Дороти Сэйерс - Без свидетелей Страница 19

— Звучит вполне правдоподобно.

— Ну, еще бы. Вот почему я хотел бы услышать, что скажет Эвелин Кроппер. Я совершенно уверен, что мисс Виттейкер прогнала обеих девушек именно потому, что они услышали больше, чем нужно. Иначе почему их бывшая хозяйка загорелась столь пылким желанием отправить их в Лондон?

— Да, я тоже подумал, что эта часть истории, которую рассказала миссис Гулливер, звучала несколько странно. А что ты скажешь насчет сиделки?

— Сиделки Форбс? Это хорошая мысль. Я про нее совсем забыл. Ты можешь ее разыскать?

— Да, если тебе это кажется настолько важным.

— Кажется, да еще как. По-моему, это просто дьявольски важно. Вижу, дело Агаты Доусон не вызывает у тебя особого энтузиазма, Чарльз?

— Как ты знаешь, я вообще не уверен, что это вообще «дело». Почему ты взялся за него с такой жуткой энергией? Ты просто помешался на том, что это убийство, хотя у нас нет никаких подтверждений такого предположения. Ну почему?

Лорд Питер встал и принялся ходить по комнате. В лучах настольной лампы его фигура отбрасывала размытую, узкую, чудовищно вытянутую тень, которая доходила до потолка. Вимси подошел к книжной полке, и тень его съежилась, почернела и скользнула вниз, под ноги. Лорд Питер протянул руку, и тень от его руки тоже скользнула по позолоченным корешкам книг и поочередно пробежалась по ним.

— Почему? — повторил Вимси. — Потому что я чувствую: я нашел то, что всегда искал. Так сказать, всем преступлениям преступление. Убийство, способ и мотивы которого нам совершенно неясны, равно как и ключ к его разгадке. Просто совершенство. Все это, — тут он взмахнул рукой в сторону книжной полки, и тень его сделала размашистый угрожающий жест, — все книги, которые стоят на этой стороне комнаты, посвящены преступлениям. Но во всех них говорится только о несовершенных преступлениях.

— Что ты понимаешь под несовершенными преступлениями?

— Неудачи. Преступления, которые были раскрыты. Как ты думаешь, какое соотношение существует между ними и удачными преступлениями, то есть теми, о которых никто никогда не услышал?

— В нашей стране, — чопорно начал Паркер, — полиция фиксирует и раскрывает большую часть правонарушений…

— Дорогой мой, я прекрасно знаю: если становится известно, что преступление было совершено, вам удается поймать виновного в шестидесяти случаях из ста. Но в тот момент, когда возникает подозрение в том, что оно было совершено, преступление ipso facto переходит в разряд неудачных. После этого все зависит только от большей или меньшей эффективности действий полиции. Но что ты можешь сказать о преступлениях, которых никто никогда не заподозрил?

Паркер пожал плечами.

— Кто вообще может ответить на этот вопрос?

— Но ведь можно догадаться. Почитай любую сегодняшнюю газету. Почитай «Светские новости». Или, поскольку на прессу надели намордник, почитай реестры суда, который производит разводы. Разве они не наведут тебя на мысль, что брак сам как таковой — неудача? Разве наиболее примитивные журналисты не собирают эти статьи с тем же эффектом? А теперь, посмотрев на тех супругов, которых ты знаешь лично, не скажешь ли ты, что большинство этих браков удачны? И при этом они, как правило, отнюдь не демонстративны? О них просто ничего не слышно. Люди не являются в суд для того, чтобы сообщить, что у них все благополучно. Подобным образом, если бы ты прочитал все книги, стоящие на этой полке, то пришел бы к заключению, что убийство само по себе обречено на неудачу. Но дело в том, что шум поднимается только вокруг неудач. Об удачливых убийцах не пишут в газетах. Они не собираются на дурацкие симпозиумы, не делают для научной общественности докладов на тему «Что значит для меня убийство» или «Как стать хорошим отравителем». Счастливые убийцы, как и счастливые жены, держат язык за зубами. Возможно, что они относятся к убийцам-неудачникам в той же пропорции, что количество разводов к количеству счастливых браков.

— А ты не завышаешь этот процент?

— Я не знаю. И никто не знает. В этом-то и дело, но попробуй в приватной, непринужденной обстановке спросить у любого врача, были ли в его жизни случаи, когда он испытывал самые ужасные подозрения, не решаясь что-либо предпринять для их проверки. На печальном примере нашего друга доктора Карра ты видел, что происходит, когда один врач оказывается немножко храбрее, чем все остальные.

— Да, но он не сумел ничего доказать.

