Жорж Сименон - Бедняков не убивают… Страница 2

– Бедняга!..

Не потому, что он умер, но потому, что жил!

– Кстати, как его звали?

– Трамбле… Морис Трамбле… Сорок восемь лет… Жена сказала, что он служил кассиром в какой-то торговой фирме на улице Сантье… Вот… Я записал: «Куврэр и Бельшас, басонная торговля…»

И ко всему еще басонная торговля – шнуры, позумент и прочее для гробов и катафалков!

– Знаете-ли, – рассказывал полицейский комиссар, – сначала я подумал, что это она его убила… Не разобрался спросонок, меня ведь с постели подняли, я только-только уснул… А тут такое творилось… Дети говорят все разом, она на них кричит, чтобы замолчали, повторяет мне по двадцать раз одно и то же – примерно то самое, что и вам рассказывала, – я и решил, что она либо придурковатая, либо и вовсе сумасшедшая. А тут еще мой бригадир вздумал ее допрашивать, «на пушку» взять хотел. Он ей: «Я вас не об этом спрашиваю, я вас спрашиваю, почему вы его убили?» А она ему: «Почему?.. Да чем же это было мне его убивать?»

На лестнице соседи собрались… Здешний врач скоро принесет мне свое заключение. Он меня надоумил: утверждает, что выстрел был произведен на расстоянии и что стреляли, несомненно, из какого-то окна напротив… Я и послал своих ребят в отель «Эксельсиор».

Коротенький припев все вертится и вертится в голове у Мегрэ:

«Бедняков не убивают…»

Тем более бедняков, которые сидят в нижнем белье на краю супружеской кровати и скребут свои натруженные подошвы!

– И вы что-нибудь обнаружили там, в доме напротив?

Мегрэ внимательно осматривал окна отеля «Эксельсиор», впрочем, вернее было бы назвать его не отелем, а меблированными комнатами. Черная под мрамор табличка оповещала: «Номера на месяц, на неделю и на сутки. Горячая и холодная вода».

Бедность была и здесь. Но точно так же, как в доме, где жили Трамбле, как и в их квартире, это была не та бедность, которая может служить подходящим фоном для драмы. Бедность была здесь благопристойная, прилично и чистенько причесанная под скромный достаток.

– Я начал осмотр с четвертого этажа, все постояльцы уже лежали в постелях. Пришлось моим ребятам их побеспокоить. Представляете, какой поднялся шум. Хозяин разбушевался, грозил, что будет жаловаться. Тут мне пришла мысль заглянуть на пятый. И там, как раз напротив нашего с вами заветного, так сказать, окошечка, я обнаружил комнату, в которой никого не было, хотя она вот уже целую неделю числится за неким Жозефом Дамбуа. Я допросил швейцара, дежурившего ночью, и он вспомнил, что незадолго до полуночи выпустил из отеля какого-то человека, но кто это был, он не знает…

Мегрэ наконец решился открыть дверь в спальню, где у изножия кровати, головой на коврике, ногами на голом полу все еще лежало тело убитого.

– Пуля, видимо, попала в сердце, и смерть наступила почти мгновенно… Я полагаю, лучше будет дождаться нашего судебного врача: надо, чтобы пулю извлек он. С минуты на минуту он должен прибыть вместе с господами из прокуратуры…

– В одиннадцать часов… – рассеянно проговорил Мегрэ. Было четверть одиннадцатого. На улице, как и прежде, торговались у тележек хозяйки, в знойном воздухе стоял нежный аромат фруктов и зелени…

«Бедняков…»

– Карманы вы у него обыскали?

Обыскал, ясно и так – на столе беспорядочной грудой лежала мужская одежда, между тем как, по словам жены, Трамбле аккуратно сложил на ночь все свои вещи.

– Здесь все… Кошелек… Сигареты… Зажигалка… Ключи… Бумажник – в нем сотня франков и фотографии детей…

– Что соседи?

– Мои ребята опросили всех в доме… Трамбле живут в этой квартире двадцать шесть лет… Когда появились дети, они заняли еще две комнаты… Собственно, о них и сказать нечего… Обыкновенная, размеренная жизнь… Никаких особенных событий… Каждый год, в отпуск, ездят на две недели в Канталь, к Трамбле на родину… У них никто не бывает, если не считать редких визитов сестры мадам Трамбле. Обе женщины – урожденные Лапуант и тоже родом из Канталя… Трамбле выходил из дому каждый день в одно и то же время. На работу ездил в метро, со станции Вильер… В половине первого возвращался, через час уезжал обратно и приезжал вечером, в половине седьмого…

– Чушь какая-то! – проговорил Мегрэ. Восклицание вырвалось у него почти безотчетно. Действительно чушь. Преступление, в котором не было никакого видимого смысла.

