Ипполит Рапгоф - Тайны японского двора Страница 2

Напряжение достигло своего апогее, когда в салон вошел офицер английской службы Эйтонг и сообщил, что, насколько ему известно, барон находился в тесной дружбе с одной принцессой, с которой он его часто видел в Париже.

Как барон познакомился с нею и кто она, Эйтонг благоразумно умолчал.

Эйтонг также знал веселый нрав барона и рассказал несколько эпизодов из жизни этого Дон-Жуана, слышанных им в Париже.

— Однажды я сидел в чайном домике, как раз в это время ко мне подошел барон и пригласил проехаться к Оссувскому храму. Так как я новожен и меня, как заметного обывателя Нагасаки, хорошо знают, то я не особенно охотна согласился на это предложение. Но барон настаивал так упорно, что я, не желая ему сделать неприятное, согласился. На сей раз барон был в каком-то особенном настроении. Всю дорогу он молчал; лишь подъезжая к величественному подъему перед горой Оссувского храма, барон мне указал на роскошную беседку в китайском стиле:

— Вот тут я провел одну незабвенную ночь. Знаете, Эйтонг, каждый раз, когда я подъезжаю к этим местам, меня охватывает страшное волнение. Я положительно не понимаю, почему меня так влечет сюда, и в тоже самое время я точно предчувствую что-то роковое, таинственное. Представьте, я, как вы знаете, познакомился тут с двумя гейшами.

— Как же, знаю, — ответил я.

Барон замолчал. Видно было, что он углубился в свои мысли.

— В особенности странно со мной обращается «Фиалка». Она, хотя и не ревнует подругу, но сама несколько раз намеками предостерегала меня, говоря: «У нее сердца нет, она очень умна, она хитра, но… будь осторожен, говори поменьше, она коварна и лжива».

Что все, эти предостережения означают, я положительно понять не могу, но эта маленькая гейша имеет такие драгоценности, которым могла бы позавидовать любая принцесса. Ах, она очаровательна, это маленький черт в юбке! Это целый кратер страстей, и притом она так молода, ей нет еще семнадцати дет!

Тут он снова задумался и даже взгрустнул, что с ним бывало очень редко.

Но вот мы подъехали к «Цветочному садику».

— Ах! расскажите, расскажите подробнее, что там делается! — пристали к нему дамы. — Мы там ни разу не были, нас ведь туда не пустят.

Но Эйтонг был, видимо, не расположен вдаваться в детали и промолчал.

Тогда глава устремились на Дюшара, который нервно вертел в руках брелоки и цепочку от часов.

— Да, господа, — промолвил он, вздохнув. — Я уже с прошлого года замечаю, что у нас тут творится что-то неладное: исчезают люди, находят покойников, почта вскрывает корреспонденцию, являются какие-то таинственные шпионы.

— Шпионы?

Присутствующие переглянулись.

Он промолвил с ударением:

— Куда мы идем? Непонятно. Во всяком случае, ясно, что мы находимся накануне каких-то событий. Даже некоторые иностранцы служат японскому правительству в роли секретных шпионов, agents provocateurs…[1]

Тут в свою очередь побледнел Эйтонг и, не проронив ни слова, встал и начал прощаться.

Его никто не удерживал.

Как только он ушел, графиня Иотава обратилась к капитану Дюшару:

— Скажите откровенно, капитан, неужели вы думаете, что наш прелестный барон погиб?

Он ответил категорически:

— Я почти убежден, что не только он, но и еще некоторые лица погибли. Вообще говоря, эти роковые происшествия должны быть для нас предостережением.

— Почему?

— Не забудьте, господа, что мы находимся накануне великих политических осложнений между Японией и Россией, а в такие моменты шпионы обнаруживают усиленную деятельность.

— Что же из этого следует?

— А то, что подозрительность японского правительства сейчас дошла до колоссальных размеров. Мне рассказывали, что в Токио арестовали одного туриста-француза только потому, что он снимал при помощи своего «кодака» виды окрестностей. Его продержали больше недели под арестом. Только благодаря счастливой случайности удалось об этом узнать французскому консулу, который настоял на освобождении.

— Неужели, капитан, вы придаете катастрофе с бароном также политическое значение? — спросили некоторые.

— Определенного я ничего не могу сказать, но думаю, что подобная версия возможна.

Против этого энергично запротестовал маркиз.

— Позвольте с этим не согласиться, — отозвался он.

— Вы сомневаетесь?

— Да, сомневаюсь и на то у меня имеются веские причины.

— Какие?

Маркиз пожал плечами.

