Предписанное отравление - Бауэрс Дороти Страница 2

– В Шотландию, не так ли? – равнодушно спросила Дженни. – И надолго?

– Всего на две недели. Горные ручьи и немного рыбалки – просто благословение во время такой жары.

Уходя, он заметил белизну щек Кэрол. Она скручивала в трубочки опавшие лепестки роз из вазы.

– Кэрол, вы выглядите так, словно вы не в порядке.

Девушка резко покачала головой.

– Это все от жары, – коротко пояснила она. – Так всегда бывает, если солнце палит больше недели. Я в полном порядке.

Как бы в подтверждение тому что она здорова, девушка подбежала к двери и широко распахнула ее прежде, чем доктор успел это сделать.

– Ой! – маленькая пухлая горничная, стоявшая за дверью ахнула и слегка покачнулась. Фейфул изумленно взглянул на ее конфуз, вышел в холл и надел шляпу.

Он услышал гневный возглас Кэрол: «Хетти!», – и начало поспешных оправданий от провинившейся. Затем он взглядом попрощался с Дженни и вышел.

Стоя на лестничном пролете, окруженном маленькими кирпичными колоннами, доктор Фейфул несколько секунд задумчиво смотрел на знакомую дорожку к железным воротам. В разгаре июльской жары дом, тропинка и даже увядшая трава газона приобретали сонный шарм спящего кота. Несмотря на усталость, отпечатавшуюся на лице доктора, врач чувствовал и удовлетворение от проделанной работы. Он спустился по тропинке на площадь, где солнце опаляло старые кирпичи, а ряды платанов неподвижно стояли, изнывая от жары. В такой обстановке мысли о шотландских ручьях и туманах казались несбыточным миражом – настолько велика была пропасть между этим миром и тем.

Доктор привык ходить к Лакландам пешком. Его собственный дом находился всего в десяти минутах ходьбы, и если у него не было необходимости нанести еще ряд визитов, то не стоило брать машину. Сократив путь, пройдя через кладбище, он попадал практически к собственному порогу. Он любил прогуливаться, и прогулки по Минстербриджу составляли часть его досуга. Он был того типажа, что местные дамы называют «представительным мужчиной», и осознавал это.

Шесть лет назад доктор Фейфул преуспел в медицинской практике своего отца – они пять лет были партнерами и делили ее. В двадцать пять он и физически, и умственно был развит как тридцатилетний, а теперь, в тридцать восемь, у него сохранилась юношеская выправка. Он и правда прибавил в весе, а его красивое крупное лицо приобрело усталые черты, но улыбка, лидерские качества и театральные брови над сверкающими черными глазами остались без изменений и делали его самым привлекательным мужчиной в городе и силой, с которой нужно считаться. Возможно, это немного странно, но его собственный интерес к противоположному полу находился в пределах профессиональной деятельности, отчего в глазах женщин он становился еще привлекательнее. Он оставался холостяком, несмотря на все попытки спасти его от этого статуса. Хотя он и не проявлял особой привязанности к детям, но прекрасно находил к ним подход. Какой бы ни была причина этому, Том Фейфул был самым популярным врачом с лучшей практикой в Минстербридже несмотря на то, что мужское население относилось к нему безразлично, а порой и враждебно – если женское население городка начинало нетактично высказывать восхищение доктором.

В его характере была обезоруживающая прямота, которая, впрочем, не воспринималась как невоспитанность, так что отвергнутые дамы решались на вторичную атаку – отчасти из-за того, что они никак не могли поверить в то, что доктора невозможно очаровать.

Пройдя через площадь и поприветствовав одну-две мамаши с колясками, доктор пересек спортплощадку старшей школы и через никогда не закрывавшиеся ворота вошел на кладбище Св. Михаила. Здесь вы внезапно попадаете в прохладный проход, под ажурными ветками лип, среди зарослей лавра и аккуратных маленьких кипарисов, которые смотрелись так же хорошо, как и у себя дома – в средиземноморье.

На южном пороге церкви появилась фигура, которая, заметив доктора Фейфула, тут же утратила благочестие и решительно двинулась ему навстречу.

– О, доктор! – воскликнула миссис Мэкин, рослая женщина командирского вида с обильным количеством макияжа на лице. – Вы – тот самый человек, о встрече с которым я молилась!

