Дороти Девис - Тень предателя Страница 18

Каждый из детективов отрапортовал лично о проделанной работе, включая и Херринга, который позднее сообщил Марксу, что он повышен и стал теперь детективом второго ранга. Достойным внимания результатом таких совещаний, как их назвал Редмонд, было то, что каждый, кто целиком занят в этом расследовании, а не выполняет отдельные задания, должен быть в курсе всего.

Маркс же получил кое-какую ранее не известную ему информацию.

Показания Анны Руссо, заявившей, что она ехала до 9-й улицы на автобусе, подтвердил водитель автобуса, постоянно работающий на этой линии.

На перекрестке Третьей авеню и улицы Св. Марка Питер Бредли купил пачку сигарет. Это не оставляло сомнений в том, что он шел в лабораторию со стороны Астор-плейс, места обычно безлюдного в вечерние часы.

Наконец было получено заключение об окровавленном носовом платке: им бесспорно пользовался убийца. Кровь на нем совпадала с группой крови Бредли, на платке нет никаких опознавательных знаков, стиран в прачечной, анализ химического состава моющих средств еще не поступил. Платок бросили в мусорный контейнер в двух кварталах к северу от места преступления.

Перерро и его напарник, чья работа еще не подверглась анализу, просто сообщили о проделанной работе, а потом, по окончании совещания, подробно доложили ждавшему их Марксу о своих успехах. Маршрут Мазера из таверны «Красная лампа» был достаточно точно проверен. Бармен в «Красной лампе» подтвердил, что Мазер был здесь в девать тридцать вечера.

— Почему он так уверен? — настаивал Маркс. — Он смотрел на часы? Выходит, он следит за каждым клиентом? — Точность времени в этом случае насторожила его.

— Он знал точное время, сэр, потому что в девять пятнадцать в театре «Треугольник», что напротив, бывает антракт, и зрители устремляются в таверну выпить чего-нибудь. Мазеру пришлось буквально продираться сквозь хлынувшую в бар толпу. Бармен знал, что Мазер был в таверне минут пятнадцать-двадцать. Он из тех, кого невозможно не заметить, сэр. В таверне он читал стихи своим студентам. Его приметили во всех местах, где вчера вечером он появлялся.

— О’кэй, о’кэй, — остановил его Маркс, зная, что означает в устах Перерро частое повторение слова «сэр».

— Он вынужден был продираться сквозь толпу. Разве не так он сказал на допросе? — спросил Маркс.

Перерро справился со своим блокнотом.

— Да, сэр. Это его слова.

Маркс что-то проворчал.

— Молодежь собирается там почти каждый вечер, лейтенант. Там у них клуб имажинистов, как они его называют. Черт их знает, что это такое.

Маркс сделал в уме заметку, самому все разузнать об этом. Но до этого он решил еще раз побывать в доме Бредли.

Глава 11

Маркс стоял несколько минут перед домом, оценивая взглядом улицу и весь район. Видел ребят, идущих из школы домой. На этой улице еще осталось что-то от девятнадцатого века — стройные тополя, тесно прижавшиеся плечом к плечу, красивые старинные дома, ухоженные, со свежеокрашенными ставнями. Большинство школьной детворы проходило мимо них, — это была улица небольших семей. За его спиной был Армори, квартал солидных каменных домов с высокими окнами, из которых никто никогда не глядел. Весь день полиция опрашивала местных жителей, не видел ли кто, когда покинул свой дом доктор Бредли. Не нашлось и тех, кто повстречался бы ему на пути к церкви Св. Джона. Сейчас однако в окнах квартиры Бредли были видны люди, они то входили в гостиную, в которой горел свет, то покидали ее. Перейдя через улицу, Маркс увидел идущую к дому Луизу с пакетами в руках. Он пошел ей навстречу и взял один из них.

— Я забыла кое-что заказать из продуктов по телефону… У меня с ним нелады, мне кажется, будто телефон меня постоянно обманывает.

Маркс открыл перед ней входную дверь.

— Как себя чувствует миссис Бредли?

Луиза пожала плечами.

— Все в сборе. Я имею в виду семью. Завтра отпевание в церкви Святого Джона, а хоронить будут в Чикаго. — Пока она искала ключ в кармане, она смотрела на почтовые ящики в вестибюле. — Сегодня у меня был шок. Спустившись за почтой, я вынула из ящика открытку от Питера из Афин. Он нависал ее перед отъездом оттуда. Я не показала ее Джанет, а положила в свою сумочку. Весь день я думала только об этой открытке, как о чем-то еще живом.

— Могу я взглянуть на нее?

— Она у меня в комнате. Я взяла с собой только кошелек.

Маркс и Луиза сразу направились в кухню. Ему всегда нравилось помогать по хозяйству.

— Садитесь, я принесу вам кофе, — предложила Луиза.

