Хроники Мартина Хьюитта - Артур Моррисон Страница 17

Какое-то время я уже размышлял о деревне, и вскоре мне на глаза попался мальчишка. Я подобрал предлог для расспросов о Гартью – якобы я хотел прокатиться под парусом. Мальчишка с ухмылкой сообщил мне, что оба Гартью «ушли в запой». Я могу найти из в гостинице «Поцелуй» – там они пьют и бездельничают на на протяжении всего дня. После всего, что они проделали, это казалось вполне вероятным развитием событий. Я отправился туда, решив заявить о старой дружбе с Гартью, хоть и не мог отличить Питера от Дэвида. Они были там: один спал пьяным, а второй распевал плачевные песни. Я пытался быть к ним как можно дружелюбнее, и вскоре купил галлон пива и понес его к ним домой, а они несли туда друг дружку. Я постарался как следует осмотреться в их доме. Я даже помог «старушке» Питера (даме с метлой) уложить их в постель. Но я нигде не мог заметить ничего, похожего на ящичек со слитками или на тайник, где его можно было бы спрятать. Так что я ушел, решив возобновить знакомство утром, и действовать столько, сколько потребуется. Также я хотел взглянуть на сад при свете дня – нет ли следов того, что там копали. Для этого я и прикрепил к своей трости небольшой буравчик.

Этим утром я пришел в Лостеллу еще до десяти и увидел капусту Гартью. Мне показалось странным, что полдюжины кочанов растут вместе, причем выглядели они увядшими, словно их наскоро выкопали, возможно, поломав корни, а потом пересадили. Также эти кочаны выглядели немного небрежно, словно были навеселе, как и Гартью. Заметив чумазого ребенка у задней двери дома, я подошел к нему, двигаясь неровной походкой – чтобы, если меня заметит кто-то еще, выглядеть так, словно я еще не поправился от вчерашних возлияний. «Привет, дружочек, посмотри-ка сюда», – сказал я, сунув руку в карман и вынув горстку мелочи. Затем, выбрав пенни для него, я умудрился уронить монету в россыпи капусты. И после того, как я нагнулся, чтобы подобрать монетку, мне было легко опереться на трость, вонзив ее в рыхлую землю. Как я и ожидал, под землей был ящик. Собирая мелочь, я еще немного поковырялся тростью, и в конце концов сказав «старушке» несколько вежливых слов, я удалился, унося с собой образцы древесины с недавно закопанного ящика. Остальное вы сами видели. Думаю, мы можем поздравить друг друга с тем, что смогли уклониться от ее метлы. Теперь ее удары достанутся кому-то другому.

– Меня выводит из себя то, что мошенник Галлен смог улизнуть, – сказал Меррик. – Он хитрый малый. Он видел, как мы ныряем, и после того, как вы ушли, он заходил в каюту. Увидев на столе ваши заметки и карту, он, несомненно, сложил два и два (он ведь знал, что произошло, и ему это было легче, чем мне), после чего решил бежать. Ночью он по-тихому улизнул с судна. Почему вы не намекнули мне, что за ним нужно присматривать?

– Ничего бы не получилось. Во-первых, не было достаточных свидетельств, чтобы оправдать его арест, а приказ оставаться на борту вызвал бы его подозрения. Тогда я еще не знал, сколько дней или даже недель потребуется на поиск слитков, если я вообще когда-либо найду их, а за это время Галлен мог бы найти способ связаться с сообщниками и все испортить. Да, он определенно был умен. Зная, что нырять для измерений пробоины будет как обычно он, и что он будет один, Галлен немедленно разработал свой план и подготовился.

– Но хотелось бы знать, отчего экипаж «Никобара» стал подозревать и шпионить друг за другом? И еще: что насчет тех ящиков, которые, как говорят, капитан со стюардом пронесли на берег?

– Ну, – рассмеялся Хьюитт, – что касается этого, то само по себе наличие слитков на борту возбудило в людях всевозможные подозрения по отношению друг к другу. Брейсьер постоянно суетился, и его непрекращающиеся разговоры, вероятно, послужили началом этой эпидемии. А что касается капитана и стюарда, то я не знаю ничего, кроме того, что они вынесли с борта некий ящик. Вероятно, они занимались неким частным бизнесом – это логично, учитывая нетипично дружеские отношения между капитаном и стюардом, несмотря на разный социальный статус. Возможно, те ящики содержали нечто особенно ценное – например, японские бронзовые лампы. Возможно, это была самая ценная вещь из их имущества. Также их груз мог быть застрахован. Капитан Макри (а у него была репутация не самого добросовестного человека) мог подумать, что было бы неплохо получить и груз, и страховку – это побудило его привлекать как можно меньше внимания к их ящикам. Но это всего лишь вероятность.

* * *

Все оказалось примерно так, как и предполагал Хьюитт. Неугомонный Брейсьер отправился в Лондон вслед за Макри и несколько дней наблюдал за ним. Наконец, стюард и капитан с двумя ящиками поймали кэб и отправились на Бонд-стрит, а Брейсьер последовал за ними в другом кэбе. Моряки вошли в лавку, витрина которой была уставлена диковинками, а также золотыми и серебряными предметами. Брейсьер не мог больше сдерживаться. Схватив проходившего мимо полисмена, он ворвался в лавку. Там они увидели, что капитан и стюард стоят с открытыми ящиками и пытаются продать пару старинных японских бронзовых статуэток. Такие штуковины нынче ценятся довольно высоко.

Брейсьер сник: после этого приключения ему пришлось пережить слишком много насмешек от коллег. Дело оказалось в том, что стюард наткнулся на товар, но ему не хватало денег, чтобы выкупить его, так что он обратился к капитану с целью объединить усилия, и они стали партнерами в торговле бронзой. В течение плавания они часто осматривали статуэтки и обсуждали их стоимость. В конце концов они получили за них триста фунтов.

Хьюитт время от времени встречал Меррика. Иногда тот говорил:

– Все эти люди с «Никобара» подозрительно шныряли вокруг хранилища. Интересно, выпади им шанс, воспользовались бы они им?

– Интересно, – отвечал Хьюитт.

Дело о завещании Холфорда

Подобно, наверное, большинству людей, я в свое время немного интересовался психологией, что погрузило меня в страницы странных и непонятных книг, которые пытались объяснить феномен ума, души и чувств. Я уверен, что об этих трех аспектах истинной природы никто и никогда не узнает больше того, что мы знаем сейчас – а это ничто.

Затем я принялся за многочисленные тома трудов «Общества психических исследований», время от времени переключаясь на ментальную телепатию и теософию – предметы, которые мой обывательский рассудок никак не