Врач лукаво взглянул на церковную дверь.

– Значит, Святой Михаил был добр к вам.

– Ну, ну, – леди попрекнула доктора, приняв, как ей казалось, надутый вид. – Конечно, я имела в виду, что собиралась отправить вам приглашение, но мне нравится видеть людей лично и заставлять их обещать прийти. Это дает мне уверенность, что так и будет. Вечеринка в моем саду в следующую среду, вернее, через две недели. Знаете, в помощь местному отделению Лиги Наций[2]; мы надеемся, что осенью мы добудем по-настоящему хороших лекторов, которые расскажут нам о положении в мире, и попытаемся, как говорит мистер Уитли, привлечь больше людей, запустив что-то живое и интеллектуальное, что привлечет внимание и великих, и малых… Ну, понимаете, о чем я – мистер Уитли получает так мало поддержки и признания…

– Да-да, жаль, но я боюсь… – начал было доктор Фейфул.

– О, я прошу о немногом, и у нас будет отличная программа: например, поединок на теннисном корте, а также…

– Но, сударыня, простите, меня не будет… – доктор прервал ее словоизвержения.

– О, нет, вы будете! – весело объявила миссис Мэкин, повысив голос, чтобы закрепить уверенность. – Вы мне нужны для одного из ваших известных фокусов – вы же помните ваш успех в прошлом году на приеме у леди Билкокс; и это не так уж сложно, а удовольствие гостям будет доставлено огромное, а если я смогу пообещать людям такое развлечение, то это хорошо увеличит наш фонд. Ну, доктор, – ее голос опустился до хрипотцы, которую она применяла к таким импозантным жертвам, как доктор, – мы знаем, как вам нравится повторять, что вы не можете удостоить наши скромные начинания, и от этого мы еще больше желаем вашего присутствия. А на этот раз…

– Да, на этот раз, – вставил доктор, надеясь, что утверждение, с которого он начал, позволит ему высказаться. – В день вашей вечеринки меня не будет в Минстербридже. Что поделаешь, миссис Мэкин, – он развел руками, – бедный врач должен время от времени брать отпуск, и я с нетерпением дожидаюсь его. В понедельник прибудет мой заместитель, а я удалюсь. Мне жаль, что все сложилось так неудачно.

– О, но доктор, – запричитала миссис Мэкин. – Я рассчитывала на вас! Да, все неудачно сложилось. Но это же ненадолго?

– Всего две недели, – ответил Фейфул. – Спасибо за приглашение. Конечно, я был бы рад помочь, но, возможно, доктор Рили знает какие-нибудь трюки.

Он приподнял шляпу и удалился. Миссис Мэкин обескураженно хихикнула, отчасти выражая признательность за оказанное сожаление, и отчасти от разочарования. Доктор Фейфул мог бы удивиться, заметь он явно недоброжелательный взгляд, которым она окинула его на прощанье.

– Толстая кошка, – беззлобно подумал доктор и перекинулся взглядом с мраморным херувимом, разглядывавшим его из-за кустов. Доктор прошел по дорожке до западной стороны нефа и через минуту вышел с территории кладбища через ворота, над которыми свисали ветви каштана. С этой стороны стояло с полдюжины викторианских домов, выходивших прямо на тротуар. Как только доктор приблизился ко второму из них, то увидел почтальона у дверей.

– Добрый день, мистер Уолтерс, – поздоровался доктор Фейфул.

– Добрый день, сэр, – весело ответил симпатизировавший доктору Уолтерс. – Очень добрый, – и почтальон спустился с крыльца.

Доктор Фейфул тихо вошел в свой дом. Закрыв дверь, он обернулся к громоздкому деревянному почтовому ящику и открыл его. Но прежде чем он увидел или дотронулся до содержимого, его охватило острое предчувствие насчет того, что именно он обнаружит внутри.

Там было только одно письмо. Едва взглянув на него, доктор сунул его в карман и, повесив шляпу на место, поднялся наверх – вымыть руки. К тому времени, когда он спустился, не было нужды звонить к чаю – миссис Бэйтс, его суетливая, но умелая маленькая экономка, услышала, что он пришел, и принесла поднос, как только он вошел в гостиную.