Жорж Сименон - Черный шар Страница 2

Хиггинс доказал, что честен и трудолюбив; вот ему и доверили заведовать целым магазином.

А те дела, которые он добровольно взваливает на себя после работы, — они тоже нелишние. Он ведь теперь не сам по себе, он — житель Уильямсона, член местного общества.

Может быть, не самый важный, но с ним все же считаются: в клубе «Ротари» его избрали заместителем секретаря.

А еще его пригласили в новый школьный комитет, и он принял на себя обязанности казначея, отнимающие у него не меньше двух вечеров в неделю.

Ему не нужны звания и титулы, ему не быть председателем или вице-председателем — это удел других. Но он изо всех сил старается приносить пользу, и каждый знает: на него можно положиться.

— Спокойной ночи, па.

— Спокойной ночи, сынок. Дейв дома?

— Мама отпустила его в кино.

— А Флоренс?

— Наверняка у Люсиль.

Сразу после школы Флоренс поступила работать в банк и работает там уже год. Теперь отец еще меньше знает о ее жизни. Здесь она спит, завтракает и ужинает, но при этом ведет себя так, словно снимает комнату с пансионом. Мать принимает это как должное.

— Пойду докончу газон, — сказал Хиггинс и вышел.

Темнота уже мешала работе, и соседские газонокосилки затихли. Хиггинс завел машинку в гараж, в глубине которого оборудовал себе мастерскую. Только в этом уголке он и чувствует себя по-настоящему дома — может быть, потому, что вещи здесь уже не такие новые.

Стоило ли им вообще переезжать? Жене новый дом был не так уж и нужен: она неохотно расстается с тем, к чему привыкла. Прежний дом в нижней части городка вполне их устраивал, только вот соседи… Кто жил на их улице? Одни рабочие обувной фабрики, почти все — с иностранными фамилиями.

Дети играли прямо на дороге. Нора присматривала за ними из окна. Чтобы попасть на Мейн-стрит, не надо было выводить машину.

Он верит, что принял тогда правильное решение. Еще несколько минут, от силы час — и Нора в этом убедится: зазвонит телефон или к дверям подъедет машина Карни.

Сегодня Хиггинс чуточку схитрил. Во-первых, еще днем зашел в винный магазин. Этот магазин был филиалом их супермаркета, подчинялся той же дирекции, но располагался в отдельном здании по соседству, и распоряжался там свой управляющий.

— Бутылочку шампанского, мистер Лэнгролл.

Хиггинс ожидал, что продавец удивится, и заранее напустил на себя игривый вид.

— Хочу сделать сюрприз друзьям, вернее, другу.

— Какое вам угодно шампанское? Французское?

— Самое лучшее.

Бутылка пойдет Биллу Карни, когда тот явится с новостью. Если он позвонит, Хиггинс все равно уговорит его завернуть к ним на минутку. Нора будет в восторге.

Не сказав ей ни слова о бутылке, которую оставил в машине, Хиггинс полез в холодильник за кубиками льда.

— Зачем тебе столько льда?

— Потом скажу.

Сейчас шампанское стоит в ведре со льдом, задвинутом под верстак. Пряча его, Хиггинс посмеивался. Почему же теперь, пока тянется ожидание, мысли его принимают все более мрачный оборот?

Не усталость ли виновата? Хиггинс всю зиму чувствовал, что устал. Перенес на ногах бронхит. Впрочем, для него это обычное дело. Сколько Хиггинс себя помнит, он всю жизнь работал больше других и никогда на это не жаловался, напротив, гордился этим. Работа приносила ему тайное удовлетворение, хотя он и не мог объяснить почему.

И у жены дел хватало: четверо детей, а теперь еще новый дом, может быть, чересчур большой для них. Она тоже никогда не жалуется, но это еще ни о чем не говорит. Ведь она могла бы жить совсем по-другому.

Пожалуй, рада была бы жить по-другому. Он — нет.

Хиггинс наклонился, потрогал бутылку. Этикетка с французской надписью намокла и отклеилась. Он прилепил ее на место: чего доброго, Карни вообразит, что это обыкновенное, калифорнийское.

— Гараж запер?

— Пока нет. Я еще туда пойду.

Она не спросила зачем. Не было у нее этой привычки — изводить мужа вопросами. Порой Хиггинсу даже хотелось, чтобы она спрашивала его почаще. Он пытался припомнить: раньше она тоже не любила задавать вопросы? Но раньше он и сам себе не задавал никаких вопросов: просто радовался, что она вышла за него.

Как и Хиггинс, Нора была родом из Олдбриджа, штат Нью-Джерси. С тех пор, как его перевели в Уильямсон, не прошло еще и десяти лет. В Олдбридже он последнее время работал в местном филиале супермаркета, заведуя фруктово-овощным отделом, а еще раньше, когда они с Норой только поженились, служил там рассыльным.