— Я знаю. Но это не означает, что доказывать было нечего. Подумай о бесчисленных убийствах, которые оставались недоказанными, которых даже никто не заподозрил, пока идиот-убийца не заходит слишком далеко и не совершает какой-нибудь глупости, из-за которой все выходило наружу. Взять, например, Палмера. Ему удалось потихоньку убрать с дороги жену, брата, тещу и множество внебрачных детей. Но затем он сделал ошибку, слишком эффектно устранив Кука. Вспомни Джорджа Смита. Никто и не подумал поднимать шум, когда обе его первые жены утонули. Подозрения возникли, лишь когда он повторил этот номер в третий раз. По-видимому, Армстронгу сошло с рук гораздо больше преступлений, чем смогли доказать. Во всем была виновата неуклюжая история с Мартином и шоколадом, которая разворошила осиное гнездо. Берка и Хейера сначала приговорили за убийство старухи, и уже потом они признались в том, что за два месяца убили шестнадцать человек, но так, что никому ничего и в голову не пришло.

— Но их все-таки поймали.

— Потому что они были идиотами. Если ты убиваешь свою жертву зверским, отвратительным методом, отравляешь человека, который до этого отличался великолепным здоровьем, приканчиваешь богатого дядюшку на следующий день после того, как он составил завещание в твою пользу или вообще истребляешь всех, кто встретится на твоем пути, словно ты — родной брат анчара, естественно, это в конце концов выйдет наружу. Но если ты выберешь старое, больное существо, выгода от смерти которого будет не вполне очевидна, и воспользуешься разумным способом, напоминающим естественную смерть или несчастный случай, да еще не станешь прибегать к нему слишком часто, то ты в безопасности. Я готов поклясться, что отнюдь не все сердечные приступы, гастроэнтериты и инфлюэнцы, которые врачи официально указывают в качестве причины смерти, являются делом рук равнодушной природы. Убить человека так легко, Чарльз, так дьявольски легко, даже без всякой специальной подготовки. Паркер казался встревоженным.

— Во всем этом что-то есть. Я сам слышал несколько странных историй, как и каждый из нас. Но мисс Доусон…

— Мисс Доусон просто очаровала меня, Чарльз. Такой прекрасный объект для убийства! Ни близких родственников, которые могли бы потребовать расследования, ни старых друзей, обитающих по соседству. И к тому же она была так богата! Право, Чарльз, у меня просто слюнки текут, когда я начинаю думать о том, каким способом и какими средствами можно было убить мисс Доусон.

— Да, но тебе подходит только такой метод, который невозможно выявить путем анализа и для которого, по всей видимости, не нужен никакой мотив. Другой здесь не годится, — практично заметил Паркер, у которого эта дьявольская тирада вызвала просто отвращение.

— Согласен, — ответил лорд Питер, — но это говорит лишь о том, что я третьесортный убийца. Погоди, пока я доведу свой метод до совершенства, и тогда я тебе покажу… может быть. Один умный старикашка заметил, что каждый из нас держит в руках жизнь другого человека. Но только один раз, Чарльз, только один раз.

Глава IX

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ

Наша воля дана нам затем, чтобы мы вручили ее Тебе.

— Алло, алло! Барышня, назвать тебя мне птахой иль просто голосом блуждающим? Вовсе нет, у меня не было ни малейшего намерения грубить, дитя мое! Это просто цитата из стихотворения мистера Вордсворта… Хорошо, наберите его номер еще раз… Благодарю вас. Это доктор Карр? Лорд Питер Вимси на проводе… о, да, да… ага!.. Нет, ни малейшего… Мы намерены доказать вашу правоту и ввести вас обратно в Лихэмптонское общество, и жители города увенчают вас венком триумфатора, сплетенным из веток корицы и лавра… Нет, правда… Мы пришли к заключению, что все это очень серьезно… Да… Не могли бы вы дать мне адрес сиделки Форбс? Да, я намерен продолжать… Лютон? А, Тутинг, теперь я понял… Да, я не сомневаюсь в том, что она мегера, но я и сам — большая, важная шишка с маленькой круглой пимпочкой наверху… Искренне вам благодарен… Гип-гип-ура! Эй! Куда вы пропали! Алло! Я говорю, она ведь не занимается акушерством? Да, акушерством? А как акула… Нет? Вы уверены? Будет просто ужасно, если она согласится и действительно придет ко мне… Я же не могу родить младенца даже ради сестры Форбс… Ну, если вы так уверены… Да-да… согласен… ни за что на свете… вы здесь совершенно ни при чем. Прощайте, старина, прощайте.