Эрл Гарднер - Кошки бродят по ночам Страница 18

– Господи боже мой! Как я об этом узнал! Моя теща закатила страшную истерику. Она кричала и упрекала в том, что у меня только финансовый интерес и жена нужна только для того, чтобы вытянуть из нее деньги.

– Это было до того, как обнаружили тело Салли Брентнер?

– Да.

– Когда?

– Это случилось в среду днем незадолго до закрытия офиса. И после страшного шума, который стоял у меня в ушах всю ночь, не было никакого желания проявлять милосердие к мисс Дирборн.

– Поэтому вы так разъярились, когда на следующее утро пришли в офис. Вы были рассержены и расстроены, не спали всю ночь. Вы вызвали Имоджен к себе в кабинет и принялись распекать ее. Я правильно излагаю?

– В некотором смысле.

– Вы знали, что сержант Селлерс собирался зайти к вам утром?

– Да.

– И вы решили, что уместней разговаривать в офисе, чем дома?

– Совершенно верно. Я хотел избавить себя от придирок тещи по поводу миссис Корниш.

– И перед нашим приездом вы вызвали Имоджен и принялись ее отчитывать? Что вы ей сказали?

– Что она знала информацию, которую не имела права разглашать.

– Что она ответила?

– Она якобы пыталась успокоить миссис Голдринг, поскольку решила, что это самый лучший способ уладить недоразумение.

– А что вы на это сказали?

– Что я в состоянии принимать решения сам по поводу ведения дел.

– Прекрасно, продолжайте. Что случилось потом?

– Потом она стала говорить дерзости, и я потерял терпение, сказав, что своей неосмотрительностью она поставила меня в крайне неприятное положение.

– Какие именно слова вы употребили?

– Я сказал, что она слишком много треплет языком.

– И что потом?

– Она стала плакать.

– Продолжайте. Я не могу сидеть здесь так долго, выцеживая из вас слова в час по чайной ложке. Что произошло? Она принялась плакать, тогда вы ее уволили, так?

– Нет, я ее не увольнял. Она встала и, не говоря ни слова, вышла из кабинета и села за пишущую машинку.

– Продолжая плакать?

– Думаю, что так.

– Тогда вы поднялись, пошли за ней и…

– Нет, я этого не сделал.

– Что же вы сделали?

– Я сидел и ждал… Потом пришли вы.

Берта сердито сказала:

– Проклятие, почему вы не пошли и тут же не уволили ее, не покончили с этим сразу?

– Потому что я еще не был уверен, что должен ее уволить. Я потерял самообладание и хотел еще раз все обдумать.

– Но вы собирались уволить ее, когда она успокоится.

– Откровенно говоря, миссис Кул, я точно не знал, что мне делать.

– Вы, без сомнения, не собирались оставлять ее дольше у себя на службе, – подсказала Берта.

– Ну, я не был уверен, и я, наверное, был виноват, но только частично.

Берта с досадой произнесла:

– Все, что вам надо было сказать, так это то, что вы собирались уволить ее из-за этой неосмотрительности; что вы наконец решились и единственной причиной, по которой вы не сделали этого раньше, было ваше нежелание докучать ей, пока она не успокоится. Вы не хотели сцен. Вы решили подождать, когда мы с сержантом Селлерсом уйдем, и тогда сказать ей, что вы больше не нуждаетесь в ее услугах. Когда вы это подтвердите, то будет ясно, что она уволена не из-за моих слов в ее адрес. Вы меня поняли?

– Да, юридическую сторону дела я понял.

– В этом и состояла вся проблема, – сказала Берта. – Но мне пришлось вытягивать из вас это, а вы тянули веревку изо всех сил назад, словно испуганная лошадь. Только, ради бога, не размазывайте то, о чем мы с вами наконец договорились с таким трудом.

– Но поскольку я ценю юридическую сторону дела, миссис Кул, боюсь, что не смогу вам помочь.

– Что вы хотите этим сказать?

– В то время я не собирался увольнять мисс Дирборн. Это решение я принял позже.

Берта вздохнула.

– Хорошо, во всяком случае, я могу положиться на вас и дать показания, что у вас был с ней разговор по этому поводу.

– Нет, миссис Кул!

– Что «нет»?

– Категорически нет. Тогда меня спросят, в чем я упрекал ее… и если обнаружится, что мне пришлось отчитать ее за то, что она сказала моей теще, тогда миссис Голдринг никогда мне этого не простит. Она заявит, будто я пытался что-то утаить, а она как мать Мейбл… Нет, миссис Кул, я ничем не могу вам помочь. Это только между мной и вами. Даже если в суде меня спросят, то я буду отрицать, что у меня с мисс Дирборн произошло какое-либо объяснение. Я должен это сделать.

