Артур Дойль - Усадьба «Под буками» Страница 2

— Значит, мне придется заниматься только с одним ребенком? — спросила я.

— Нет, нет, милая барышня, — сказал он, — вам придется исполнять также приказание моей жены, понятно, такие, какие приличны для барышни. Вы ничего не имеете против этого?

— Буду рада, если могу быть полезной.

— Отлично. Вот, например, относительно одежды. Мы, знаете, люди со странностями, но с добрым сердцем. Так вот, если мы попросим вас носить то платье, которое дадим вам, вы ничего не будете иметь против этой маленькой причуды? а?

— Ничего, — ответила я, сильно удивленная его словами.

— Не будете обижаться, если будем просить вас сидеть тут или там?

— О, нет!

— А если мы попросим вас остричь волосы?

Я еле поверила ушам. Как видите, м-р Холмс, волосы у меня густые и довольно редкого оттенка каштанового цвета. Мне было бы жаль пожертвовать ими.

— К сожалению, это невозможно, — ответила я. Он пристально взглянул на меня, и я заметила, как тень пробежала по лицу его.

— А я считаю это необходимым, — сказал он. — Это маленькая причуда моей жены, а как вы знаете, сударыня, с женскими причудами приходится считаться. Итак, вы не соглашаетесь остричься?

— Нет, сэр, — твердо ответила я.

— А, отлично… значит, дело кончено. А жаль, потому что в других отношениях вы совершенно подходите к нашим условиям. В таком случае, мне нужно повидать других барышен, мисс Стонер.

Хозяйка сидела все время молча, перебирая бумаги. При последних словах незнакомца она взглянула на меня таким недовольным взглядом, что я невольно заподозрила, что мой отказ заставляет ее терять хорошие деньги.

— Вы желаете оставаться в списке? — спросила она.

— Да, мисс Стонер.

— Но, право, это кажется вполне бесполезным, раз вы отказываетесь от таких превосходных предложений, — резко проговорила она. — Вряд ли вам дождаться другого подобного. Прощайте, мисс Гёнтер.

Когда я вернулась домой, мистер Холмс, и увидела, что в буфете у меня ничего нет, а на столе лежат неуплаченные счета, то невольно спросила себя, не сделала ли я глупости. Ну, если у этих господ какие-то странные причуды, если они требуют необычайного повиновения, то зато они и готовы давать хорошую плату за свои эксцентричности. В Англии гувернантки редко получают сто фунтов в год. Да и к чему мне длинные волосы? Многим очень идут короткие, может быть, пойдут и мне. Через два дня я была вполне уверена, что я сделала большую глупость и подумывала уже переломить свою гордость, пойти в контору и узнать, не свободно ли еще это место, как вдруг получаю письмо. Оно со мной, и и прочту его вам.

«Под буками», вблизи Винчестера.

«Дорогая мисс Гёнтер.

Мисс Стонер была так добра, что дала мне ваш адрес. Пишу, чтобы спросить вас, не переменили ли вы своего решения. Моей жене хочется, чтобы вы согласились жить у нас, так как вы очень понравились ей по моему описанию. Мы согласны давать вам по тридцати фунтов за три месяца — т.-е. 120 ф. в год, чтобы вознаградить вас за мелкие неприятности, причиняемые нашими причудами. Да вообще в них нет ничего затруднительного. Жена любит особый оттенок синего цвета — bleu électrique — и желает, чтобы вы носили платье этого цвета по утрам. Вам не придется тратиться, так как у нас осталось такое платье от нашей дорогой дочери Алисы (которая живет теперь в Филадельфии); оно будет, я думаю, как раз впору вам. Не думаю также, чтобы вам было особенно неприятно сидеть где либо в указанном месте или заниматься, чем вас попросят. Что же касается волос, то, как ни жаль обрезать такие чудесные волосы, я должен настоять на этом; однако, надеюсь, что увеличение жалованья вознаградит вас за потерю. Ваши обязанности относительно ребенка очень легкие, приезжайте же, я буду ждать вас в Винчестере с экипажем. Дайте знать, с каким поездом приедете.

С почтением

Вот, м-р Холмс, письмо, только что полученное мной. Я решилась принять это место. Однако, прежде чем сделать решительный шаг, я обращаюсь к вам за советом.

— Раз вы решились, то нам не о чем и говорить, мисс Гёнтер, — улыбаясь, проговорил Холмс.

— А вы посоветовали бы мне отказаться?

— Признаюсь, я не желал бы видеть свою сестру на таком месте.

— Что это значит, м-р Холмс?

— Ах, у меня нет никаких данных. Я не могу ничего сказать. Может быть, вы сами составили себе какое-нибудь мнение?

