Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой Страница 2

Ох уж эти полки, при одном взгляде на них кто угодно вздрогнет! Пуаро никак не мог понять, неужели так трудно заменить покоробившуюся полку на новую, прямую, равно как он не постигал причины, по которой официантка, кладя вилки и ножи на стол, не заботится о том, чтобы они лежали строго параллельно его краю. Но что делать, не у всех ум как у Эркюля Пуаро; он уже давно смирился с этим, научившись принимать как должное и преимущества, и недостатки такого положения вещей.

Извернувшись на своем стуле, женщина – Дженни – сидела и смотрела на дверь диким взглядом, точно ждала, что кто-то вот-вот ворвется внутрь. Она дрожала, возможно, от холода.

«Нет, – подумал Пуаро, – вовсе не от холода». В кофейне снова стало тепло. И поскольку Дженни, выбрав дальний от входа стол, где можно сидеть только спиной к двери, не спускала с нее глаз, разумным представлялся лишь один вывод.

Взяв свою чашку с кофе, Пуаро встал и устремился к столу, за которым сидела незнакомка. Он заметил, что на пальце у нее нет обручального кольца.

– Вы позволите мне присоединиться к вам ненадолго, мадемуазель? – Ему сразу захотелось привести в порядок нож, вилку, стакан и салфетку на ее столе, как он делал на своем собственном, но бельгиец сдержался.

– Что? Да, конечно, пожалуйста. – Судя по всему, ей было безразлично. Ее интересовало лишь одно: входная дверь. Она жадно рассматривала ее, извернувшись, как и раньше, на своем стуле.

– Позвольте представиться. Мое имя… э…

Пуаро прервался. Если сейчас он назовет свое имя, официантки наверняка услышат его, и он перестанет быть для них анонимным «иностранным джентльменом», отставным полицейским с Континента. Имя Эркюля Пуаро действовало на многих людей воистину магнетически. А ведь он всего несколько недель назад, войдя в наиприятнейшее состояние «спячки», почувствовал, как это приятно – не быть кем-то особенным.

Однако было совершенно очевидно, что Дженни совсем не интересуется ни его именем, ни им самим. Слеза вытекла из уголка ее глаза и медленно ползла по щеке вниз.

– Мадемуазель Дженни, – сказал Пуаро, надеясь, что если он обратится к ней по имени, то будет иметь у нее больший успех. – Раньше я служил в полиции. Теперь я в отставке, но до того, как выйти на пенсию, я не однажды встречал людей в состоянии ажитации, сходном с вашим. Я говорю не о несчастных, которых хватает в любой стране. Я имею в виду тех, кто полагал, что им угрожает опасность.

Наконец-то ему удалось произвести впечатление. Перепуганные, широко раскрытые глаза Дженни остановились на нем.

– По… полицейский?

– Oui[3]. Давно в отставке, но…

– То есть в Лондоне вы ничего сделать не можете? Не можете… я хочу сказать, здесь у вас нет власти? Арестовывать преступников или что-то в этом роде?

– Совершенно верно. – Пуаро улыбнулся ей. – В Лондоне я всего лишь пожилой джентльмен на покое.

Она не глядела на дверь уже почти десять секунд.

– Я прав, мадемуазель? Вы полагаете, что подвергаетесь опасности? Вы оглядываетесь через плечо потому, что опасаетесь, как бы человек, которого вы боитесь, не вошел за вами сюда?

– О да, мне грозит настоящая опасность! – Казалось, она хотела что-то добавить. – Вы уверены, что совсем не имеете отношения к полиции?

– Абсолютно, – заверил ее Пуаро. Однако, не желая, чтобы она сочла его человеком, начисто лишенным влияния, добавил: – У меня есть друг, детектив из Скотленд-Ярда, на случай если вам нужна помощь полиции. Он еще очень молод – не более тридцати лет, я полагаю, – но в полиции пойдет далеко. Он будет рад побеседовать с вами, я уверен. Со своей стороны, я могу предложить вам… – Пуаро умолк, так как возникла круглолицая официантка с чаем.

Поставив чашку перед Дженни, она вернулась в кухню. Волосы Вразлет уже давно была там. Зная, как она любит интерпретировать поведение регулярных посетителей, Пуаро не сомневался – она уже оживленно толкует о том, что может значить визит Иностранного Джентльмена за столик Дженни. Пуаро никогда не беседовал ни с одним из посетителей «Плезантс» дольше, чем это было необходимо. За исключением тех случаев, когда он обедал здесь со своим другом Эдуардом Кэтчпулом – детективом из Скотленд-Ярда и соседом по пансиону, где он проживал в данное время, – Пуаро довольствовался собственной компанией, как и полагается в состоянии l’hibernation[4].

Досужая болтовня официанток кофейни не волновала Пуаро ни в малейшей степени; скорее он был благодарен им за своевременное отсутствие. Он надеялся, что их тет-а-тет с Дженни приведет к тому, что она разговорится с ним более откровенно.