Берта Кул медленно поднялась, сердито глядя на Эверетта Белдера.

– Сумасброд! – бросила она и стремительно вышла из офиса.

Глава 11

Вопрос о злом умысле

Роджер П. Друмсон, старший компаньон компании «Друмсон, Холберт и Друмсон», закончил чтение иска и посмотрел поверх очков на Берту Кул.

– Насколько я понимаю, миссис Кул, вас наняли выяснить, кто написал те письма. У вас были обоснованные причины быть уверенной, что их написала истица?

– Да.

– Это хорошо. Очень хорошо! Так какие были причины?

– Я знала, что они были напечатаны высококвалифицированной машинисткой на портативной машинке. Имоджен Дирборн действительно печатала записку своему начальнику на машинке.

– Как вы это узнали?

– Я сравнила стили и шрифты.

– Нет-нет. Я хочу спросить, как вы узнали, что она напечатала их на той самой пишущей машинке?

– Она сама об этом сказала.

– В присутствии свидетелей?

– Да.

– До того, как вы предъявили это обвинение?

– Конечно. Прежде чем нанести главный удар, я убедилась в правильности своих подозрений.

Друмсон вернулся к рассматриванию иска, нахмурился и с порицанием взглянул на Берту.

– Вы назвали ее прохвосткой, миссис Кул?

– Да.

– Это плохо.

– Почему?

– Это предполагает предумышленность ваших действий.

– Какое, черт возьми, это может иметь отношение к делу?

На лице Друмсона появилась отеческая, слегка покровительственная улыбка.

– Видите ли, миссис Кул, закон предусматривает определенную неприкосновенность для лица, которое действует добросовестно и без злого умысла, как должно поступать благоразумное лицо. В глазах закона существуют определенные отношения, которые можно назвать привилегированными, но для того, чтобы воспользоваться их преимуществом, лицо должно показать, что все, что оно говорило, честно и без злого умысла.

Как я понимаю ситуацию, вы – частный детектив и наняты Эвереттом Белдером для того, чтобы узнать, кто написал эти письма. У вас были веские основания считать, что данным лицом является та секретарша. Это была ошибка, но ошибка честная, которую может совершить каждый.

Берта поспешно кивнула.

– Итак, миссис Кул, – продолжал Друмсон, – ваше положение может стать привилегированным при условии, что ваши слова не несли злого умысла.

– Так оно и было. Я даже не знала эту девушку.

– Тогда почему вы назвали ее прохвосткой?

– Я действовала на основании своего предположения, – продолжала Берта. – Я права?

– Должен вам сказать, миссис Кул, что многое зависит от обстоятельств. Ваше предположение относительно ее вины могло быть обоснованным, сделанным на основании изучения всех улик. Полагаю, вы заявили, что та самая Салли Брентнер оказалась виновной стороной?

– Да.

– Как вы это обнаружили?

– Это обнаружила полиция, – неохотно заметила Берта.

– Каким образом?

– Второе письмо показывает, что его автор должен был знать, что происходит в кабинете Белдера. Полиция решила, что кто-то находился в офисе на другой стороне улицы и оттуда смотрел в окно кабинета. Полиция выяснила, что для этой цели подходят только один или два офиса. Было известно время, когда все это происходило. Салли была у дантиста и сидела в кресле напротив окна.

Друмсон нахмурился.

– Но почему вы этого не сделали, миссис Кул? Мне кажется, это был наиболее логичный способ найти виновного.

– Я думала, что мне не надо этого делать.

– Почему?

– Я была уверена в доказательствах, которые мне необходимы.

– В таком случае вы намеренно проигнорировали эти улики?

– Ну, я не знаю, было ли здесь что-либо намеренное.

– Другими словами, – сказал Друмсон, – в то время это просто не пришло вам в голову, не так ли?

– Ну, – протянула Берта, – это… – Она заколебалась.

– Ну, ну, – подбодрил ее Друмсон, – вы должны раскрыть вашему адвокату все факты, миссис Кул, иначе он ничего не сможет сделать для вашей пользы.

– В общем, – проговорила Берта, – сержант Селлерс настаивал на том, чтобы подойти к делу с этой стороны, но я говорила ему, что в этом нет никакой нужды.

В голосе Друмсона послышалось возмущение:

– Моя дорогая миссис Кул! Вы хотите сказать, что полиция наводила вас на мысль, что это логично и это возможный путь отыскать нужного вам человека и что вы не только отказались вести расследование подобным образом, но еще и отговаривали полицию, а потом выдвинули ваше обвинение против Имоджен Дирборн?

– Когда вы переворачиваете все таким образом, это звучит как адская какофония.