Жорж Сименон - Бар Либерти Страница 17

Партии в баккара в Ницце… Ну и все остальное!.. А вдобавок невыразимая тоска от мысли, что придется возвращаться туда…

На следующий месяц…

На следующий месяц ничего не изменилось! И тогда его лишили денег. Брат жены позаботился об этом!

И клан Браунов, и все их знакомые, и знакомые знакомых начали вести с ним борьбу!

А он был уже не способен покинуть свою набережную, сонную атмосферу Лазурного берега, беспечную и легкую жизнь…

Пришлось распрощаться с яхтой. Переехать на маленькую виллу…

Да и с женщинами он опустился сразу на несколько уровней, удовольствовавшись Джиной Мартини…

Отвращение к жизни… Потребность беспорядочного, безвольного существования… Вилла на мысу Антиб представлялась ему слишком благочинной…

Он откопал бар «Либерти»… Жажа… Сильви… И продолжал — там — вести судебный процесс против всех Браунов, оставшихся добропорядочными, чтобы просто позлить их… И на всякий случай составил завещание, которое должно было еще сильнее раздражить их после его смерти…

Прав он или нет, судить не Мегрэ. И однако комиссар невольно сравнивал отца с сыном, с Гарри Брауном, всегда вежливым, владеющим собой, подлинным хозяином собственной жизни.

Беспорядочный образ жизни не для Гарри! И тем не менее кое-какие подспудные желания, выходящие за рамки приличий, таились и в его душе.

И появляется вилла с любовницей на мысе Ферра…

Женщина комильфо, то ли вдова, то ли разведенная, умеющая жить и держать язык за зубами…

Даже в гостинице, где он останавливается, не должны знать, что он ночует в другом месте!

Порядок… Беспорядок… Порядок… Беспорядок…

Окончательный приговор предстоит вынести Мегрэ, поскольку именно у него в кармане лежало заветное завещание!

В его власти отправить четырех женщин в бой!

Наверно, удивительным и красочным будет это зрелище — прибытие в Австралию четырех женщин Уильяма Брауна! Жажа с ее больными ногами, с распухшими лодыжками, обвислыми грудями… И худая как щепка Сильви, что дома ходит всегда в халате на голое тело…

Потом старая Мартини, чьи щеки скрыты под чешуйчатым слоем пудры и румян. И дочь с вечным ароматом мускуса, уже давно превратившимся в ее запах sui generis[4].

Дорога шла вдоль берега. Впереди уже замелькали огни Канна.

«Чем меньше шума, тем лучше!»

Возле «Амбассадор» шофер остановился.

— И куда мне вас отвезти?

— Никуда! Спасибо!

Мегрэ заплатил и вышел из такси. Яркими огнями сверкало казино. Было около девяти часов вечера, и у подъезда стояли дорогие машины.

И еще дюжина других казино манила огнями на побережье между Канном и Ментоной! И сотни шикарных автомобилей рядом…

Мегрэ дошел пешком до знакомой улицы и обнаружил, что бар «Либерти» закрыт. Ни огонька. Лишь свет фонаря слабо освещал сквозь стекло стойку и игральный автомат.

Комиссар постучал. И сам удивился, как гулко его удары прозвучали на пустынной улице. Несколько мгновений спустя распахнулась дверь бара напротив.

Выглянувший из нее официант позвал Мегрэ:

— Вы к Жажа?

— Да.

— От кого?

— От комиссара.

— В таком случае меня просили вам кое-что передать… Жажа вернется через несколько минут… Она хотела, чтобы вы ее подождали… Может быть, войдете?..

— Нет, спасибо.

Он предпочел погулять по улице. В баре находилось несколько посетителей, производивших довольно сомнительное впечатление. Где-то поблизости распахнулось окно. И женский голос робко спросил:

— Жан, это ты шумишь?

— Нет!

Мегрэ принялся ходить взад и вперед по улице, повторяя про себя: «Прежде всего нужно узнать, кто убил Уильяма!»

Десять часов… Жажа все еще не появлялась… Каждый раз, когда раздавались шаги, Мегрэ оборачивался, надеясь, что его ожиданию пришел конец… Но увы!..

Впереди лежала плохо вымощенная улица метров пятидесяти длиной, а шириной не более двух, один бар освещен, другой в тени…

И старые покосившиеся дома, чьи окна почти уже утратили прямоугольные формы!

Мегрэ вошел в бар.

Она, случайно, не сказала, куда собирается пойти?

— Нет! Выпить что-нибудь не желаете?

Посетители, которым, разумеется, уже сообщили, кто он, осматривали его с головы до ног.

— Нет, спасибо!

И снова шаги взад-вперед до угла улицы, своеобразной границы между глухим, постыдным миром и светлой набережной с оживленной, нормальной жизнью.

