Энтони Беркли - Второй выстрел Страница 19

Я знаю, что в тот момент был бледен как полотно, и у меня буквально тряслись колени, но, сделав над собой усилие, я ответил как можно спокойнее:

— Эрик… Там, немного подальше в лесу… Кажется, он мертв.

Джон в изумлении уставился на меня.

— Что?! Где? — Но, прежде чем я мог ответить, он уже бросился вниз по тропинке.

Я последовал за ним.

Он склонился над Эриком, осторожно потрогал его и попробовал нащупать пульс.

— Боюсь, вы правы, — сказал он, выпрямляясь. — Боже мой, какое несчастье! Но мы не должны его трогать. Однако… вы только посмотрите на ружье. Ведь это — та же самая сцена, повторенная еще раз!

— Вижу, — согласился я. Должен признаться, говорил я с большим трудом, потому что во рту совсем пересохло.

— Боже мой! — снова растерянно пробормотал Джон. — Вот бедняга. Смотрите-ка, Пинкертон, тут ветка ежевики зацепилась за курок. Просто невероятно, после того, как мы закрутили всю идею нашего спектакля как раз вокруг такой возможности. Как Эрик мог так невероятно сглупить!

Я ничего не ответил. Некоторое время мы молча смотрели на тело.

— Что ж, надо идти звонить в полицию, — наконец мрачно произнес Джон. — И вызвать врача. Но все-таки… черт возьми, Сирил, я никак не могу в это поверить!

Я тоже с трудом верил в случившееся, просто не видел необходимости об этом говорить.

— Надо запомнить время, — пробормотал Джон, посмотрев на часы. — Ровно три сорок пять.

И мы стали молча взбираться по холму.

Глава 6

Новости, которые принесли мы с Джоном, естественно, привели в ужас всех присутствующих. Впрочем, всех мы не застали — когда мы добрались до дома, многие уже разошлись, там оставались Этель, миссис Фицвильям, профессор Джонсон и Брэдли. Как оказалось, Этель сидела одна в гостиной все время после того, как, в соответствии со сценарием, оповестила всех о несчастье. Профессор и Брэдли пришли вскоре после того, как мы с миссис Фицвильям потеряли их из виду, а сама миссис Фицвильям вняла моему совету и поднималась на холм не спеша, поэтому пришла всего за несколько минут до меня и Джона.

Время, которое мы провели в ожидании врача и полиции, было самым напряженным в моей жизни. Ни Джон, ни я и словом не упомянули, что за всем этим может стоять нечто большее, чем простой несчастный случай, но, без сомнения, слово "убийство" было у всех на уме — по крайней мере, у меня точно. Я чувствовал, что все сидящие в гостиной уже начали поглядывать друг на друга с молчаливым подозрением. Был ли один из нас убийцей, и если да, то кто? Этот страшный вопрос читался в глазах у каждого из нас.

По мере того как возвращались остальные — мисс Верити, де Равели и Аморель, — каждому из них тоже сообщали новость. Эльза, бедное дитя, едва не лишилась чувств. Этель проводила ее до комнаты, и больше в тот день мы ее не видели. Остальные присоединились к нам в гостиной: Аморель, очень бледная и явно потрясенная, но не проронившая ни слезинки, — минут через десять после нашего прихода; потом чета де Равелей — миссис де Равель, двигавшаяся плавно и величественно, со сжатыми губами и нахмуренными бровями, словно королева в трагедии, как всегда, излишне драматизировала перед зрителями свои вполне искренние эмоции. В самом деле, я даже сказал бы, что она фактически (хотя, может быть, и невольно) разыгрывала роль убийцы! Я заметил, что она не села рядом с мужем, хотя он и позвал ее кивком головы, а ушла в другой конец комнаты. Ему пришлось взять стул, который он занял для себя, и присоединиться к ней.

Что касается Аморель, она сразу направилась к кушетке, на которой я сидел, и устроилась рядом, слегка улыбнувшись мне; я молча сжал ее руку, и она как будто в отчаянии ухватилась за мою и не отпускала ее все время, пока мы находились в комнате. Надеюсь, ей это помогло, во всяком случае, мне это принесло некоторое странное успокоение в течение тех крайне неприятных минут. Даже в такой тяжелый момент я не мог не отметить, насколько удивительной личностью была Аморель: то она казалась умудренной не по годам, то по-детски непосредственной. Были ли другие молодые женщины похожи на нее? Хотелось бы знать. Нет, Эльза Верити, по крайней мере, была совершенно другой, она никогда не бросалась из одной крайности в другую. И тем не менее разве непредсказуемость не была основой женской привлекательности? Любопытная идея. Какие странные повороты совершает иногда человеческая мысль.

Но я не мог надолго отвлекаться от ситуации, в которой мы все оказались. Когда я смотрел на молчаливый круг людей, собравшихся в гостиной, то не мог не отметить с некоторой долей цинизма, что из полдюжины присутствующих, если исключить слуг, остававшихся в доме после ухода писателей, двое открыто признавались мне, что желали бы смерти Эрика, а еще двое имели достаточные мотивы для убийства — даже трое, с сарказмом подумал я, если учесть и меня. В детективных рассказах человек, имеющий достаточный мотив для убийства, обычно оказывается невиновным, причем чем серьезнее мотив, тем более уверенно можно судить о его невиновности. Если следовать этим правилам, большую часть присутствующих можно было сразу исключить из числа подозреваемых. Но мне что-то не верилось, чтобы в реальной жизни все происходило так же, как в детективных романах.

Когда наконец прибыла полиция, общее напряжение не только не снизилось, но еще больше возросло. Мы не сразу увидели полицейских — Джон встретил их у дверей, и они сразу же пошли осматривать тело вместе с врачом, которого привезли с собой. Вошла Этель и передала нам, что мы не должны покидать дом, пока инспектор не поговорит с каждым по отдельности.

Мортон Харрогейт Брэдли присвистнул:

— Вы сказали, инспектор, миссис Хилльярд? А сколько с ним человек?

— Кажется, три, помимо доктора Сэмсона, — ответила Этель немного рассеянно. — Два констебля в форме, и еще один человек в штатском.

— Должно быть, следователь, — пробормотал Брэдли. — Похоже, они всерьез взялись за дело.

Он явно намекал на вопрос, который не выходил у нас из головы.

Этель извинилась и вышла, через мгновение Брэдли последовал за ней.

Он вернулся через пару минут.

— Возле дома дежурит констебль, — сообщил он. — Полагаю, следит, чтобы никто из пас не выходил из дома. Клянусь всеми святыми, дело становится все более серьезным.

Мы не могли не согласиться с ним.

Он уселся возле миссис Фицвильям и заметил:

— Никогда не видел полицию за работой. Это должно быть чрезвычайно интересно. — Однако голос его не выражал особого энтузиазма.

Подобное замечание нельзя было назвать тактичным, и миссис Фицвильям нервно рассмеялась.

— Лично мне совсем не интересно. Я… я предпочитаю придумывать такие веши, а не участвовать в них.

— Помню, в молодости, когда я учился в Дублинском университете…начал профессор Джонсон и пустился в долгие воспоминания. Постепенно в беседу втянулись практически все.

— Я так думаю, инспектор захочет допросить всех нас поодиночке, заметил де Равель. — Это будет не так-то легко, верно?

— Почему? — поинтересовался кто-то из присутствующих.

— Я имею в виду этот чертов спектакль, который мы разыгрывали. Видите ли, мы все были в разных местах. Точно так, как было сказано в сценарии. Было ли это игрой моего воображения, или он действительно сделал ударение на последнем предложении?

— Как было сказано в сценарии, — эхом повторила Сильвия де Равель своим глубоким голосом. — Да, боюсь, что вряд ли удастся найти свидетелей этого… несчастного случая. — Пауза была хорошо рассчитана и произвела должный эффект. Муж нервно взглянул на нее, и мы все посмотрели друг на друга с волнением.

Потом, словно по негласной договоренности, все заговорили одновременно.

Под шум разговора Аморель еще крепче сжала мою руку и прошептала:

— Пинки, я боюсь. Я просто в ужасе. Как вы думаете, что сделает полиция? — И она уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Я, как мог, постарался ободрить ее и спросил, не хочет ли она, чтобы я увел ее куда-нибудь подальше от остальных, но она предпочла остаться.

К моему огромному удивлению, чай подали ровно в половине пятого. Возможно, ничего удивительного в этом и не было, просто обыденный распорядок жизни кажется неестественным во времена катастроф. Когда все переворачивается вверх ногами, что-то оставшееся в нормальном положении кажется не к месту.

На самом деле чай пошел нам на пользу. Этель с заварным чайником в руках выглядела так естественно и, что еще важнее, вела себя так естественно, что наши расшатанные нервы начали успокаиваться. Мы практически спокойно отреагировали, когда в дверях появился Джон и объявил, что инспектор хотел бы поговорить с профессором Джонсоном и ждет его в кабинете.

— Почему он первым вызвал профессора Джонсона? спросил де Равель, ни к кому конкретно не обращаясь, когда дверь закрылась.