Адриан Дойл - «Золотой охотник» Страница 2

Пастор замолчал и огляделся. В дверь настойчиво постучали. Она отворилась, и мы увидели поверх плеча миссис Хадсон худенького человечка с крысиным лицом, одетого в клетчатый костюм и в шляпу-котелок. Когда его жесткие голубые глаза остановились на мистере Эппли, он не смог сдержать удивленный возглас.

— У вас, Лестрейд, — сказал Холмс унылым голосом, — есть дар появляться на сцене именно в приятно драматический момент.

Сыщик из Скотленд-Ярда покраснел

— Возможно, мистер Холмс, возможно! Однако на этот раз всякие сомнения исключены. Имеется как мотив преступления, так и благоприятный момент. Нам известен виновный. Остается только выяснить, каким образом он все это осуществил.

— Я же говорю вам, что мой несчастный племянник… — растерянно произнес пастор.

— Я не называл его имени, и вообще никаких имен.

— Но вы убеждены в его виновности с тех пор, как узнали, что он был врачом Трелони!

— Вы забыли упомянуть о его репутации, мистер Эппли! — угрожающе сказал Лестрейд.

— Он дикарь — да, романтик, импульсивный человек, если хотите. Но хладнокровный убийца? Нет! Никогда! Я знаю его с колыбели!

— Ладно, посмотрим! Мистер Холмс, я хотел бы вам сказать пару слов.

В течение этого диалога между нашим несчастным клиентом и инспектором Лестрейдом Холмс глядел в потолок с тем отрешенным, мечтательным выражением лица, которое мне было хорошо знакомо: оно появлялось всякий раз, когда он начинал понимать, что тонкая нить, ведущая к истине, вплетенная в сеть очевидных фактов и подозрений, была в пределах его досягаемости. Он резко встал и повернулся к пастору.

— Я полагаю, сегодня вы возвращаетесь в Сомерсет?

— Да, поездом в два тридцать от Паддингтона… — ответил тот и поднялся. — …Следует ли мне понимать, дорогой мистер Холмс?..

Его лицо слегка покраснело.

— Доктор Уотсон и я поедем с вами. Будьте добры попросить миссис Хадсон вызвать фиакр, мистер Эппли.

Наш клиент поспешно бросился вниз по лестнице.

— Это довольно странное дело, — проговорил Холмс, набивая кисет табаком из персидской туфли.

— Я очень обрадован тем, что вы наконец-то видите его таким, дорогой друг, — ответил я, — потому что мне показалось, будто сначала у вас едва хватило терпения выслушать этого достойного пастора, особенно когда он отвлекался в сторону своих медицинских устремлений и своей рассеянности, из-за которой он мог бы удалять камни из почек у простуженного.

Эффект этого невинного замечания был невероятен. Холмс буквально подскочил.

— Клянусь Юпитером! — воскликнул он. — Как всегда, Уотсон, ваша помощь неоценима!. Хотя сами вы — не особенно светлый ум, но вы — проводник света!

— Я помог вам, заговорив о почечных камнях пастора?

— Именно.

— Но послушайте, Холмс…

— В данный момент я ищу некоторое собственное имя, — перебил он. — Да, несомненно, мне надо найти это имя. Не могли бы вы передать мне справочник на букву «Б»?

— Но Холмс, в этой истории имя ни у кого не начинается на букву «Б»!

— Правильно. Я это знал. Ба… Бар… Бартлетт! Хмм! Ах, этот славный старый справочник!

После недолгого чтения Холмс закрыл книгу и уселся, постукивая своими длинными тонкими пальцами по выцветшей обложке.

— Мне недоставало некоторых сведений, — небрежно бросил он. — И пока не все еще они у меня найдены.

Лестрейд подмигнул мне.

— А мне своих хватает, — заявил он, широко улыбаясь. — И они меня не обманут. Этот рыжебородый доктор — демон-убийца. Мы знаем, кто убил, и знаем, почему.

— Ну ладно, мистер Холмс, — продолжил Лестрейд по прибытии в Сомерсет, — вы достаточно долго напускали на себя таинственный вид. Даже слишком долго, по мнению доктора Уотсона. Скажите же нам, какова ваша версия.

— У меня нет версии, Лестрейд. Я просто взвешиваю факты.

— Ваши факты пренебрегают преступником.

— Да что вы?! Кстати, мистер Эппли, а какие отношения у мисс Долорес с вашим племянником?

— Очень странно, что вы меня об этом спрашиваете, — ответил пастор. — Их отношения меня печалят — особенно в последнее время. По правде, я должен признаться, что виновата в этом девушка. Безо всяких на то причин она ведет себя в ним просто оскорбительно. Еще хуже то, что свою неприязнь она выставляет на всеобщее обозрение.

— Ах, так? А мистер Эйнсуорт?

— Эйнсуорт очень славный парень, и он не может не сожалеть о таком поведении своей невесты по отношению к моему племяннику. Более того, он воспринимает это почти как личное оскорбление.

— В самом деле? Это очень галантно… Но вот, наверное, и наши гости.

Скрипя в петлях, старая дверь отворилась, и в комнату вошла высокая изящная девушка.

— Который из вас Шерлок Холмс? — вскричала девушка! — А, это вы! И вы, наверное, обнаружили новые улики?