Маркс сел у стола, Луиза зажгла газ и поставила кофейник. Маркс внезапно вспомнил детство: возвратившись из школы, он первым делом заходил в кухню посмотреть, что там за это время произошло. Вот и здесь на столе лежал, остывая, только что вынутый из духовки окорок с коричневой корочкой, лоснясь жиром, истекая соком. Его аромат чуть не вызвал голодный обморок, а уж зверский аппетит проснулся точно.

— Я сегодня днем ничего не ел, — выпалил он.

Луиза прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться. Она тут же приготовила ему сендвич, не жалеючи отрезав кусок окорока.

Пока он ел, она принесла открытку и, убедившись, что поблизости нет Джанет, вручила ему.

Это была цветная фотооткрытка с видом Плакки, старой части Афин у подножья Акрополя, где всегда шумно и многолюдно. Он прочитал, что в ней было написано:

«Такая же, как две тысячи лет назад. Хотел бы увидеть побольше. В следующий раз с тобой вместе».

— «Хотел бы увидеть побольше», — повторил Маркс и вернул Луизе открытку. Она тут же спрятала ее в сумочку.

— Такова история его очень короткой жизни. Господи! Он же не поэт, чтобы умереть так рано, — не выдержав, сказала она.

— В наши дни поэты живут долго, — заметил Маркс.

— Знаете, а ведь он мог бы быть поэтом. Возможно, он им был в какой-то степени. Эрик всегда считал его человеком эпохи Ренессанса. Питер начал с изучения литературы, затем в последний год учебы в колледже увлекся историей и, наконец, посвятил себя науке. Он много времени отдал также математике.

— Он никогда не думал изучать медицину? — спросил Маркс, невольно вернувшись в мыслях к эпизоду с «доктором».

— Он это оставил своим братьям. Оба его брата — врачи, — Луиза спрятала свою сумочку в буфет. — Питер всегда хотел все узнать, все увидеть и понять. Джанет говорила мне, что его дневник просто необыкновенен — в нем тысячи вопросов, и даже ответы на них тут же ставили новые вопросы. — Луиза добавила кофе в кружку Маркса и налила себе. — Что просто невыносимо и разрывает сердце так это вопрос: почему? Почему он должен был умереть, да, почему?

— Наполнить жизнь смыслом довольно просто. Вы хотите; чтобы и в смерти тоже имелся смысл?

Луиза печально улыбнулась, глядя в свою кружку, затем подняла ее.

— Скол.

— Скол, — ответил Маркс. — Дело в том, миссис Стейнберг…

Луиза прервала его.

— Никто не называет меня так, даже молочник. Просто Луиза.

— Луиза, — послушно повторил Маркс. — Мы в расследовании тоже дошли до того места, где спрашиваем: почему? Не из-за денег же, которые были в его кошельке? Я уверен, что не из-за них. Все было спланировано, а где есть план, там работают мозги, и работают по схеме, которую знают. Меня мучит мысль: что если в плане что-то не сработало? Возможно, в нем не ставилась цель убить. Если был план, и он не включал смерть, что же все-таки произошло? Может, он кого-то узнал? Я, возможно, ошибаюсь, Луиза, но не могу поверить, что даже закоренелому убийце захотелось бы поднять руку на такого человека, как доктор Бредли. Я уверен, что возвращение пустого кошелька и портфеля было предумышленным ходом, чтобы сбить нас со следа. Кто-то, может быть, хотел связать его имя с Анной Руссо? Если где-то произошла осечка, то что было бы, если бы все прошло по плану?

Луиза молча смотрела на него.

— Не знаю, что и сказать, — наконец вымолвила она.

— Вам и не надо ничего говорить. Просто я думаю вслух. — Маркс допил кофе и поднялся. — Вы не могли бы попросить у миссис Бредли дневник ее мужа, если мне будет позволено посмотреть его бумаги?

Несколькими минутами спустя Маркс уже сидел в кабинете Бредли. Прежде чем закрыть за собой дверь, Джанет повернулась к нему:

— Это кресло ужасно скрипит, — сказала Она. — Питер все собирался его смазать, но так и не сделал этого.

Маркс понял, что, сказав это, она с болью подумала о том, что теперь он никогда этого уже не сделает. Оставшись один, он тут же сменил кресло на стоявший у окна стул.

Сколько мальчишечьего в нем еще осталось, подумал Маркс о себе, когда взял в руки сначала одну, а потом другую книгу, лежавшие на столе, и, наконец, открыл тетрадь, служившую Бредли дневником. В кабинете ученого ему самому захотелось стать ученым. Большинство записей в дневнике были непонятны, какие-то уравнения и математические формулы. Вопросительные знаки были понятны, а сами вопросы — нет. Он вспомнил, что Стейнберг предложил выкуп за этот дневник. Вскоре с головой ушел в чтение ненаучных заметок Бредли, и тот предстал перед ним как просто человек. Каждая его запись кончалась вопросительным знаком. Маркса позабавили заметки об известном композиторе: «Сегодня вечером открыл еще один источник „Концерта для скрипки“ Бетховена. Он истинный композитор, использовавший что-то свое как источник. Но что подсказало Бетховену эту тему?»