– Буду счастлив предложить вам свою помощь, мадемуазель, – сказал он.

– Вы очень добры, но мне уже никто не поможет. – Дженни промокнула глаза платочком. – Как бы я хотела, чтобы мне кто-нибудь помог, больше всего на свете! Но нет, слишком поздно. Я уже мертва, понимаете, ну или скоро буду. – Она обхватила себя руками, то ли для того, чтобы успокоиться, то ли в тщетной попытке унять дрожь; чаю она не выпила ни глотка. – Пожалуйста, не уходите. Ничего не случится, пока я говорю с вами. Небольшое, но все-таки утешение.

– Мадемуазель, вы меня тревожите. В данный момент вы живы, и мы должны предпринять все возможное для того, чтобы так продолжалось и дальше. Пожалуйста, расскажите…

– Нет! – Ее глаза снова широко раскрылись, и она отпрянула от него назад, к спинке стула. – Нет, не спрашивайте ни о чем! Ничего нельзя предпринять, чтобы остановить это. Это нельзя остановить, это невозможно. Это неотвратимо. О, когда я умру, правосудие наконец восторжествует. – И она снова бросила взгляд на дверь.

Пуаро нахмурился. Возможно, Дженни немного полегчало с тех пор, как он присел за ее стол, но вот ему самому определенно стало хуже.

– Правильно ли я вас понял? Вы хотите сказать, что вас преследует некто, желающий вас убить?

Взгляд полных слез голубых глаз Дженни остановился на нем.

– Будет ли это считаться убийством, если я не стану сопротивляться, а просто поддамся? Я так устала бежать, скрываться, бояться… Я хочу, чтобы все кончилось, раз и навсегда, если уж этому суждено случиться, а оно случится, потому что так должно быть. Только так можно все исправить. Я это заслужила.

– Этого не может быть, – сказал Пуаро. – Я не могу согласиться с вами до тех пор, пока не узнаю все подробности вашего затруднительного положения. Убийство не может быть справедливым. Мой друг, тот полицейский, – вы должны позволить ему помочь вам.

– Нет! Не говорите ему ни слова – ни ему, ни кому-либо другому. Обещайте мне, что не скажете!

Эркюль Пуаро не имел обыкновения давать обещания, которые не мог сдержать.

– Что такого вы могли сделать, чтобы заслужить наказание в виде убийства? Неужели вы сами кого-то убили?

– Почти! Убийство – не единственная непростительная вещь. Вряд ли вам доводилось совершить когда-нибудь такое, чему нет прощения, ведь так?

– А вам, значит, довелось? И вы уверены, что обязаны заплатить за это жизнью? Non[5]. Это неправильно. Мне бы очень хотелось уговорить вас пойти со мной в мой пансион – это совсем не далеко. Мой друг из Скотленд-Ярда, мистер Кэтчпул…

– Нет! – Дженни вскочила со стула.

– Мадемуазель, прошу вас, сядьте.

– Нет. О, я сказала слишком много! До чего я глупа! Но я сделала это лишь потому, что вы показались мне таким добрым, и еще я подумала, что вы все равно ничего не сможете сделать. Не скажи вы, что вы иностранец на покое, я бы и словом не обмолвилась! Но обещайте мне вот что: если меня найдут мертвой, попросите вашего друга-полицейского не искать моего убийцу. – Она закрыла глаза и сложила руки ладонями вместе. – О, пожалуйста, пусть никто не раскрывает их ртов! Это преступление должно остаться нераскрытым. Обещайте, что передадите это вашему другу-полицейскому и заставите его согласиться! Если вам небезразлична справедливость. Пожалуйста, сделайте, как я вас прошу.

Она метнулась к двери. Пуаро встал, чтобы последовать за ней, но, оценив расстояние, которое она покрыла за то время, пока он поднимал себя со стула, тяжело вздохнул и снова сел. Тщетно. Дженни исчезла, растворилась в ночи. Он ее не догонит.

Дверь кухни распахнулась, и появилась Волосы Вразлет с обедом для Пуаро. Запах пищи оскорблял желудок бельгийца; аппетит оставил его бесповоротно.

– А где Дженни? – спросила его Волосы Вразлет, точно он был в ответе за ее бегство. Хотя Пуаро и в самом деле чувствовал себя виноватым. Если бы он двигался немного быстрее или осторожнее выбирал слова…

– Ну это уж слишком! – Волосы Вразлет хлопнула поднос с обедом на стол Пуаро и зашагала к кухонной двери. Толкнув ее, она крикнула внутрь: – Эта Дженни смылась, не заплатив за чай!

– Но за что еще ей предстоит платить? – пробормотал себе под нос Пуаро.

Ровно минуту спустя, после краткой и неудачной попытки заинтересовать себя говяжьей котлеткой с вермишелевым суфле, Пуаро постучал в дверь кухни «Плезантс». Волосы Вразлет открыла ему, но загородила собой узкую щель между косяком и дверью так, что он не видел ничего, кроме ее стройной фигуры.