Глэдис Митчелл - Тайна Камня друидов Страница 2

– Что могло заставить вашего кузена сорваться с места? – сурово спросил адвокат, нарушив ход мыслей Редси. – Каков был мотив?

Джим неуверенно улыбнулся. Адвокат заметил, как растерянно он шевелит пальцами.

– Мотив? – Словечко резануло слух Джима, как зловещее. – В каком смысле мотив?

Прежде чем адвокат успел ответить, звуки за сценой, как выражаются в театре, оповестили о приближении единственной родственницы Джима. Важно было то, что Джим впервые за всю свою жизнь был рад ее появлению. Еще из двери библиотеки она капризно потребовала чаю.

Миссис Брайс Харрингей была, что называется, роскошной женщиной: рослой, крупной, энергичной. Ввиду своего родства с отсутствующим Рупертом Сетлеем она без стеснения требовала от него гостеприимства, вторгалась в его дом, требовала, чтобы ей прислуживали его слуги, возили его машины, чтобы еда в его доме соответствовала ее вкусам. Так происходило лето за летом с удручающей регулярностью. Руперт ненавидел ее от всей души, Джим тоже. Это было единственной связующей нитью между двумя этими совершенно несхожими натурами. В чем сходились двоюродные братья, так это в том, что любой компании, даже самой веселой, категорически противопоказано присутствие их тетки. И наоборот, оба были готовы терпеть любую скуку, проявлять полную покладистость, лишь бы ее не было рядом. Они сходились также в том, что ее поведение на людях совсем немного недотягивает до безумства сумасшедшей, уверенной, что она воплощает собой гибрид Лорелей Ли и царицы Савской. Если бы Джиму предоставили выбор между чумой и беседой с тетей Констанс, то он без размышлений выбрал бы чуму вместе со всеми неприятностями.

Миссис Брайс Харрингей неизменно сопровождал в ее набегах на Мэнор-Хаус сын Обри, приятный умный мальчик, и шпицы Мария и Антуанетта, которых тоже можно было бы назвать приятными и умными, если бы не то неистовство, с каким их нежила хозяйка и с каким их сторонились чужие люди. От злобного тявканья Марии и Антуанетты никому не было житья, а тут еще их склонность к воровству! Джим Редси не знал толком, распространяется ли его ненависть к тетушке Констанс на ее собачонок или он не выносит шпицев даже сильнее их хозяйки. Когда выпадало свободное время, Джим Редси был не прочь поломать голову над данной проблемой. Джим был тугодумом.

На сей раз тетушка предстала перед ним без тявкающего сопровождения. Потребовав чаю, она опустила свои сто восемьдесят с лишним фунтов богоподобной плоти в удобное кресло, грациозно расправила воздушные, но обильные одеяния, скромно сложила руки на коленях, выпрямила спину, осуждающе уставилась на Джима Редси и ядовито осведомилась:

– Что такое, Джеймс?

– Разрешите вам представить: мистер Теодор Грейлинг, – пролепетал Джим, избегая ее взгляда василиска.

– Я уже давно знакома с мистером Грейлингом, – холодно заметила тетушка и ослепительно улыбнулась адвокату семейства, демонстрируя мастерство своего дантиста. – Ты мог бы сам об этом догадаться. – Племянника она не сочла нужным слепить улыбкой.

– Конечно, тетя Констанс, – взволнованно отозвался Джим.

– Но для этого, – продолжила она, – нужно обладать разумом хотя бы летучей мыши. Тебе, конечно, до этого далеко. А теперь послушай меня: я сделала пугающее открытие!

Джим издал нечто среднее между стоном и воплем страха. Адвокат и миссис Брайс Харрингей опасливо покосились на него и переглянулись.

– Но знаете ли… Одним словом… – залепетал Джим. – Я хочу сказать, что все только к лучшему. Все выпадающие нам испытания делают нас сильнее… и все такое прочее.

– Согласна, – холодно промолвила миссис Брайс Харрингей. – Похоже, мне действительно предстоит испытание. Твоя внезапная вспышка симпатии чрезвычайно трогательна, тем более что с леди, о которой идет речь, ты незнаком.

– Что? – пробормотал Джим, доставая цветастый шелковый платок и вытирая себе лоб. – Какой душный день! Что? Леди? – Он с трудом скрывал облегчение.

– Миссис Лестрендж Брэдли поселилась в Стоун-Хаусе.

Глава II

Фарс июньским днем

– Мама, – рассказывал Обри Харрингей, подбирая четвертый мячик и кладя его в веревочную сумку, – ходячий справочник «Кто есть кто», знает все обо всех.

– Все собрал? – спросила его Фелисити Брум, шаря ракеткой в кустах.

– Все четыре: К – Ксенофонт, П – Пандора, К – Сивилл Торндайк, и этот, с черной полоской – Кью, Куинс.

– Я не поняла про «К», – призналась Фелисити, начав снимать теннисную сетку.

– Сивилл Торндайк. Ты не видела ее в театре «Хаммерсмит Аполло» в роли Мегеры Кэтрин?