Нора училась с Хиггинсом в одном классе средней школы. Она отлично его знала и, должно быть, не питала на его счет никаких иллюзий. В школьные годы Хиггинсу в голову не пришло бы куда-нибудь ее пригласить. Нора была из небогатой семьи. Отец заведовал складом, незадолго перед тем потерял жену и женился вторично. От второго брака родились еще двое детей. Нора в школе была нарасхват. Считалось, что она чуть ли не самая красивая и способная. Мальчишки спорили за право сводить ее в кино или на танцы, а она ходила то с одним, то с другим, и долгое время никто не мог похвастать ее благосклонностью. Потом она вдруг стала явно отличать Берта Тайлера.

Хиггинс перебирал воспоминания. Он не ревновал.

Тайлер, конечно, был подонок, но хорош собой, а он?

Непропорционально большая голова, невыразительная физиономия, неуклюжесть, которая так и не прошла с возрастом.

Он не был тогда влюблен в Нору — просто восхищался ею. Вместе с другими мальчишками умирал от зависти к Берту, когда тот вместе с Норой проносился мимо них в своем «hotrod»[1].

После школы Нора уехала в Нью-Йорк. Тайлер тоже исчез.

Почему она вернулась в Олдбридж? Почему буквально кинулась Хиггинсу на шею, когда пришла в супермаркет за покупками и случайно с ним встретилась?

— Ты все еще здесь, Уолтер?

— Как видишь.

— Доволен жизнью?

— Наверно, скоро получу повышение.

— С кем гуляешь?

— Ни с кем.

И он покраснел. От ее взгляда это не ускользнуло, но она продолжала:

— Тогда, может быть, сводишь меня вечером в кино?

Берт Тайлер больше в Олдбридже не появлялся. С самого отъезда о нем не было ни слуху ни духу.

Нора с Хиггинсом поженились лишь через год после той встречи. Он опасался, что заработка его не хватит на двоих, но она настояла на свадьбе.

Теперь их шестеро, а скоро станет семеро, и живут они в новехоньком доме в самом фешенебельном квартале Уильямсона. Кто скажет, что он не умеет работать? Разве жизнь не подсказала его правоту?

Но тогда откуда же у него, зрелого сорокапятилетнего мужчины, это чувство вины? Сейчас Хиггинсу нужно не потерять самообладания, не поддаться панике, иначе ему потом будет стыдно за мысли, которые теснятся у него в голове.

— Опять твой школьный комитет?

— Да.

Он пристроился в углу гостиной за письменным столом, где днем делают уроки сыновья.

Он читал мысли жены: «Опять ты один за всех отдуваешься!»

Хиггинсу вечно поручали самую долгую и нудную работу, требовавшую особой тщательности. Ему-то она не казалась нудной: он сам о ней просил и даже трудность ее расценивал как привилегию.

— Скоро начнут строить?

— Как только утвердят федеральную дотацию.

Это требует долгих разъяснений, да они вряд ли и заинтересуют ее.

— Включи телевизор. Он мне не помешает.

— Не хочу.

— Ляжешь спать?

— Нет, дождусь Дейва.

Уже десятый час. Что они там в «Загородном клубе» так тянут? Хиггинс дружит только с Биллом Карни, но знаком и с остальными. У кого в комитете есть причины голосовать против него? Таких вроде нет.

Доктор Роджерс — их домашний врач. Сколько раз Хиггине его вызывал, особенно к детям! И всегда он хоть на минутку присаживается в гостиной, а жена доктора — постоянная покупательница супермаркета.

К адвокату Олсену не так просто подступиться: этот всем дает понять, что он важная птица и родился не где-нибудь, а в Бостоне. Адвокат много пьет. Ему шестьдесят пять, он женат уже в третий раз, и один из его сыновей дружит с Дейвом.

Есть еще Луис Томази, владелец фешенебельной гостиницы «Белая лошадь» на Хартфордском шоссе. Томази должен голосовать за Хиггинса хотя бы из солидарности: он тоже начал с самой нижней ступени — был когда-то официантом в баре.

Остается Оскар Блейр, обувной фабрикант. Благородная внешность, белоснежная седина. С одиннадцати утра неизменно пьян и при этом ухитряется просиживать целые дни у некой разведенки, матери пятерых детей.

Пора бы Карни и позвонить. То, что он медлит, — дурной признак. Хотя, скорей всего, они там, по обыкновению, сидят, пьют, болтают, и у Карни просто вылетело из головы, что его друг мучительно ждет звонка.

Карни занимается политикой. На последних выборах в Хартфорде его избрали в сенат штата, но он ничуть не занесся. Хиггине встречал его у парикмахера, потом на завтраках в клубе «Ротари». Он и с остальными виделся бы почаще, если бы не уклонялся от выпивок и вечерних коктейлей.