Агата Кристи - Том восьмой. Выпуск II Страница 18

— Ясно. Ну что ж, Бартон, кто, как вы предполагаете мог это сделать?

— Не знаю! — закричал Джордж. — Я сказал вам, не знаю. Если бы я мог только предположить…

— Прекрасно… прекрасно… Мне подумалось, что у вас могли быть определенные подозрения. Впрочем, в подозрениях недостатка не будет. Как вы сидели — начиная с вас?

— Справа от меня — Сандра Фаррадей. С ней рядом — Антони Браун. Потом Розмари. Потом Стефан Фаррадей, Ирис и слева от меня Руфь Лессинг.

— Ясно. А ваша жена в тот вечер, до того, уже пила шампанское?

— Да. Бокалы наполнялись несколько раз. Все случилось во время кабаре. Стоял страшный шум — выступал один из негритянских ансамблей, и мы все были увлечены представлением. Она упала на стол, и вслед за этим загорелся свет. Может быть, она вскрикнула… или забилась в конвульсиях… но никто ничего не слышал. Врач сказал, что смерть наступила практически мгновенно. Бог милостив.

— Да, именно так. Ну что ж, Бартон, при поверхностном рассмотрении все совершенно очевидно.

— Вы имеете в виду…

— Разумеется, Стефана Фаррадея. Он сидел по правую руку от нее. Ее бокал с шампанским находился возле его левой руки. Легче всего положить яд, когда погасили огни, а внимание присутствующих было устремлено на сцену. Ни у кого другого не было такой благоприятной возможности. Я хорошо знаю, какие в «Люксембурге» столы. Они круглые и занимают значительную площадь — сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог бы дотянуться через стол, не будучи замеченным даже в темноте. То же самое можно сказать про парня слева от Розмари. Чтобы положить что-то в ее бокал, он должен был перегнуться через нее. Существует и другая возможность, но давайте сначала займемся первой. По какой причине Стефану Фаррадею, члену парламента, хотелось разделаться с вашей женой?

Сдавленным голосом Джордж сказал:

— Они… они были довольно близкими друзьями. Если… если Розмари, например, отвергла его, у него могло появиться желание ей отомстить.

— Весьма театрально. Это единственный мотив, который вы можете предположить?

Рейс внимательно на него посмотрел.

— Давайте разберем возможность номер два: одна из женщин.

— Почему женщин?

— Дорогой Джордж, не упустили ли вы, что в компании было семь человек. Четыре женщины и трое мужчин, и, вероятно, раз или два в течение вечера, когда танцевали три пары, одна женщина сидела у стола в одиночестве? Вы все время танцевали?

— Да.

— Хорошо. Не припомните ли, кому до кабаре приходилось одной оставаться у стола?

Джордж на минуту задумался.

— Кажется, помню, последней оставалась Ирис, а до нее Руфь.

— Вы помните, когда ваша жена выпила последний бокал шампанского?

— Дайте сообразить… она танцевала с Брауном. Помню, она вернулась к столу и сказала, что немного утомилась — он отменный танцор. Тогда же она выпила вина. Минуту спустя заиграли вальс — она танцевала со мной. Вальс — единственный танец, который доставляет мне удовольствие. Фаррадей танцевал с Руфью, а леди Александра с Брауном. Ирис сидела одна. Сразу же вслед за этим началось кабаре.

— Тогда давайте ей и займемся. Ирис полагалось какое-то наследство в случае смерти вашей жены?

Джордж раскрыл рот от изумления.

— Дорогой Рейс… не ерундите. Ирис всего-навсего ребенок, школьница.

— Я знал двух школьниц, совершивших убийство.

— Но Ирис! Она так любила Розмари.

— Не кипятитесь, Бартон. Она имела возможность убить Розмари. Я хочу знать, имела ли она для этого причину. Кажется, ваша жена была довольно богатой женщиной. К кому перешли ее деньги — к вам?

— Нет, они перешли к Ирис — на правах опеки. Он дал необходимые разъяснения, которые Рейс внимательно выслушал.

— Забавная ситуация. Богатая сестра и бедная сестра. Тут многие девушки посчитали бы себя ущемленными.

— Но только не Ирис.

— Возможно — но у нее был совершенно определенный мотив. Намотаем это себе на ус. У кого еще могли быть мотивы?

— Ни у кого — абсолютно ни у кого. Уверен, у Розмари не было ни единого врага. Я этим специально занимался… спрашивал… пытался выяснить. Я даже снял дом рядом с Фаррадеями, чтобы…

Он замолчал. Рейс взял свою трубку и начал ее вычищать.

— Мой юный Джордж, не лучше ли будет, если вы мне все подробно расскажете?

— Что вы имеете в виду?

