Гари Ромен - Европейское воспитание Страница 19

– Не стрелять!

Он услышал третий выстрел. Когда он добежал до грузовика, Аугустус сидел на земле, опираясь о колесо и держась за живот. Никто не обращал на него внимания. Партизаны жадно осматривали ящики: оружие, боеприпасы, взрывчатку… На костлявом лице старика застыло наивное изумление. Он не чувствовал боли. Он просто был удивлен. Наклонившись к нему, Янек услышал, как он повторяет по-немецки:

– Was ist los? Was ist los?1

Вдруг он узнал Янека и улыбнулся ему. И сказал ему по-польски еще не искаженным болью голосом:

– Я ранен. Это ты стрелял в меня?

– Нет.

Аугустус Шредер произнес очень серьезно, словно это было важно:

– Я верю тебе. - И быстро добавил, чтобы успокоить Янека: - Мне не больно.

Крыленко высунул голову из кузова.

– Ничего, старик, - простодушно сказал он. - Не переживай. При ранениях в живот сразу не больно. Но зато потом ты свое наверстаешь. - И радостно улыбнулся. - Вот увидишь!

– Я сказал, чтобы они не стреляли, - прошептал Янек.

– Я верю тебе.

____________________

1 Что случилось? (нем.)

Его костлявое лицо побледнело, как полотно. Небо потемнело. Вороны перестали каркать. Черв спрыгнул с грузовика с карабином наперевес и сказал, не глядя на раненого:

– Уезжаем. Залезай. Мы отвозим грузовик в лес.

– Я останусь еще ненадолго, - сказал Янек.

– С какой стати?

– Он… он…

Он хотел сказать: «мой друг». Но сказал:

– Я его знаю.

Старик побелел, как смерть, и его губы задрожали.

– Как хочешь, - сказал Черв.

Он сел на место водителя и завел двигатель.

– Только недолго!

– Хорошо.

Грузовик оставил после себя запах бензина.

– Фотография, - попросил Аугустус. - У меня в гимнастерке…

Янек расстегнул шинель и порылся в карманах. Он тотчас нашел фотографию. На него сурово смотрел молодой парень в гитлеровской форме.

– Дай.

Он вложил фотографию в руку раненого. Аугустус рассматривал ее с иронической улыбкой.

– Он будет мной гордиться. Или пожмет плечами и скажет: он всего лишь выполнил свой долг. Вот и все. Sieg heil!

Фото упало в снег.

– Не оставляй меня на дороге. Если меня найдут крестьяне… Они добьют меня палками.

Янек оттащил раненого в чащу и прислонил к стволу дуба.

– Мои игрушки, мне их будет не хватать.

Янек порылся в карманах… Лицо раненого посветлело. Ему стало не так больно. Янек завел пружину и отпустил ее. Человечек ожил, улыбнулся…

– Ach, mein lieber Augustin, alles ist weg, weg, weg…

Человечек понюхал табак.

– Ach, mein lieber Augustin, alles ist weg!

Человечек чихнул и самодовольно покачал головой.

– Спасибо.

Янек вложил игрушку ему в руку. Прошло несколько часов. Ночь была тихой, в обнажившемся лесу ветер не поднимал ни малейшего шороха. Только старик слабо стонал на снегу… Когда он затих, Янек положил тело на дорогу, на виду, и вернулся в лес.

24

Через три дня после нападения на грузовик к Черву явился пан Йозеф Конечный. Кабатчик приехал на санях вместе с четырьмя крестьянами. Несмотря на красивые праздничные одежды и намазанные жиром волосы, крестьяне казались подавленными.

– Chlopcy1! - закричал пан Йозеф, спрыгивая с саней. - Вы что, совсем рехнулись?

Партизаны смотрели на него с интересом. В лесу так мало развлечений.

– На Пяски наложили штраф в сто тысяч злотых! Пять соседних деревень, Пяски, Велички, Подводзе, Клины и Любавки, вместе должны заплатить полмиллиона! Chlopcy, посмотрите на нас… - Он ткнул себе в грудь. - Неужели мы похожи на людей, которые могут выбросить на ветер сто тысяч злотых? Оду-

____________________

1 Ребята! (польск.}.

майтесь, сhlорсу. Вы ничем не рискуете: хлоп - и грузовик ваш, а сами спрятались в лесной чаще. Но мы-то, мы всегда под рукой. Наши спины всегда под ударом! Сжальтесь над нашими женами, над нашими детьми - да что я говорю? - над нашими сиротами!

Со стороны партизан послышалось странное карканье: Крыленко уже терял терпение.

– Каждый имеет право рисковать своей жизнью: все мы готовы рискнуть своей во имя свободы. Но никто не имеет права платить за нее жизнью других. Это не по-христиански. Нет, это вовсе не по-христиански. Знаете, что объявили немцы в деревнях?