Половина одиннадцатого… Одиннадцать… Ближайшее кафе на углу называлось «У Гарри». Именно оттуда Мегрэ звонил, когда повстречался днем с Сильви. Он вошел в кафе и направился к кабине.

— Дайте мне полицию… Алло!.. Полиция?.. Говорит комиссар Мегрэ… К двум пташкам, которых я вам привел недавно, никто не заглядывал?

— Да… Женщина, толстая такая…

— И с кем она разговаривала?

— Вначале с женщиной… Затем с мужчиной… Мы не знали… Вы нам не дали никаких указаний…

— А когда это было?

— Да уж полтора часа назад… Она принесла сигареты и пирожные…

Мегрэ нервно повесил трубку. Затем, не переводя дыхания, позвонил в «Провансаль».

— Алло!.. Говорит полиция… Да, комиссар, которого вы недавно видели… Скажите, не приходили ли гости к Гарри Брауну?

— Четверть часа назад… Женщина… Довольно плохо одетая…

— Где он находился?

— Он ужинал в ресторане… И пригласил ее к себе в номер…

— Она уже ушла?

— Когда вы позвонили, она как раз спустилась.

— Очень толстая, не так ли? И вульгарная?

— Да, верно.

— Она уехала на такси?

— Нет… Пешком пошла…

Мегрэ повесил трубку, устроился за столиком, заказал свинину с картофелем и капустой и пиво.

«Жажа встретилась с Сильви и Жозефом… Те дали ей поручение отправиться к Гарри Брауну… Домой вернется на автобусе, значит, будет здесь через полчаса…»

Он ел, читая газету, которую нашел на столе. Писали о самоубийстве двух любовников в Бандоле. У мужчины была жена в Чехословакии.

— Гарнира добавить?

— Нет, спасибо! Сколько я вам должен?.. Погодите!..

Принесите-ка еще маленькую кружечку темного пива…

Пять минут спустя он снова прогуливался по улице неподалеку от темной витрины бара «Либерти».

В казино уже, должно быть, поднялся занавес. Гала-концерт. Пение. Танцы. Обед. Танцы. Рулетка и баккара…

Точно так же веселились на протяжении всех шестидесяти километров! Сотни женщин заманивали в силки ужинающих мужчин. Сотни крупье следили за движениями игроков! Сотни жиголо, танцоров, официантов высматривали незанятых женщин…

И сотни коллег господина Птифиса, держа наготове списки вилл для продажи или сдачи на зиму, выискивали клиентов…

А чуть поодаль и в Ницце, и в Канне, и в Монте-Карло располагались другие кварталы: плохо освещенные, с кривыми, узкими улочками, с домами наперекосяк, вдоль стен которых скользили люди-тени, со старухами и девицами, с игральными автоматами и каморками за баром…

Дно человеческой жизни…

Жажа все еще не приходила! Десятки раз Мегрэ вздрагивал от звука шагов. В конце концов он уже не осмеливался проходить мимо бара напротив: слишком насмешливые взгляды бросал на него официант!

А в это время тысячи, десятки тысяч овец семьи Браун пощипывали траву на пастбищах семьи Браун под охраной пастухов семьи Браун… Десятки тысяч других овец, по-видимому, стригли, — поскольку на другом конце земного шара сейчас должен быть разгар дня, — чтобы наполнить сначала вагоны, а потом трюмы судов шерстью…

Моряки, служащие фирмы, капитаны…

Корабли плыли в сторону Европы, служащие следили за показаниями термометров (дабы убедиться, что температура воздуха благоприятствует разгрузке), торговые посредники в Амстердаме, Лондоне, Ливерпуле, Гавре спорили о цене…

А Гарри Браун в отеле «Провансаль» получал телеграфные депеши от братьев и дяди и названивал своим агентам…

Пролистывая в кафе газету, Мегрэ прочел:

«Глава Верующих, глава Ислама выдал дочь замуж за принца…»

А ниже говорилось:

«Крупные праздники состоялись в Индии, в Персии, в Афганистане, в…»

А также:

«В Ницце, в средиземноморском дворце был дан ужин в честь…»

Дочь первосвященника выходила замуж в Ницце… И гуляла свадьба на набережной длиною в шестьдесят с лишним километров… А там у черта на куличках сотни тысяч людей, вынужденных…

Жажа все не приходила! Мегрэ знал уже каждый камень мостовой, каждый дом улочки. Девочка с косичками делала уроки, сидя возле окна. Может быть, что-нибудь случилось с автобусом? Или Жажа отправилась в какое-нибудь другое место? А может быть, ударилась в бега?

Прижавшись к стеклу бара «Либерти», Мегрэ увидел кошку, лизавшую себе лапу.

А в его голову снова лезли куски из прочитанных недавно газет: