Филлис Джеймс - Дитя человеческое Страница 18

— Неделю спустя прибыла посылка. По весу как килограммовый кулек сахарного песка и такой же формы. Она убыла упакована в оберточную бумагу с этикеткой. Внутри находился пластиковый пакет, наполненный чем-то белым и зернистым, словно садовое удобрение, не имевшее никакого отношения к Генри, и напечатанная на машинке записка без подписи: «Убит при попытке к бегству». Больше ничего. Я выкопала ямку в саду. Помню, шел дождь, и, когда я высыпала в землю белый порошок, мне показалось, что весь сад заплакал. Но я не проронила ни слезинки. Мучения Генри закончились. Ведь он был готов на что угодно, только бы не очутиться снова на этом острове.

— О том, чтобы отправить его назад, и речи не шло, — заметил Ролф. — Они не могли допустить, чтобы стало известно о возможности побега. К тому же такой возможности уже нет, во всяком случае, теперь. Они начали патрулировать берег.

Тронув Тео за руку, Джулиан посмотрела ему прямо в глаза.

— Нельзя так обращаться с людьми. Независимо оттого, что они сделали, кто они такие, нельзя так обращаться с человеческими существами. Мы должны прекратить это.

— Да, социальные беды — очевидный факт, но они ничто по сравнению с тем, что происходит в других частях мира, — ответил Тео. — Вопрос в том, что страна готова принять в качестве платы за хорошее управление.

— Что вы имеете в виду под хорошим управлением? — спросила Джулиан.

— Общественный порядок, отсутствие коррупции, страха перед войной и преступностью, справедливое распределение богатства и ресурсов, забота о жизни индивидуума.

— Значит, у нас нет хорошего управления, — заявил Льюк.

— Нет, оно наилучшее, какое только возможно в данных обстоятельствах. Решение о создании штрафной колонии на острове Мэн получило широкую общественную поддержку. Ни одно правительство не станет действовать, не получив одобрения народа.

— В таком случае нам нужно изменить нравственность. Мы должны изменить людей, — убежденно произнесла Джулиан.

Тео рассмеялся:

— Так вот какой вы задумали бунт! Речь идет не о системе, а о человеческих сердцах и умах. Вы самые опасные из всех революционеров, во всяком случае, стали бы таковыми, будь у вас малейшее представление о том, с чего начинать, и малейшая возможность добиться успеха.

Казалось, Джулиан заинтересовалась его ответом.

— А как бы вы начали? — спросила она.

— Я бы и не начинал. История уже показала, что ждет тех, кто начинает. Одно из таких напоминаний на цепочке у вас на шее.

Джулиан подняла изуродованную левую руку и коснулась креста. Рядом с распухшей кистью он казался очень маленьким, хрупким талисманом.

— Всегда найдется предлог, чтобы ничего не делать, — заметил Ролф. — Но факт остается фактом: Правитель управляет Британией как своим личным феодом. Гренадеры — его личная армия, а Государственная полиция безопасности — его шпионы и палачи.

— У вас нет никаких доказательств.

— Кто убил брата Мириам? Это казнь после справедливого суда или тайное убийство? Нам необходима подлинная демократия.

— И вы ее возглавите?

— Я справлюсь лучше, чем он.

— Думается, Правитель считал так же, когда стал преемником последнего премьер-министра.

— Так вы не будете говорить с Правителем? — спросила Джулиан.

— Конечно, не будет, — вмешался Ролф. — Он и не собирался. Приглашать его сюда было пустой затеей. Бесцельной, глупой и опасной.

— Я не говорил, что не буду с ним встречаться, — спокойно ответил Тео. — Но я должен рассказать ему больше, чем услышал сам, в частности, потому, что даже не смогу сообщить ему, где и как получил эту информацию. Прежде чем я сообщу вам свое решение, я хочу увидеть церемонию «успокоительного конца». Когда должна состояться следующая? Кто-нибудь знает?

За всех ответила Джулиан:

— О них прекратили сообщать, но, конечно же, слухи все равно распространяются. Через три дня, в эту среду, в Саутуолде состоится церемония «успокоительного конца». В северной части города, на пирсе. Вы знаете этот город? Он примерно в восьми милях к югу от Лоустофта.

— Не очень удобное место.

Ролф усмехнулся:

— Для вас, может, и нет. Но для них — вполне. Железной дороги там нет, так что толпа не соберется, на машине ехать далеко, поэтому люди еще подумают, стоит ли тратить бензин, чтобы посмотреть, как бабулю в белой ночной рубашечке отправят на тот свет под звуки «Пребудь со мной»[25]. Да и с шоссе ведь тоже только один-единственный подъезд. Можно контролировать число приехавших, не спускать с них глаз. А в случае волнений легко арестовать зачинщиков.

— Когда мы узнаем о вашем решении? — спросила Джулиан.

— Я решу, встречаться ли мне с Правителем, сразу же после церемонии «успокоительного конца». Затем нам лучше неделю выждать, после чего назначить встречу.

— Отложите встречу на две недели, — предложил Ролф. — Если вы на самом деле увидитесь с Правителем, за вами могут установить слежку.

— Как вы дадите нам знать, согласны ли вы увидеться с ним? — вновь спросила Джулиан.

— Я оставлю сообщение после того, как увижу процедуру «успокоительного конца». Вы знаете музей скульптурных копий на Пьюси-лейн?

— Нет, — ответил Ролф.

Льюк поспешил вмешаться:

— Я знаю. Это филиал музея Ашмола, экспозиция гипсовых слепков и мраморных копий греческих и римских статуй. Нас часто водили туда на уроках изобразительного искусства в школе. Я не был там сто лет. Я даже не знал, что музей Ашмола держит эту экспозицию открытой.

Тео ответил:

— Нет причин закрывать ее. Она не требует особого надзора. Туда изредка заходят трое-четверо престарелых ученых. Часы работы музея — на доске снаружи.

Ролф посмотрел на него недоверчиво:

— А почему там?

— Потому что я люблю иногда в нем бывать и смотритель ко мне привык. В музее есть удобные потайные местечки. Но главным образом потому, что это удобно мне. Никаких других соображений у меня нет.

— Где именно вы оставите сообщение? — спросил Льюк.

— На первом этаже, по правой стене, под головой Диадумена[26]. Каталожный номер С-38, увидите его на бюсте. Не запомните где, запомните номер. Или на всякий случай запишите.

Джулиан сказала:

— Этот номер — возраст Льюка, так что его легко запомнить. Статую надо приподнять?

— Это не статуя, просто голова, и вам не придется ее трогать. Между ней и подставкой — узкая щель. Там я и оставлю ответ, написанный на карточке. В нем не будет ничего, изобличающего меня или вас, — только «да» или «нет». Можете узнать его и по телефону, но вы наверняка сочтете это неразумным.

— Мы стараемся не пользоваться телефоном, — объяснил Ролф. — И хотя еще не начали действовать, все же соблюдаем некоторые меры предосторожности. Ведь известно, что линии прослушиваются.

— А если ваш ответ будет утвердительным и Правитель согласится увидеться с вами, когда вы сообщите нам, что он сказал и что пообещал сделать? — спросила Джулиан.

— Давайте оставим это по крайней мере на две недели, — вмешался Ролф. — Сообщите нам о результатах в среду, через четырнадцать дней после «успокоительного конца». Я приду на встречу с вами в любое место в Оксфорде. Открытое пространство в таких случаях лучше всего.

Тео ответил:

— Открытое пространство хорошо просматривается в бинокль. Два человека в парке, на лугу или в университетском саду, несомненно, привлекут к себе внимание. Общественное здание безопаснее. Я встречусь с Джулиан в музее Питт-Риверза[27].

— Похоже, вы любите музеи, — заметил Ролф.

— У них есть преимущество: люди там могут на вполне законных основаниях слоняться без дела.

— Я буду ждать вас в двенадцать часов в музее Питт-Риверза, — сказал Ролф.

— Не вы, а Джулиан. Ведь именно она привела меня сюда сегодня. Я буду в музее Питт-Риверза в полдень в среду, через две недели после церемонии «успокоительного конца», и надеюсь, что она придет одна.

Было около одиннадцати, когда Тео вышел из церкви. Он постоял на паперти, потом посмотрел на часы и окинул взглядом неухоженное кладбище. Тео жалел, что пришел сюда, что ввязался в это бессмысленное, запутанное дело. Рассказ Мириам взволновал его куда больше, чем ему того хотелось. Лучше бы ему никогда его не слышать. Но чего они ждут от него и что он может сделать? Уже слишком поздно. Тео не верил, что группе грозит какая-то опасность. Эти люди сильно смахивали на параноиков. Некоторую надежду на временную отсрочку от ответственности он связывал с тем, что церемонии «успокоительного конца» скорее всего не будет еще много месяцев. Среда — трудный день. Ему придется кардинально поменять свои планы. Он вот уже три года не виделся с Ксаном. И если им предстоит встретиться снова, унизительно и противно будет играть роль просителя. Он испытывал недовольство и собой, и группой. Можно было бы отнестись к ним с презрением, как к банде анархистов, но они оказались умнее его и послали к нему того из своих членов, которому он не сможет отказать. В вопрос, почему он не смог отказать Джулиан, Тео в настоящее время не склонен был углубляться. Он поедет на церемонию «успокоительного конца», как и пообещал, и оставит им сообщение в музее Ашмола. И еще он надеялся, что его ответ будет состоять из одного-единственного слова: «Нет».