— Вы что-то утаиваете — это и за версту видно. Ваше право охранять репутацию жены… Вы пытаетесь выяснить, была она убита или нет, и если это имеет для вас значение — тогда выкладывайте все начистоту.

Наступило молчание.

— Хорошо, — сдавленным голосом сказал Джордж. — Вы правы.

— У вас есть основания считать, что ваша жена имела любовника, да?

— Да.

— Стефан Фаррадей?

— Не знаю! Клянусь вам, не знаю! Может быть, он, а может быть, и Браун. Поди разберись. Черт побери.

— Скажите, а что вам известно об этом Антони Брауне? Забавно, кажется, я слышал это имя.

— Не знаю о нем ничего. И никто ничего о нем не знает. Симпатичный весельчак — вот и все, что о нем известно. Полагаю, что он американец, но говорит он без акцента.

— Хм, может быть, посольство что-нибудь выяснит? Не предполагаете — какое?

— Нет… нет. Рейс, я должен вам рассказать. Она написала письмо… я… я потом осмотрел промокательную бумагу. Это… Это, бесспорно, любовное письмо. Но там не было имени.

Рейс старательно отвел в сторону глаза.

— Ну что ж, это уже кое о чем говорит. Леди Александра, например, — она бы не потерпела, если бы ее муж завел интригу с вашей женой. У нее нюх на такие дела. Такая женщина при случае и убить может. Подведем итог. Таинственный Браун, Фаррадей и его жена, юная Ирис Марло. А что скажете о другой женщине, о Руфь Лессинг?

— Руфь к этому совсем не имеет отношения. По крайней мере, у нее-то не было никаких оснований.

— Что это за девушка?

— Превосходная девушка, — с энтузиазмом проговорил Джордж. — Практически член семьи. Моя правая рука — никого так высоко не ценю, как ее, и абсолютно ей доверяю.

— Вы любите ее, — произнес Рейс, задумчиво посмотрев на него.

— Я к ней очень хорошо отношусь. Эта девушка, Рейс, сущее золото. Я всецело полагаюсь на нее. Преданнейшее и милейшее на свете создание.

Рейс пробормотал что-то вроде «хм-гм» и оставил этот вопрос. Джордж не уловил в его поведении никаких признаков, показывавших, что он мысленно приписал неизвестной ему Руфи Лессинг вполне определенные мотивы. Не составляло труда предположить, что это «милейшее на свете создание> имело весьма веские основания желать, чтобы миссис Бартон поскорее убрались на тот свет.

Обо всем этом он умолчал и любезно спросил:

— Полагаю, Джордж, вам приходило в голову, что и вы сами имели для этого весьма основательные мотивы.

— Я? — изумился Джордж.

— А что, припомните Отелло и Дездемону.

— Ах так… Но у меня с Розмари все было иначе. Я боготворил ее, разумеется, знал, что всякое может произойти, — я был обречен на страдание. Не скажу, что она меня не любила — любила. Она очень любила меня, всегда была нежна. Но, ясное дело, я достаточно скучен, от этого никуда не денешься. В наших отношениях, знаете, не было ничего романтического. Во всяком случае, женившись, я отдавал себе отчет, что жизнь моя будет не сахарная. И она, добрая душа, предупреждала меня. Разумеется, когда это случилось, я был взбешен, но предположить, чтобы по моей воле хоть волосок упал с ее головы. — Он замолчал, а потом продолжал уже иным тоном:

— Во всяком случае, если бы я что и натворил — к чему бы мне ворошить старое? Заключение о самоубийстве вынесено, все утряслось и закончилось. Это было бы безумием.

— Полнейшим. Вот почему мои подозрения в отношении вас, дружище, недостаточно серьезные. Будь вы убийца и получив парочку таких писем, вы преспокойно уничтожили бы их и никому ничего не сказали. И потому я прихожу к мысли, что это самая интересная деталь во всем деле. Кто написал эти письма?

— А? — Джордж выглядел совершенно растерянным. — Не имею ни малейшего представления.

— Этот момент, кажется, вас не интересует. Зато он интересует меня. И поэтому я прежде всего задам вам этот вопрос. Следует предположить, я в этом не сомневаюсь, что они не были написаны убийцей. Зачем ему портить собственную игру, когда, как вы выразились, все утряслось и самоубийство всеми признано? Тогда кто же их написал? Кто он, заинтересованный в разжигании затухающего огня?

— Слуги? — нерешительно предположил Джордж.

— Возможно. Если так, то какие слуги и что они знают? У Розмари была горничная, которой она доверяла?

Джордж покачал головой.

— Нет. Тогда мы имели кухарку — миссис Паунд, она и сейчас у нас, и двух горничных. Обе уволились. Они долго у нас не жили.