— Политика здесь не причем. По моему, скорей следует приписать исчезновение какому-нибудь роману.

— Нет ли тут акта мести из ревности? — спросила графиня.

Никто не отвечал.

О пикнике точно забыли и лишь веселый, вечно остроумный виконт Дарьяр обратился к маркизу:

— Все это грустно, однако, мы помочь горю не в силах. Господа, вы знаете мой девиз: «Торопиться жить». Жизнь так коротка, так преисполнена роковых пертурбаций, злоключений и несчастий, что следует пользоваться каждым моментом для наслаждений. Вы здесь все носы повесили. Барону мы не поможем: он, быть может, в лучшем из миров, хотя также вероятно, что он на какой-нибудь яхте блаженствует в обществе прекрасной «Фиалки». Так не лучше ли, господа, поехать всей компанией к Оссувскому храму? Вблизи него находится и прекрасная таверна маэстро Галине. Он великолепно кормит, да и вино у него недурное. Мы, мужчины, произведем веселое следствие в роковом «Цветочном садике», а вы, mesdames, обождете нас в ресторане.

Предложение было подхвачено всем обществом с большим воодушевлением и дамы немедленно поднялись со своих мест.

— В самом деле, блестящая идея! — Вы нам, понятно, расскажете, что увидите в «Цветочном садике», со всеми подробностями, — сказала графиня Иотава.

— Господа, захватите побольше револьверов, — просила, вздыхая, еще совсем юная баронесса Лимерт, жена одного из вице-консулов Нагасаки.

— Не брать же нам, дорогая баронесса, еще кавасов[2], — ведь это было бы уже слишком осторожно, — не без ядовитой улыбки произнесла графиня Иотава.

— А что вы думаете? Весьма возможно, что и так, — вступился маркиз. — Береженого Бог бережет.

— Ехать так ехать, гулять так гулять, — крикнул Дарьяр.

В ожидании экипажа маркиз велел подать вина.

I. Юбилей микадо

Город Токио принял необычно праздничный вид.

Особым оживлением отличался путь к дворцовому парку — резиденции микадо.

Здесь сегодня должно было состояться юбилейное торжество по случаю перенесения столицы в Токио.

Ровно тридцать пять лет тому назад, микадо особым указом избрал Токио своей столицей и постоянной резиденцией.

Под общим названием Токио следует понимать группу трех совершенно разнородных частей города. На первом плане стоит модный царский городок Токио.

Подобно всем историческим городам, и тут имеется свой так называемый Старый город, который мы назовем издревле присвоенным именем Иеддо, а затем идут прилегающие к реке Сумидагама, расположенные на холмах пригороды и деревни, которые мало-помалу увеличивают центр города.

Токио с его модными постройками уже начинает распространяться на Старый город. Нигде не сказывается в такой сильной степени борьба новых и старых течений, как именно в самом Токио. Тут мы видим, как старая Япония тщетно оппонирует модной европейской культуре.

Но эта оппозиция настолько слаба, что с уверенностью можно сказать, что не пройдет и десятка лет и Токио не только не уступит в смысле благоустройства Парижу или Берлину, но по всей вероятности превзойдет даже модные американские города.

Микадо во главе японского правительства всеми силами стремится к европейской культуре, подражая всем новшествам Западной Европы, в то время как строго консервативный народ всеми силами старается сохранить образ мыслей своих праотцев, продолжая, согласно преданию, обожествлять личность микадо.

Все-таки давление свыше не встречает активной оппозиции. Народ ропщет, но подчиняется требованиям микадо, и вслед за столицей и крупными городами Япония все более и более принимает вид европейского государства.

Почему именно покойный и нынешний микадо облюбовали Иед-до для своей резиденции, неизвестно. Иокагама, по своему географическому и торговому значению, бесспорно более подходила бы для этой цели.

Гавань Токио почти непригодна для крупных кораблей, так как ее фарватер постоянно заносится песками. Чтобы устранить этот недостаток, Токио соединили каналом с гаванью Иокогама.

Иокогама является естественной столицей этого островного государства, и учреди покойный микадо там свою резиденцию, в настоящее время мы бы увидели здесь второй Нью-Йорк. Следует еще к этому прибавить, что побережье Иокогамы чрезвычайно сухо и местность окружающая прекрасна в санитарном отношении, в то время как почва Токио, подобно Петербургу, болотиста. Так, в 1520 году, даймио Уджисума, закладывая тут свою крепость, вынужден был вогнать в почву тысячи мачтовых свай и только после этого приступить к первой кладке гранита.