разве что… она подняла голову, — но здесь нет никакой связи…

— Неважно, все равно скажите.

— Мне показалось это странным. Очень. Но здесь определенно нет никакой связи с делом, которое вы расследуете!

— Вам показалось странным… — повторил капитан.

— Яначек дал Беранеку деньги. В тот день, в полдень. Мы с Дареком подогревали обед в подсобной комнате. Он мешал в кастрюле, а я стояла рядом. Вдруг мне показалось, что кто-то вошел в рыцарский зал — там только один вход, знаете?

— Знаю.

— Я подумала, может быть, идет Мария, и на цыпочках подошла к двери посмотреть. В зале я увидела эту парочку. Яначек как раз передавал Беранеку банкноту. Она была сложена, но по цвету безошибочно можно было определить бумажку в пятьсот крон.

— Может быть, он попросил его что-нибудь купить?

— Яначек?! — Эмила прыснула со смеху. — Сразу видно, что вы его не знаете. Он никогда в жизни не даст никому даже геллера. Ни на покупки, ни на что другое. Он болезненно скуп, не попросит вас купить даже рогалик, потому что боится, как бы его деньги не пропали. Но покажите ему крону, и он полезет за ней в пекло, если понадобится. Вот так-то, пан капитан.

— Выходит, вы действительно увидели странную вещь. Но не могло быть ошибки? Яначек действительно дал пятьсот крон?

— Абсолютно точно. К тому же Беранек после обеда говорил, что вечером отведет душу в ресторане. Есть на что, подумала я. Обычно он — как церковная крыса.