Ничего не украли… Даже не пытались украсть… И все же это не было случайное убийство. Отнюдь. Его тщательно подготовили: пришлось снять комнату в отеле напротив, раздобыть пистолет, возможно, даже пневматическое ружье…

Тут действовал кто-то не случайный. И не ради какого-то там бедняги идут на такое дело… Да, но ведь Трамбле был именно из тех бедняг, о которых говорят: какой-то там…

– Вы не подождете людей из прокуратуры?

– Я непременно вернусь до того, как они уедут. Останьтесь, пожалуйста, чтобы ознакомить их с делом…

За стеной снова шумно завозились, догадаться было нетрудно: мадам Трамбле, урожденная Лапуант, воевала со своими детьми.

– Кстати, сколько их у нее?

– Пятеро… Три сына и две дочки… Один сынишка этой зимой заболел плевритом, и сейчас он в деревне у родителей Трамбле… Ему скоро четырнадцать…

– Идем, Люка?

Мегрэ сейчас отнюдь не улыбалась перспектива увидеть снова мадам Трамбле и услышать унылое: «Такое могло случиться только со мной».

Он тяжело спустился по лестнице мимо открывавшихся одна за другой дверей, позади которых слышался быстрый шепот. Он хотел зайти к угольщику выпить вина, но в лавчонке было полно любопытных, ожидавших прибытия чиновников прокуратуры, и Мегрэ предпочел дойти до улицы Батиньоль, где о ночной драме ничего не знали.

– Что ты будешь пить?

– Займись-ка этим типом из отеля «Эксельсиор»… Ты, разумеется, найдешь там не очень-то много, потому что обделать такое дельце, как он его обделал, это… Эй, такси!..

Тем хуже для бухгалтерии. Было слишком жарко, чтобы париться в метро или стоять на углу в ожидании автобуса.

– Встретимся на улице Де-Дам… А нет, так после обеда на набережной…

Бедняков не убивают, черт побери! А если уж убивают, так не по одиночке, а целыми партиями, устраивают войну или мятеж. Если же бедняку случается кончить жизнь самоубийством, то вряд ли он станет добывать для этого пневматическое ружье и уж конечно не застрелится в ту минуту, когда сидит на постели и чешет пятки.

Будь Трамбле не уроженцем какого-то там Канталя, носи он звучное иностранное имя, можно было бы еще заподозрить его в принадлежности к некой неведомой тайной организации его соотечественников…

Да и не был он похож на тех, кого убивают. Лицо не такое, вот в чем загвоздка! Это-то и озадачивало. А вся обстановка? Эта квартира, жена, пятеро детей, муж в нижнем белье, «ф-р-р-ф-р-р», с каким пролетела пуля…

Верх такси был откинут, и Мегрэ курил свою трубку, время от времени пожимая плечами. В какое-то мгновение мысли его обратились к мадам Мегрэ. «Бедняжка!» – скажет она и при этом непременно вздохнет. Когда умирает мужчина, женщина всегда сочувствует женщине.

– Нет, номера я не знаю… Да, улица Сантье… «Куврэр и Бельшас»… Наверно, что-нибудь солидное. Этакий почтенный торговый дом, рождения тысяча восемьсот какого-нибудь года…

Он не понимал, и это злило его. Злило потому, что он не терпел непонятного… Улица Сантье была забита людьми и машинами. Притормозив, шофер заговорил с прохожим, чтобы узнать об адресе, и в эту минуту Мегрэ увидел на фасаде одного из домов выведенные красивыми золотыми буквами слова: «Куврэр и Бельшас».

– Подождите меня. Я недолго.

Собственно, он не знал, надолго ли, но жара совсем разморила его. Да и как было не разморить, когда почти все его товарищи по работе и даже все инспектора были в отпуске и когда сегодня с утра он рассчитывал поблаженствовать на досуге у себя в кабинете!

Второй этаж. Анфилада темных комнат, чем-то напоминающих ризницу.

– Могу я видеть мосье Куврэра?

– По личному делу?

– По сугубо личному.

– Весьма сожалею. Мосье Куврэр умер пять лет назад.

– А мосье Бельшас?

– Мосье Бельшас уехал в Нормандию. Если угодно, вы можете поговорить с мосье Мовром.

– Кто это?

– Доверенное лицо фирмы Он сейчас в банке, но скоро вернется…

– Скажите, а мосье Трамбле здесь?

Недоумение:

– Простите, как вы сказали?

– Мосье Трамбле… Морис Трамбле…

– Я такого не знаю.

– Ваш кассир…

– Нашего кассира зовут Мажин, Гастон Мажин…

«Вот так история с географией!? – подумал Мегрэ. Положительно, его так и преследовали сегодня трафаретные фразы.

– Вы будете ожидать мосье Мовра?

– Да, придется.

Сидеть и нюхать приторный запах галантереи и картонных коробок. К счастью, это продолжалось не слишком долго. Мосье Мовр оказался шестидесятилетним господином, одетым с головы до ног во все черное.