Эллери Квин - Календарь преступлений Страница 18

Эллери принадлежал к числу романтиков и поэтому отнесся к делу стариков из Джексберга в штате Пенсильвания с особым вниманием.

Эллери и Никки наткнулись на деревушку Джексберг случайно, как это часто бывает, когда люди ненароком натыкаются на самое лучшее. Они ехали в Нью-Йорк из Вашингтона, где Эллери занимался детективной деятельностью на стеллажах Библиотеки Конгресса. Возможно, зрелище Потомака, геометрических пропорций Арлингтона,[44] гигантской статуи застывшего в печальной позе Авраама Линкольна побудило Эллери свернуть в сторону Геттисберга, где убийство приобрело национальный характер.[45] К тому же Никки ни разу там не была, а погода настраивала на сентиментальность, так как был конец мая.

Они пересекли границу Мэриленда и Пенсильвании и провели бесконечные часы, бродя по Калпс-Хилл, Семинари-Ридж, Литтл-Раунд-Топ и Спэнглерс-Спринг[46] среди молча наблюдающих за ними памятников. Это было место вечной жизни, где Пикетт и Джеб Стюарт[47] все еще вели людей в атаку, где все еще лилась свежая, хотя и бесцветная кровь, где над могилами все еще звучал голос высокого некрасивого человека.[48] Эллери и Никки забыли о времени, темнеющем небе и направлении, на которое был сориентирован нос «дюзенберга». Их привел в чувство тревожный сигнал самой природы. Небеса над ними разверзлись, хлынувший дождь промочил их до костей. Геттисберг позади них снова стал полем битвы, посылая во тьму огненные молнии под аккомпанемент небесной канонады. Эллери поднял верх автомобиля, но обнаружил, что с зажиганием что-то произошло. Они оказались брошенными на волю судьбы в пустыне. Никки хныкала, а Эллери сердился, хотя понимал, что она права.

— Мы не можем двигаться дальше в мокрой одежде, Эллери!

— Вы предлагаете, чтобы мы остались в ней здесь? Я заведу эту чертову перечницу или… — Но в это время молния осветила впереди, совсем неподалеку, дом, и Эллери снова повеселел. — По крайней мере, мы узнаем, где находимся и насколько это далеко от места, где нам следует быть. Может, у них даже есть гараж.

Это был маленький белый дом, окруженный маленькой каменной оградой, покрытой вьющимися розами. Дверь путникам открыл маленький человечек в подтяжках, с кожей и глазами, напоминающими о скалах и расщелинах Пенсильвании. Человечек гостеприимно улыбался, но улыбка стала беспокойной, когда он увидел, насколько они промокли.

— Не приму никаких возражений, — заявил маленький человечек удивительно низким голосом и усмехнулся. — Это приказ врача, хотя думаю, вы еще не видели моей вывески — она вся укрыта плющом. У вас в машине есть сухая одежда?

— Да! — радостно отозвалась Никки.

Эллери, ощущая себя суровым мужчиной, колебался. Дом выглядел чистым и опрятным, в камине соблазнительно потрескивал огонь, а позади шумел ливень.

— Ну, благодарю вас… но если бы я мог воспользоваться вашим телефоном, чтобы позвонить в гараж…

— Лучше дайте мне ключ от багажника.

— Но мы не можем превратить ваш дом в кемпинг.

— Он становится им, когда Господь посылает мне путников. Буря будет продолжаться всю ночь, и дороги превратятся в месиво. — Человечек надел дождевик и галоши. — Попрошу Лу Бэгли отвезти в гараж вашу машину, а пока что дайте мне ключ.

Спустя час они сидели в уютной гостиной доктора Мартина Стронга, закусывая плетенками с маком и кофе. Доктор жил один и сам готовил еду. К тому же он являлся мэром и шефом полиции деревни Джексберг, о чем поведал с усмешкой.

— Большинство жителей деревни имеет две работы. Билл Йодер из скобяной лавки — владелец похоронного бюро. Лу Бэгли из автомастерской — брандмейстер. Эд Мак-Шейн…

— Вы можете владеть всеми профессиями, доктор Стронг, — сказал Эллери, — но для меня вы навсегда останетесь прежде всего добрым самаритянином.

— Аллилуйя! — благочестиво воскликнула Никки.

— С моей стороны это всего лишь эгоизм, мистер Квин, — промолвил их хозяин. — Мы живем в стороне от проезжей дороги и рады каждому новому лицу. Думаю, я знаю все шишки и шрамы у каждого из пятисот тридцати четырех жителей Джексберга.

— Очевидно, работа шефа полиции не отнимает у вас много времени.

Доктор Стронг рассмеялся:

— Почти вовсе не отнимает. Хотя в прошлом году… — Прищурившись, он встал и пошевелил кочергой в камине. — Вы говорили, мисс Портер, что мистер Квин — кто-то вроде детектива.

— Вроде! — возмутилась Никки. — Доктор Стронг, он раскрыл несколько совершенно невероят…

— Мой отец — инспектор нью-йоркского департамента полиции, — прервал Эллери, взглядом обуздав энтузиазм своей секретарши. — Иногда я сую нос в его дела. Так что насчет прошлого года, док?

— Я вспомнил об этом, — задумчиво произнес мэр Джексберга, — так как вы сказали, что побывали сегодня в Геттисберге. К тому же вы интересуетесь преступлениями… Может быть, это глупо, но я беспокоюсь.

— Беспокоитесь из-за чего?

— Ну… Завтра День памяти павших в войнах,[49] и впервые в жизни я не жду его с нетерпением. В Джексберге по этому поводу все вверх дном. Не каждая деревня может похвастаться тремя живыми ветеранами Гражданской войны.

— Тремя? — воскликнула Никки. — Как интересно!

— Это поможет вам представить, каково быть здесь врачом, — усмехнулся доктор Стронг. — Мы могли бы занять первое место по долгожительству… Мне следовало сказать, что у нас было три ветерана Гражданской войны: Калеб Этуэлл девяноста семи лет — Этуэллов полным-полно в округе; Зэк Бигелоу девяноста пяти лет, который живет с внуком Энди, его женой и их семью детьми, и Эбнер Чейс девяноста четырех лет — прадедушка Сисси Чейс. В этом году их осталось двое — Калеб Этуэлл умер в прошлый День памяти павших.

— Эй, Би, Си, — пробормотал Эллери.

— Что-что?

— У меня мозг бухгалтера, док. Этуэлл, Бигелоу и Чейс. Можете назвать это сиюминутной вспышкой мнемонической системы. «Эй» умер в прошлогодний День памяти павших. Поэтому вы опасаетесь завтрашнего дня? Думаете, что «Би» последует за «Эй»?[50]

— Разве не таков порядок алфавита? — сказал доктор Стронг. — Хотя боюсь, тут все не так просто. Лучше я расскажу вам, как умер Калеб Этуэлл. Каждый год Калеб, Зэк и Эбнер были звездами торжеств в День памяти павших, которые происходят на старом кладбище по дороге в Хукерстаун. Самый старший из всех трех…

— «Эй» — Калеб Этуэлл.

— Совершенно верно. В качестве старшего Калеб всегда сигналил в горн — почти такой же древний, как он сам. Калеб, Зэк и Эбнер служили в пенсильванском 72-м полку Второго корпуса Хэнкока[51] под командованием генерала Александера С. Уэбба. Они покрыли себя бессмертной славой — я имею в виду 72-й полк, — сражаясь при Геттисберге против Пикетта, и этот горн играл большую роль в битве. С тех пор его называют геттисбергским горном — во всяком случае, в Джексберге. — Маленький мэр словно взирал на прошедшие годы. — Сколько я себя помню, существовала традиция, что старейший из ветеранов трубит в этот горн. Я еще мальчишкой наблюдал разинув рот, как ветераны Великой республиканской армии — тогда их было значительно больше — стояли у магазина Марони Оффката (старина Оффкат умер тридцать восемь лет назад), по очереди упражняясь в игре на горне, чтобы не ударить в грязь лицом, когда придет их черед. — Доктор тяжко вздохнул. — Зэк Бигелоу, самый старший после Калеба Этуэлла, был знаменосцем, а Эб Чейс, следующий по возрасту, возлагал венок к памятнику на кладбище. В прошлый День памяти, пока Зэк держал знамя, а Эб — венок, Калеб дул в горн, что он проделывал уже раз двадцать до того. И внезапно на самой высокой ноте Калеб свалился замертво — он был мертвее, чем церковь в понедельник.

— Старик перенапрягся, — сочувственно вздохнула Никки. — Какая поэтичная смерть для ветерана Гражданской войны!

Доктор Стронг бросил на нее странный взгляд:

— Возможно, если вам нравится поэзия подобного рода. — Он подтолкнул ногой полено, отчего искры взметнулись в дымоход.

— Но разумеется, док, — заметил Эллери с улыбкой, ибо в те дни он был еще молод, — у вас не могла вызвать подозрений смерть девяностосемилетнего старца.

— Может быть, и могла, — покачал головой врач. — Дело в том, что я тщательно обследовал Калеба всего за день до его смерти. Я был готов держать пари на свой диплом, что он доживет до ста и протянет еще несколько лет сверх того. Самый здоровый старик, какого я когда-либо видел, хоть он и потерял глаз на Гражданской войне… Очевидно, я просто дряхлею, что и твердил себе целый год.

— Что именно вы заподозрили, док? — На сей раз Эллери удержался от улыбки, так как доктор Стронг был явно расстроен.

— Я не знал, что подозревать. Предложил сделать вскрытие, но Этуэллы даже не пожелали слышать об этом. Заявили, что я осел, если думаю, будто человек в возрасте девяноста семи лет может умереть от чего-либо, кроме старости. Мне пришлось согласиться. В итоге тело Калеба было похоронено непотревоженным.