– Гм… - сказал Черв. - Догадываюсь…

– Если разбой на дорогах не прекратится, пятеро наших граждан будут повешены! Повешены, chlopcy. Повешены без суда и следствия!

– Гм… - сказал Черв, мигнув глазом. - Если хорошенько поискать, в округе наверняка найдется человек пять, которых не мешало бы повесить!

– А? - удивился пан Йозеф. - Сейчас не время шутить, Черв. Сhlорсу, я взываю к христианам, которыми вас воспитали матери! Оставьте немцев в покое. Время для решающего удара еще не настало! Когда оно настанет, я первым нанесу по ним этот удар!

– В этом можно не сомневаться! - убежденно сказал Черв.

– Ну а пока, chlopcy, затаитесь! Спрячьтесь! Скройтесь под землей! Станьте тише воды ниже травы. Не суетитесь… Погодите! Я человек пожилой и имею большой опыт по части всяких нашествий: уж поверьте мне, у меня в роду гораздо больше поруганных бабушек, чем у любого из вас! Говорю вам: тише воды ниже травы! Притаитесь, не шумите! Не губите наших детей, не разоряйте наши дворы, наши деревни… Мы еще повоюем с немцами, я им еще покажу, где раки зимуют! - Он резко сменил тему: - Я привез вам продуктов… От чистого сердца, от всей души!

Он снова сел в сани. Лошадь с трудом тащилась по снегу. Крестьяне молчали. Перед комендатурой пан Йозеф спрыгнул на землю, поправил на лбу czub, сплюнул в кулак и закрутил кончики усов, а затем вошел. Его встретил пан Ромуальд. У пана Ромуальда был таинственный, взволнованный вид.

– Ну как? - прошептал пан Йозеф.

– Тсс! - ответил Ромуальд, приложив палец к губам. - Я очень надеюсь на сегодняшний вечер, пане Йозефе!

– Правда? Действительно?

– Ни малейших сомнений. Ветер попутный! Ящики с яйцами, присланные вами на прошлой неделе, возымели должное действие!

– Вы уверены?

– Можете на меня положиться, пане Йозефе! У меня-то уж глаз наметан, уж я-то не прогадаю! Никаких сомнений… мы к вам весьма хорошо расположены.

– Дорогой друг, дорогой мой друг! - сказал пан Йозеф.

Они долго пожимали друг другу руки, заглядывая в глаза.

– Я никогда не упускаю случая замолвить о вас словечко! - заверил пан Ромуальд. - Маленькое словечко, то тут, то там… Так надо: мы не любим, когда нам докучают.

– Я пришлю вам сыра! - растроганно сказал пан Йозеф. - Или, может, вам больше нравится сало?

– Сало, сало! - сказал пан Ромуальд. - Но с другой стороны, в наше время, сыр…

– Я пришлю вам того и другого, - решил пан Йозеф.

Его провели в кабинет. Немецкий полицейский делал себе маникюр, насвистывая: «Kleine, entzuckende Frau»1.

- У нас превосходное настроение! - прошептал пан Ромуальд.

Немец поднял голову.

– Ach! дорогой герр Йозеф! - сказал он добродушно. - Ромуальд передал мне твое приглашение. Очень любезно с твоей стороны. Прекрасная идея, герр Йозеф. Ты так стремишься наладить отношения между властями и населением, ха-ха-ха! Я сделаю все, что в моих силах… Сегодня вечером я приду к тебе на обед!

Когда пан Йозеф вышел, полицейский мигнул глазом и щелкнул языком, а пан Ромуальд разразился громким смехом, неоднократно охватывавшим его весь этот день: он закрывал глаза, обнажал клыки и тряс головой в приступе бурного веселья… Вечером пан Йозеф принял гостя по всем правилам крестьянского гостеприимства. Полицейский

____________________

1 Очаровательная милашка (нем.).

наелся кроличьего паштета, который приготовила своими красивыми ручками пани Франя, сырой ветчины, домашней птицы, сыра с молоком и выпил изрядное количество водки. Затем выпил чаю с отменным маковым пирогом. Столовую скупо освещали две свечи, стоявшие на столе: в деревне не было электричества, и хотя в глубине погребка у пана Йозефа еще было довольно много керосина, расходовал он его очень экономно. Сидя с краю стола, пан Ромуальд поглощал еду и переводил с полным ртом.

– А где же пани Франя? - спросил полицейский.

Кабатчик принял опечаленный вид.

– У жены бронхит! - заявил он. - Я поставил ей банки!

Полицейский маленькими глотками попивал чай.

– У тебя есть дети? - спросил он.

– Н-н-нет! - сказал пан Йозеф, забеспокоившись.

– So, - сказал полицейский, - so…1