— По-моему, возможно только одно предположение. М-р Рюкэстль показался мне очень добрым человеком. Может быть, жена его сумасшедшая и он желает скрыть это, чтобы ее не засадили в лечебницу; он исполняет все ее капризы, чтобы предотвращать приступы бешенства.

— Конечно, это возможное, даже очень возможное предположение. Но, во всяком случае, это не очень-то приятное место для молодой барышни.

— Но деньги, м-р Холмс, деньги!

— Да, конечно, жалованье хорошее, даже слишком хорошее. Вот это-то и тревожит меня. Отчего они дают вам 120 ф., когда любая пойдет за 40? Наверно, есть какая-нибудь основательная причина.

— Я думала, что надо вам рассказать все, чтобы вы поняли, если понадобится потом ваша помощь. Я буду чувствовать себя сильнее, зная, что вы стоите за моей спиной.

— Можете быть спокойны в этом отношении. Дело обещает быть одним из самых интересных за последние месяцы. Тут встречаются совершенно новые черты. Если вы будете в недоумении или опасности…

— Опасности! Какого рода опасности?

Холмс серьезно покачал головой.

— Опасности не будет, если мы сумеем определить, в чем она состоит, — сказал он. — Дайте мне телеграмму, и я приеду к вам во всякое время дня или ночи.

— Этого достаточно, — проговорила она, вставая. Всякое выражение тревоги исчезло с ее лица. — Теперь я совершенно спокойно уеду в Гемпшир. Сейчас же напишу м-ру Рюкэстлю, принесу в жертву мои бедные волосы, а завтра отправлюсь в Винчестер.

Она в кратких словах поблагодарила Холмса, простилась с нами обоими и поспешно вышла из комнаты.

— Ну, эта барышня сумеет постоять за себя, — проговорил я, прислушиваясь к ее быстрым, решительным шагам.

— И отлично, так как, я думаю, ей скоро придется позвать нас, — серьезно сказал Холмс.

Вскоре предсказание моего приятеля оправдалось. В продолжение двух недель я часто думал о мисс Гёнтер. Необыкновенно большое жалованье, странные условия, легкие обязанности, — все было ненормально, все указывало на нечто особенное. Я не мог решить, что это причуда или преступный замысел, не мог решить, что за человек, пригласивший мисс Гёнтер — филантроп или негодяй. Я заметил, что Холмс часто сидел, нахмурив брови, весь погруженный в раздумье, но когда я заговорил о мисс Гёнтер, он только махал рукой.

— Данных, данных! — кричал он. — Без глины не сделать кирпичей, — и заканчивал словами, что не желал бы своей сестре подобного места.

Наконец, поздней ночью, мы получили телеграмму. Я только что собирался уйти спать, а Холмс принялся за свои химические опыты. Я часто оставлял его вечером среди реторт и пробирок и находил его утром в том же положении. Он вскрыл желтый конверт, пробежал телеграмму глазами и бросил ее мне.

— Посмотрите в путеводителе, как идут поезда, — проговорил он, возвращаясь к своим химическим опытам.

Телеграмма была короткая и ясная.

«Пожалуйста, будьте завтра в полдень в гостинице «Черный Лебедь», в Винчестере. Приезжайте. Я ничего не понимаю.

— Поедете со мной? — спросил Холмс, подымая глаза.

— Очень бы хотелось.

— Так посмотрите расписание.

— Есть поезд в половине десятого. В Винчестер приходит в 12 ч. 30 м., - сказал я, просмотрев расписание.

— Отлично. Пожалуй, лучше отложить анализ ацетонов, так как завтра нужно быть вполне свежим.

На следующий день в одиннадцать часов мы подъехали к древней английской столице. Все время пока мы ехали, Холмс рылся в газетах, но после того как мы въехали в Гэмпшир, он отбросил их и стал восхищаться окружавшим нас видом. Стоял идеальный весенний день, По светло-голубому небу с востока на запад неслись легкие белые облачка. Солнце ярко светило, но в воздухе чувствовалась живительная свежесть, вливавшая энергию в душу человека, Повсюду среди свежей зеленой листвы мелькали красные и серые крыши ферм.

— Ну, разве это не прекрасно?! — вскрикнул я с энтузиазмом человека, только что покинувшего туманы улицы Бэкер.

Холмс покачал головой с серьезным видом.

— Знаете, Ватсон, на людях, подобных мне, лежит проклятие: на все смотришь с точки зрение своей специальности, — сказал он. — Вот вы смотрите на эти разбросанные домики и восхищаетесь их красотой. Смотрю я — и единственно, что приходит мне на мысль: как уединенно они стоят и как легко тут совершить преступление.

— Господи! — вскрикнул я. — Ну, кому придет в голову мысль о преступлении, когда смотришь на эти милые, старые жилища?