– Не видела! Лучше не рассказывай, а то я обзавидуюсь. Не будешь? – Фелисити обворожительно улыбнулась.

– Твой отец не театрал? Моральные ограничения, наверное?

– При чем тут мораль? Отец – священник, – ответила Фелисити без малейшего раздражения. – Театр нам не по карману, только и всего. Так что ты говорил о своей матери?

– Сейчас она вдалбливает преподобному гостю свой катехизис. «Как ваша фамилия, де Вир или Снукс? Откуда взялась эта фамилия? Ваши предки пришли вместе с Вильгельмом Первым или…»

– С кем?

– Ну, с Билли. Его еще играл Гарольд Годуинсон. Разве ты не знаешь английскую историю?

– Идиот! Давай дальше.

– Стоит ответить, что твои предки не пришли с Билли, и она поинтересуется, не торговал ли твой папаша говядиной в Великую войну… Интересно, будут ли к чаю сандвичи с огурцом? Если твоя фамилия Снукс, тебе не позавидуешь.

Фелисити уселась посреди корта и прикрыла глаза узкой загорелой ладошкой.

– Никакой он не преподобный, – заявила она, наблюдая за Теодором Грейлингом, которого царственная миссис Брайс Харрингей лично водила от клумбы к клумбе. Ее громкий сочный голос долетал до корта, но слов разобрать было нельзя.

– Откуда ты знаешь? – спросил Обри, садясь рядом с Фелисити и обнимая свои коленки в белых фланелевых штанинах.

– Не вижу пасторского воротника. Сам посмотри, малыш. Я иду мыться перед чаем, а ты?

– Давай пройдем через библиотеку. Окна открыты. Думаю, там старина Джим. Сегодня он в тоске, ты заметила?

– Да, он не в духе, – согласилась Фелисити, вставая вместе с Обри. – Он такой бледный, уставший! А ведь обычно в приподнятом настроении.

– Честно говоря, я его плохо знаю. Его мать и мать старины Руперта никогда не ладили, а мой отец – он приходился им обеим братом – был отлучен от наследства за проказы с девушками в молодости. Моя мать, выйдя за него, вправила ему мозги. Он не выносил обеих сестер, так что я почти не знал Джима до этого лета.

– Но он тебе нравится? – спросила Фелисити по пути к дому.

– Более или менее, – ответил Обри, зажимая ее ракетку под мышкой вместе со своей и пропуская Фелисити вперед на ступеньках, ведущих к высоким, от пола, французским окнам.

Джим Редси, еще не пришедший в себя после слов своей тетки, при их появлении оживился.

– Привет, Джими! – воскликнула Фелисити. – Вы в порядке? Вы такой бледный!

– Солнечный удар, наверное, – с вялой улыбкой простонал Джим. – Полагаю, вы оба хотите чаю? Не позвонишь, Худыш? Твоя мамаша только что заехала мне прямо под дых, так что у тебя передо мной должок. Я уже подумал, что разразилась какая-то трагедия, но она всего лишь узнала, что на другом конце деревни, в Стоун-Хаусе, поселилась какая-то Лестрендж-дальше-не-помню. Похоже, твоя мамаша ее терпеть не может.

Смуглый мальчик усмехнулся:

– Не знаю, почему ее слова так вас сразили, но, как я погляжу, вас от них чуть не стошнило.

– Вам не дурно, Джим? – по-матерински всполошилась Фелисити. – Вы сейчас какого-то пугающего бело-зеленого цвета! Бедняжка, такой ужасный вид!

– Да уж, краше в гроб кладут, – поддержал Обри. – Уверены, что вам не нужна помощь?

– Уверен, благодарю, – отрезал Джим. – Как насчет чаю?

– Давайте на лужайке! – предложила Фелисити. – Там сейчас чудесно! Только сначала умойся, Обри.

– Все равно ты не можешь сказать это голосом Ивонны Арно из «Кучи денег», – усмехнулся Обри и, выходя следом за Фелисити из комнаты, нажал на звонок.

Распорядившись, чтобы стол накрыли на лужайке, Джим Редси перекинул ноги через подлокотник кресла и зажмурился. Его мысли стали еще более тревожными, и он, открыв глаза, уставился невидящим взглядом на стеклянные дверцы книжного шкафа. В них отражались тетка и адвокат, занятые разговором, – вернее, миссис Брайс Харрингей читала проникновенным голосом лекцию о розах, а адвокат завороженно внимал ей.

Джим прищурился. Не этого ли шанса он весь день дожидался? Молодежь убежала, старики увлечены друг другом и удаляются по лужайке. Не воспользоваться ли ему удобным случаем и незаметно удрать?

Джим подкрался к окну и, прячась за занавеской, посмотрел в щелку. Тетка и адвокат брели в сторону от дома, в направлении каменных горок, засаженных швейцарской горной растительностью, с которой экспериментировал прежний садовник Руперта Сетлея. Миссис Брайс Харрингей по-прежнему не закрывала рта: теперь темой ее вдохновения стал сад с горками.