— Я приехал ознакомиться с делом, мисс Дэйл. Я слышал много разного, за исключением того, что же на самом деле произошло в ту ночь, когда… умер ваш дядя.

— Вы нажимаете на слово «умер», мистер Холмс…

— Но послушайте, дорогая. У вас в головке завелись какие-то нелепые подозрения — и все из-за того, что во вторник вечером якобы именно гроза вызвала недомогание у вашего дяди. Но гроза прошла до его смерти.

— Откуда вы это знаете?

— Доктор Гриффин установил, что сквайр скончался в три часа утра. Во всяком случае, в начале ночи он чувствовал себя прекрасно.

— Кажется, вы в этом уверены?

Явно озадаченный молодой человек удивленно посмотрел на Холмса.

— Естественно, я уверен! Мистер Лестрейд, возможно, вам уже сообщил, что в ту ночь я трижды приходил в спальню Трелони. Сквайр вызывал меня.

— Тогда, будьте добры, познакомьте меня с фактами — с самого начала. Возможно, начнет мисс Дэйл…

— Хорошо, мистер Холмс. Во вторник вечером дядюшка пригласил моего жениха и доктора Гриффина отобедать с ним в «Покое славного человека». С самого начала вечера ему было не по себе. Я отнесла это легкое недомогание за счет грозы, которая грохотала вдалеке. Но теперь я спрашиваю себя, не стоило ли отнести его на счет его душевного состояний тревоги и беспокойства. Как бы то ни было, в течение вечера нервное напряжение все возрастало, а когда молния ударила в одно из деревьев в роще, то юмор доктора Гриффина еще усилил это напряжение. «Мне уже пора отправляться домой, — сказал он и шутливо добавил: — И надеюсь, что гроза обойдется со мной милостиво». Доктор Гриффин решительно несносен!.. «Ну что ж, — отвечал на это Джеффри, со смехом, — а нас защитят славные старые громоотводы». Тут дядюшка буквально подскочил на своем стуле. «Молодой глупец! — воскликнул он. — Разве вы не знаете, что в этом доме нет никаких громоотводов?!» И дядюшка так и затрясся — словно человек, потерявший голову от страха.

— Я и не представлял себе, что сказал что-то не так, — простодушно прервал ее Эйнсуорт. — А потом, когда он начал рассказывать нам свои кошмары…

— Кошмары? — заинтересовался Холмс.

— Да. Он хриплым голосом объявил нам, что его преследуют кошмары. В эту ночь его не следовало оставлять одного.

Мисс Дэйл продолжила свой рассказ:

— Дядюшка успокоился только после того, как Джеффри предложил прийти его проведать два или три раза за ночь. Поверьте, это было и в самом деле очень жалкое зрелище! Мой жених приходил к нему… в котором часу это было, Джеффри?

— Первый раз в половине одиннадцатого, потом в полночь и, наконец, в час ночи.

— Вы разговаривали с ним? — спросил Холмс.

— Нет, он спал.

— Почему вы убеждены, что он тогда был еще жив?

— Как многие пожилые люди, сквайр всегда спал с включенным светом. Это было что-то вроде свечи с тростниковым фитилем, которая горела голубым пламенем в подсвечнике перед очагом. Правда, она светила не сильно, но между раскатами грома я слышал его дыхание.

— Когда пробило пять часов, — снова заговорила мисс Дэйл, — … О-о! Я не могу продолжать, — вскричала она, всхлипывая, — Нет, не могу!

— Успокойтесь, дорогая, — не отводя взгляда от девушки, властно сказал Эйнсуорт. — Мистер Холмс, моя невеста пережила жестокое потрясение…

— Может, будет позволено продолжить мне? — вмешался пастор. — На заре я был разбужен сильными ударами в дверь моего дома. Конюх был послан из «Покоя славного человека» с этой ужасной новостью. Он рассказал, что, как обычно, горничная понесла чай своему господину. А когда она открыла занавески, то увидела его лежащим в своей постели без признаков жизни и завопила от ужаса. Выслушав, я быстро оделся и поспешил к сквайру. Когда я вместе с идущими вслед за мной Долорес и Джеффри вошел в комнату, доктор Гриффин, которого вызвали раньше, только что закончил осмотр тела. «Сквайр мертв уже около двух часов, — сказал он. — Но, клянусь, я не могу понять, отчего он умер». Я обошел кровать и начал молиться. Тут я заметил золотые часы Трелони, блестевшие на солнце. Это были часы, заводившиеся без ключа. Они лежали на мраморном столике среди пузырьков и банок с мазями, от которых в запертой комнате был тяжелый дух. Вы знаете, что в минуты кризиса мысль схватывает самые незначительные детали. Иначе как мне еще объяснить свое поведение?.. Подумав, что часы уже остановились, я поднес их к уху. Но часы тикали! Тогда я покрутил завод — через два оборота его заклинило. С другой стороны, даже если бы я и мог повернуть завод дальше, я бы этого не сделал: заводной механизм издал неприятный пронзительный звук, какой-то «кр-р-рак!», который вызвал у Долорес нервный крик. Я помню ее возглас: «Господин пастор, оставьте эти часы! Это как будто… хрип смерти!»